По внутренним переходам и лестницам он спустился в казарму. Встречные рабы смотрели на него со страхом, иногда с сочувствием, некоторые злорадно, но никто ни о чём его не спросил. Чему, в глубине души, Гаор был даже рад. Слишком многое ему пришлось бы объяснять, причём он уже начал догадываться, что многого в этой истории сам не понимает. Или понимает неправильно.
В казарме он сразу прошёл в свою спальню, быстро разделся, осмотрел штаны и куртку, нет, не запачкано, можно в шкаф. Переобулся, взял кроссовки, пропотевшие носки, заляпанную кровью футболку, достал из тумбочки мыло, сдёрнул со спинки кровати полотенце и пошёл в умывалку. Приводить себя и одежду в порядок. Все ещё на работе, так что в умывалке свободно, и Гаор в одной раковине замочил футболку, в другой – носки, а в третьей оттёр кроссовки и стал умываться.
– Это тебя вразумляли? – сказал у него за спиной женский голос. – А ну-ка покажись.
Женщина в мужской умывалке?! Гаор изумлённо выпрямился и обернулся. Высокая черноглазая женщина в белом с завязками на спине, как у санитарок в госпитале, но без пятнышка и даже накрахмаленном халате и в белой косынке, из-под которой выбивались чёрные волосы, с властностью, напомнившей Гаору Матуху, взяла его за голову и осмотрела лицо.
– Понятно, – кивнула она. – Иди за мной.
Мать-лекариха? Наверное, так. Спорить Гаор и не думал, но всё же оглянулся на свои вещи. Она заметила и поняла его взгляд. Усмехнулась и совсем по-господски щёлкнула пальцами. В умывалку влетел щуплый остроносый мальчишка с торчащими дыбом короткими чёрными волосами. «Ещё один чистокровный в ошейнике», – невольно усмехнулся Гаор.
– Сделаешь всё, – показала женщина мальчишке на вещи Гаора.
– Ага, ага, тётя, всё как есть сделаю, – заверещал мальчишка.
Она, уже не слушая, отмахнулась от него и, взяв Гаора полицейским хватом за руку выше локтя, хотя он и не собирался сопротивляться, вывела из умывалки и провела по коридору в маленький, но вполне прилично, как он определил с первого взгляда, оборудованный медпункт.
– Что ж ты, Дамхарец, совсем поселковый? Про амбулаторию не знаешь? – укоризненно сказала женщина, усаживая его на табурет и доставая фонендоскоп.
– Знаю, – усмехнулся Гаор. – Но, что здесь есть, не знал.
– А вот теперь знай.
Она быстро и очень умело осмотрела его, определяя, как понял Гаор, возможные травмы, и удовлетворенно кивнула.
– Легко отделался, Дамхарец. Ты шофёр вроде?
– Да, – ответил Гаор. – А почему ты меня дамхарцем зовешь? Я Рыжий.
– Вас, шофёров, много, а из Дамхара ты один, – усмехнулась женщина. – А Рыжим тебя кто назвал? Хозяин? Ну, если не обижаешься, зовись Рыжим, – пожала она плечами.
Осмотрев его, она достала из маленького холодильника пакет с мелко колотым льдом и протянула ему.
– Приложи и посиди так.
– Спасибо, – ответил Гаор, прижимая пакет к подбитой скуле.
Женщина села напротив него, и он решил начать разговор.
– А почему я должен обижаться? Ну, что меня Рыжим зовут?
– А как же, – она удивлённо посмотрела на него, – тебе ж этим все время тыкают, что ты або. А тебе ничего?
– А это что, плохо? Быть аборигеном? – невинным тоном спросил Гаор. И так как она не ответила, спросил: – А тебя как зовут?
– Для тебя я Медицина, – насмешливо ответила она. – Знаешь, что это?
– Знаю, – усмехнулся Гаор.
Мягко почти беззвучно приоткрылась дверь.
– Первушка, можно к тебе? – спросил женский голос.
– Заходи, Цветик, – ответила Первушка.
Гаор сидел спиной к двери и потому увидел вошедшую только, когда она села рядом с Первушкой. И сразу узнал её. Это она лежала тогда голой на ковре в гостиной Фрегора и ждала, чем закончится спор братьев. Сейчас она была в синем с глубоким вырезом на груди платье, белом кружевном фартучке и такой же наколке на чёрных уложенных фигурным узлом волосах. Когда она села, короткая юбка платья задралась, практически полностью открывая ноги и демонстрируя отсутствие трусиков.
– Ты чего прямо в рабочем? – спросила Первушка.
