— Генри, а я — нужный человек?
— Ну конечно, нужный, — с энтузиазмом откликнулся Морган. — Уверен, что и сам Дрейк увидел бы это сразу. А во мне сэр Фрэнсис увидел лучшего ученика. Так что, когда он погиб, я сразу стал первым человеком и на Джемейке, и во всем флибустьерском космосе.
— Понятно, — сказал Язон. — Интересная история. В чем-то даже поучительная. Ваша жажда власти, ваша смелость и сила, упорство, целеустремленность, умение сражаться — все это достойно уважения, Генри. Но я все равно не понимаю, зачем убивать тех, кто заведомо слабее, тех, кто безоружен и вообще беззащитен?
— Хороший вопрос! — обрадовался Морган в своей излюбленной манере. — А зачем, например, ты пьешь спиртное и куришь сигареты? Ведь это вроде бы тоже нехорошо! А? Но как приятно!
— Ах вот оно что... — Язон даже растерялся на какое-то мгновение от столь неожиданного ответа..
— Именно, именно! Пойми ты наконец, Великий Игрок и Великий Звездный Романтик, — вот тебе еще одно прозвище! Перестань закрывать глаза на одну из элементарнейших истин: убивать — это удовольствие. Может, не для всех, но для абсолютного большинства людей. Так было во все века, во все тысячелетия, во всех мирах. А иначе почему проливалось всегда так много человеческой крови? Люди, в подавляющем большинстве своем, никогда не делали того, что им неприятно. И убивали они тоже с радостью. Пойми, Язон, убийство — высшее наслаждение. Много выше пьянства, обжорства и любовных утех, сравнимое разве с удовольствием, которое доставляют власть и слава. И точно так же, как детям недоступны радости алкогольной эйфории или плотской любви, так и вам, глупым, не доступна радость причинения боли и наслаждение от красивого убийства.
Паранойя со всей очевидностью прогрессировала, и Язон, убоявшись неадекватной реакции со своей стороны, спросил, нельзя ли выпить чегонибудь, коль уж об этом зашла речь.
— Отчего же! У нас все можно, — отозвался Морган с охотою. — Наслышан, что ты предпочитаешь виски. Пожалуйста, и виски найдем. Или уж ты решил, что я сейчас налью тебе стакан теплой крови?
«Ишь ты, зараза, даже чувства юмора не теряет, — мелькнуло в голове у Язона. — Одержимость бредовыми идеями и самоирония — такое не часто встретишь вместе!» От этого сделалось еще тревожнее: перед ним сидел не просто злодей — настоящий злой гений.
А виски оказалось прекрасным.
— Ну что? Как говорит наш друг Гроншик с Радома, фуфла не держим, правильно? — самодовольно проговорил Морган. — Твое здоровье, нужный человек Язон.
— Спасибо, — только и осталось сказать в ответ, потому что пить за здоровье флибустьера даже из вежливости в этот момент не хотелось.
— Знаю, о чем ты подумал, Язон. — Морган поставил стакан на пульт управления и резко повернулся к собеседнику. — Ты решил, что я сумасшедший. Мало того, собрал вокруг себя таких же психов. И значит, нас надо не побеждать, а лечить. Созывать со всей Галактики врачей-психиатров на консилиум, а потом из распылителей поливать планету Джемейку какой-нибудь суперсовременной дрянью, которую едва вдохнешь — сразу превращаешься из козлища в агнца. Я угадал?
— Нет.
— Да ладно тебе, Язон. Не надо нас лечить. Тем более ты не врач, а просто игрок. Благородный жулик, летающий с планеты на планету и делающий одних счастливыми, других — несчастными. Мы занимаемся примерно тем же самым. Только намного масштабнее и откровеннее, потому что чувствуем себя по-настоящему свободными. От всех ваших предрассудков и глупых законов. Ты это поймешь, Язон. Быть может, не сразу. Но ты поймешь, как сладостна свобода. Полная свобода. Вот единственное новое в том, что я тебе говорю. А про убийства... Мои идеи стары, как Вселенная. Я тут на авторство не претендую. И повторяю еще раз: почти всем людям нравится убивать. Особенно сильным мира сего. Ты понимаешь, о ком я. Властители планет, официальные и неофициальные, президенты, короли, банкиры, промышленники, начальники спецслужб, наместники, верховные судьи, главы многочисленных межзвездных и общегалактических организаций, тайных и открытых, — вся эта нечисть, возомнившая, что имеет право решать за других.
Они тоже любят убивать. Сильнее всего на свете, но тайком. Они не признаются в своей страсти никому, потому что стыдятся ее, и это омерзительно! А я человек открытый. Что естественно, то не стыдно. Это мое глубокое убеждение. Я свободен от того, что вы называете совестью, и честно говорю всем: убийство — радость. Убивайте, друзья, если хочется! Убивайте, пока не убили вас. Вот и все. Чувствуешь, как это красиво и просто? За флибустьерами — будущее.
Теперь было уже не страшно. Больше того — не интересно. Ведь даже от объявления смертного приговора ужасаешься лишь однажды. А если судья-маразматик зачитывает его по третьему разу, приговоренный может начать позевывать. Нечто подобное и произошло с Язоном.
— Ну ладно, считай, ты убедил меня, — примирительно сказал он, возвращаясь к своей первоначальной роли — человека без принципов, готового работать на кого угодно.
Зевать не зевал, но очень спокойно, даже лениво плеснул себе еще стакашку доброго виски.
— Э нет, Язон, — Морган не принял эту игру всерьез, — я буду считать, что убедил тебя, когда своими глазами увижу, как ты с удовольствием угрохаешь парочку-другую ни на что не годных человечков.
Язон не успел ответить, потому что дверь вдруг распахнулась, словно от удара, и в рубку ввалился давешний Джо Монбар, только теперь уже без мешка денег, а просто с красной рожей и диким взглядом мутных годубоватых глаз.
— Что случилось? — строго спросил Морган.
Вместо ответа Монбар в ужасе выдохнул, уставившись на Язона:
— Он уже здесь!
— Кто? — не понял Морган.
— Ваш разлюбезный Язон динАльт. А впрочем, может, оно и к лучшему. Пусть все слышит. Быстрее покончим.
— Что с тобой, Джо? О чем ты говоришь? Ты пьян? — В голосе Моргана появился откровенный испуг.
— Я не пьян, сэр. Я выпил самую малость. Полпинты рому, ну, может, три четверти, это самое большее. Выслушайте, сэр. Я сейчас видел ее. Она
— ведьма.
— Монбар, — сказал капитан строго, — если ты не удалишься сам, мне придется попросить бойцов, чтобы они тебя отсюда вынесли.
