Казалось, еще секунда, и глаза у Пьемура выскочат из орбит.

– Ты бежала? – голос его сорвался. – Наперегонки с Нитями?

– И при этом изодрала в клочья не только подметки, но и собственные ступни.

Больше поговорить не удалось – они стояли на пороге зала. Не успели глаза у Менолли привыкнуть к царившему в огромном помещении полумраку, как ей уже было велено не торчать у входа, а быстренько шагать вперед – мастер ненавидел копуш.

– Извините, учитель, но только Менолли повредила ноги, убегая от Нитей, – изрек Пьемур с таким видом, как будто давным-давно знал об этом случае. – А вообще-то она не копуша.

Наконец Менолли разглядела бочкообразного толстяка, восседавшего за массивным письменным столом прямо напротив входа.

– Тогда иди, как можешь. Понятно, что девица, убежавшая от Нитей, не может быть копушей. – Его голос, плывущий из темноты, звучал сочно и округло, <р> он произносил раскатисто, а гласные выпевал чисто и протяжно.

В открытую дверь ворвалась стайка ящериц, и мастер, приподняв тяжелые веки, с деланным недоумением воззрился на Менолли.

– Пьемур! – От одного этого возгласа мальчуган застыл на месте. Увидев, что Менолли ошеломила его громкость, он лукаво ухмыльнулся ей исподтишка. – Ты что же, не передал ей мою просьбу? Я, кажется, сказал, чтобы эти существа здесь не показывались?

– Они повсюду сопровождают ее, мастер Шоганар. И она обещала, что велит им сидеть смирно.

Мастер Шоганар повернул массивную голову и смерил Менолли взглядом из-под тяжелых век.

– Ну так вели!

Менолли сняла с плеча Красотку и приказала ей вместе с остальными устроиться где-нибудь и помалкивать.

– И чтобы ни единого звука, пока я вам не позволю, – строго добавила она.

– Что ж, – заметил мастер Шоганар, слегка повернув голову, чтобы оценить результат, – отрадное зрелище на фоне того непослушания, которое мне изо дня в день приходится наблюдать. – Прищурившись, он в упор посмотрел на Пьемура, который имел неосторожность дерзко хихикнуть, но встретившись глазами с мастером Шоганаром, постарался изобразить на лице невинное выражение. – Вот что, Пьемур, я уже насмотрелся на твою нахальную физиономию и развязные манеры. Ступай-ка вон!

– Слушаюсь, учитель, – бодро ответил Пьемур и, повернувшись на каблуках, вприпрыжку зашагал к двери. Выходя, он на миг замешкался, чтобы ободряюще помахать Менолли рукой, а потом помчался вниз по лестнице.

– Негодник! – с притворной свирепостью рявкнул мастер, сделав девочке знак сесть на табурет. – Мне стало известно, Менолли, что Петирон провел последние годы своей жизни в вашем холде, где исполнял обязанности арфиста.

Девочка кивнула – ей стало как-то спокойнее от того, что мастер неожиданно обратился к ней по имени.

– И он учил тебя играть и разбираться в теории музыки?

Менолли снова кивнула.

– Что мастер Домис и мастер Моршал и проверили сегодня. – Девочку внезапно насторожила легкая насмешка в его тоне, и она уже более внимательно смотрела, как он покачивает тяжелой головой, думая о чем-то своем. – А теперь скажи, потрудился ли Петирон, – его густой бас вдруг грозно зарокотал, так что Менолли на миг показалось, что она неверно оценила этого человека и он, как и ехидный Домис и брюзга Моршал, заранее настроен против нее, – …вернее, отважился ли он научить тебя пользоваться голосом?

– Нет, мой господин. По крайней мере, я так не думаю. Мы… мы просто пели вместе.

– То-то! – Огромная ладонь мастера Шоганара с такой силой обрушилась на письменный стал, что песок взметнулся столбом. – Вы просто пели вместе. Так же, как ты пела вместе со своими файрами?

Ее питомцы вопросительно чирикнули.

– Молчать! – рявкнул он, снова грохнув ладонью по столу.

Менолли мимолетно удивилась: несмотря на то, что поведение мастера Шоганара испугало ее, файры прижали крылья и затихли.

– Ну так что?

– Вы хотите знать, пела ли я с ними? Да, пела.

– Так же, как раньше пела с Петироном?

– Да, пожалуй, – только раньше мелодию вел Петирон, а я подпевала, а теперь они подпевают мне.

– Это не совсем то, что я имел в виду. А теперь я хочу, чтобы ты спела для меня.

– А что петь, мой господин? – спросила она, потянувшись за висевшей за плечом гитарой.