– Отдыхает он, сейчас опять пойду, – спокойно ответила Цветик, разглядывая Гаора. Насмешливо улыбнулась. – Ну как, вразумили тебя? Кто бил?
– Им тоже досталось, – ответно усмехнулся Гаор.
– Дурак ты, Дамхарец, – поучающим тоном сказала Цветик, – тебя, купленного, личным шофёром сделали, а ты…
– Он Рыжим хочет зваться, – подхватила Первушка. – Хуже дурака. Чем тебе Дамхар плох?
– Ничем, – пожал плечами Гаор и честно добавил: – Мне там плохо не было. Но родился я в Аргате. Хотите по рождению звать, тогда уж аргатцем надо.
Они переглянулись.
– Не слышала я, чтоб в Аргате питомники были, – покачала головой Первушка.
Цветик засмеялась.
– Так что не ври, нас не обманешь.
– А кто вам сказал, что я рабом родился, – горько улыбнулся Гаор.
Они снова переглянулись.
– А ну, – потребовала Первушка, – покажи клеймо.
– Смотри, – Гаор, по-прежнему прижимая к лицу лёд, другой рукой раздвинул волосы надо лбом.
– Надо же, – удивились они в один голос. – Никогда не видели.
– И что это значит? – спросила Первушка.
– Я бастард, меня отец продал. Наследник в карты играл, проиграл много, вот меня и в рабы, чтоб моей ценой долг покрыть.
– И давно продали? – спросила Цветик.
– Пятый год уже.
– А до этого…?
– А до этого я свободным был, – и, не дожидаясь их вопросов, настолько они растерялись, Гаор стал рассказывать. – Окончил общевойсковое училище, воевал, работал. Что ещё?
Цветик покачала головой.
– Надо же. А чего ты тогда такой… рыжий?
– У меня мать полукровка, я в неё пошёл, – спокойно ответил Гаор.
Разумеется, ни о криушанах, ни о курешанах здесь и упоминать не стоит, они, похоже, знают о… всём этом куда меньше любого поселкового мальца. Да и… уж если говорить на нашенском нельзя, то это и вовсе запретно.
– Ну, если так, – задумчиво сказала Цветик, – раз ты по ней решил зваться, тогда понятно. А что, Первушка, нам ведь легче, мы с рождения, а когда вот так живёшь, живёшь, а тебя раз и под клеймо.
– Мне в пять поставили, – Первушка встала, забрала у него лед и стала смазывать ему скулу какой-то мазью. – До пяти ждали, думали бастардом записать, даже наверху в его крыле держали, а потом проклеймили и сюда. Ну вот, смотри, Рыжий, как получилось.
Она взяла со стола и протянула Гаору маленькое зеркальце. Гаор осмотрел лицо и даже присвистнул от удивления. Только лёгкая припухлость на пострадавшей скуле, а так… никаких следов.
– Здорово, – сказал он искренне и улыбнулся. – Спасибо.
– Носи на здоровье, – рассмеялась Первушка. – Цветик, не опоздаешь?
Цветик рассмеялась и встала.
– И правда, пора. Эх, был бы ты чёрным, родила бы от тебя. А так…
– Ну, так что? – Первушка убирала в холодильник пакет и в шкаф тюбик с мазью. – Поговорить с Самим? Или ты сама?
Цветик насмешливо сверху вниз посмотрела на Гаора.
– Ну как, Рыжий? Если в отдельной постели на всю ночь, тогда иди к Мажордому, кланяйся да проси.
– Ему Сам не разрешит, даст какую-нибудь из купленных, – возразила Первушка, – да и тебе ещё рожать надо.
– Щупик есть, и ладно, – отмахнулась Цветик. – Ну, Рыжий?
Гаор легко встал, твёрдо и насмешливо посмотрел ей в глаза.
– Если хочешь, мы и сами договоримся, мне тут ни советов, ни разрешений не нужно.
– Ух ты, смелый какой, – рассмеялась Цветик. – А не боишься, что твой хозяин узнает? Он ведь тоже… мной лакомится.
– Была бы ты согласна, – ответно усмехнулся Гаор, – а не хочешь, так и не надо.
Глядя ему в глаза, Цветик приоткрыла рот и медленно облизала губы, качнула бёдрами. Гаор шагнул к ней, и она, рассмеявшись, выскочила из кабинета, плотно прихлопнув за собой дверь. Рассмеялась и Первушка.
– Всё, иди, Рыжий. И Огонь благодари, что этим обошлось.
– А что могло быть? – с интересом спросил Гаор.