– Нет-нет, – он нетерпеливо замахал руками, – только без этой штуки. Я хочу слышать пение, а не концертный номер. Для меня важен голос, а не то, как ты скрываешь несовершенство вокала мелодичными аккордами и затейливой гармонией… Ведь именно голосом мы общаемся друг с другом, голос произносит слова, которыми мы хотим произвести впечатление на окружающих, голос вызывает эмоциональный отклик: слезы, смех, раздумья. Голос – вот самый важный, самый сложный, самый удивительный из инструментов. И если ты не умеешь пользоваться голосом правильно и с толком, то лучше тебе вернуться в свой захолустный холд.

Менолли так зачаровало богатство и разнообразие его интонаций, что она даже не обратила внимание на смысл сказанного.

– Ну? – требовательно спросил он.

Менолли заморгала и судорожно вздохнула, запоздало поняв, что он ждет ее пения.

– Да не так! Вот дуреха! Дышать нужно вот отсюда, – он положил растопыренную ладонь на бочкообразный живот, там где полагалось быть диафрагме, и нажал, так что давление ясно ощущалось в выходившем изо рта голосе. – Вдыхаешь через нос, вот так… – Он вдохнул, но его массивная грудь почти не шевельнулась. – Воздух идет через дыхательное горло, – продолжал он на той же ноте, – и в живот, – голос понизился сразу на целую октаву. – Правильно дышать – значит дышать животом!

Менолли набрала воздуха, как ей было показано, и снова выдохнула: она по-прежнему не знала, что петь.

– Клянусь холдом, который нас защищает, – он воздел глаза и руки, как будто искал утешения у бесплотного воздуха, – эта девица сведет меня с ума… Пой же, Менолли, пой!

Менолли с радостью спела бы, но перед тем, как начать ей хотелось столько сказать, а если нельзя, то хотя бы подумать, что же лучше спеть.

Она снова быстро вдохнула, почувствовала, что сидя петь неудобно, не спрашивая разрешения, встала и начала ту же песню, которую утром пели школяры. Сначала у нее мелькнула мысль: сейчас я ему покажу, что не он один умеет наполнять воздух оглушительными звуками, но потом, вспомнив брошенный вскользь совет Петирона, передумала и постаралась петь не столько громко, сколько выразительно.

Шоганар внимательно глядел на нее.

Вот последняя нота замерла вдали – как будто певец закончил песню и ушел, и Менолли без сил рухнула на табурет. Ее трясло. Как только она кончила петь, вернулась тупая дергающая боль в ногах.

Мастер Шоганар продолжал сидеть молча, его многочисленные подбородки опустились на грудь Потом, так и не шевельнув пальцем, он откинулся назад и пристально взглянул на девочку из-под кустистых темных бровей.

– Так, говоришь, Петирон никогда не учил тебя пользоваться голосом?

– Так, как вы – нет, – для наглядности Менолли прижала ладони к плоскому животу. – Он всегда говорил, что петь нужно сердцем и нутром. Я могу петь еще громче, – на всякий случай добавила она, опасаясь, что не угодила Шоганару.

Он только рукой махнул.

– Велика хитрость. Орать любой дурак умеет. Даже наш Камо. А вот петь он не может.

– Петирон часто говорил: если петь громко, то слышен только шум, а не голос и не сама песня.

– Да ну? Это он тебе сказал? Мои слова! Мои собственные слова! Значит, все-таки он меня слушал, – отметил Шоганар и тихо добавил, обращаясь к самому себе: – Петирон был достаточно умен, чтобы понимать пределы своих возможностей.

Менолли промолчала, но все в ней вознегодовало. Зато с оконного карниза послышалось шипение Красотки; Крепыш с Нырком вторили ей со своих мест. Мастер Шоганар поднял голову и с легким недоумением воззрился на файров.

– Вот оно что! – Он перевел взгляд на Менолли. – Эти прелестные создания выражают чувства своей хозяйки? А ты любила Петирона и не желаешь слушать о нем ничего дурного? – Он слегка подался вперед и погрозил ей пальцем. – Запомни, бегунья Менолли: у каждого из нас есть свой предел, и мудр тот, кто его осознает. Вот что я имел в виду, – он снова откинулся в кресле, – совершенно не желая обидеть покойного Петирона. Для меня это похвала. – Он склонил голову на бок. – А для тебя – большая удача. Петирону хватило разума не портить твой голос, а подождать, пока твоим вокальным образованием займусь я. Так, шлифуя и доводя до совершенства то, что заложено самой природой, мы получим… – левая бровь мастера Шоганара, изогнувшись, поползла вверх, правая же оставалась неподвижной; зачарованная столь искусной мимикой, Менолли не спускала с него глаз, – …получим хорошо поставленный, безупречный певческий голос. – Мастер громко выдохнул.