Дух в маске же погрузился в раздумья. Колдун терпеливо ждал, и с губ его не сходила загадочная полуулыбка.
– Прежде чем я дам свой ответ, мне хотелось бы своими глазами увидеть Чешую, если это возможно.
Речь духа была безукоризненно вежливой – должно быть, только поэтому на лице колдуна не отразилось ни следа нетерпения. Он встал из-за стола, подошёл к невысокому комоду, который стоял в самом дальнем углу шатра, и достал оттуда небольшую круглую шкатулку. Когда колдун подошёл к духам почти вплотную, Сан сумел разглядеть на шкатулке искусно выполненную резьбу, изображающую дракона, который резвился среди густых облаков.
Ни замка, ни крышки у шкатулки не было. Однако стоило только колдуну провести над ней раскрытой ладонью, как шкатулка тут же открылась.
И все ёкай замерли от восхищения.
Одноглазый не соврал – Чешуи у этого колдуна и впрямь было столько, что оставалось загадкой, откуда он добыл столько и оставил ли что-то самому Сэйрю. Она сверкала так ярко, что хотелось тут же зажмуриться. И в то же время от неё невозможно было отвести взгляд – хотелось смотреть на неё, превозмогая боль в глазах, чтобы впитать в себя тот невероятный и чудодейственный свет, который она источала.
Ничего прекраснее в своей жизни Сан не видел и – он почему-то не сомневался в этом – никогда больше не увидит. Когда колдун закрыл крышку шкатулки, и свет Чешуи померк, Сан едва сдержался, чтобы не застонать от охватившего его разочарования.
Даже недоверчивого духа в маске блеск Чешуи впечатлил настолько, что он тут же согласиться приняться за работу. Одноглазый возликовал. Улыбка колдуна стала шире, и он протянул им два листа бумаги, на котором попросил поставить свою подпись.
– Если не хотите называть своё имя, достаточно просто оставить на нём каплю крови, – добавил колдун, видя, что духи снова сомневаются.
По всему выходило, что этому человеку уже доводилось иметь дело с духами. Мало кто из людей знал, что свои настоящие имена ёкай сообщали только самым близким. Остальные знали их под многочисленными прозвищами, которые часто менялись от случая к случаю.
– А что же ваш третий друг? – вдруг произнёс колдун, глядя прямо на Сана. – Разве он не хочет получить эту работу?
– Какой ещё третий друг? – принялись озираться духи. – Мы вдвоём пришли!
Тут уж Сан понял, что дальше скрываться смысла не было, и потому он сделался видимым. Ёкай переполошились на накинулись на него:
– Ах ты, проходимец!
– Да как ты посмел увязаться за нами?!
– Ну будет вам, – колдун поднял руки в примирительном жесте и поманил Сана к столу. – Жадничать ни к чему, волшебной Чешуи у меня хватит на всех…
– И ты подписал договор? – спросила Уми, когда Сан закончил рассказ.
Дух понуро закивал.
– А что мне оставалось делать? Я чувствовал, что этот колдун так просто нас не отпустил бы – особенно после того, когда мы столько узнали и о Чешуе, и об их планах. К тому же, она так сверкала… Владыка свидетель, стоит мне только закрыть глаза, как я снова вижу отблески её сияния! Даже ты не удержалась бы, если бы увидела Чешую!
Уми в этом сильно сомневалась, но спорить с духом она не стала. Она задумчиво почесала правое предплечье через рукав.
– Если тебе настолько не понравилась та работа, которую тебе поручили в балагане, разве ты не мог сбежать?
– Мог, но в этом случае мой договор был бы сразу же расторгнут. И о Чешуе мне пришлось бы забыть навсегда – тот колдуна сказал, что во второй раз они таких беглецов не нанимают, – вздохнул Сан. – Да и, честно сказать, бежать-то мне было и некуда…
Не закончив свою мысль, Сан обречённо махнул когтистой лапкой: мол, об этом и упоминать не стоит. Допытываться, в чём было дело, Уми не стала. Ситуация и впрямь вышла некрасивой, с какой стороны ни глянь. Да, она поймала Косого Эйкити за жульничеством, но доказать этого Уми всё равно не могла – кроме неё Сана никто не видел! Да и сам ёкай теперь оказался в подвешенном состоянии: вернуться в балаган он уже не сможет, как и к себе домой.
Придя к решению, Уми, постаравшись скрыть неловкость за кашлем, проговорила:
– Раз уж так всё сложилось, то можешь какое-то время пожить в моём доме.
Чешуйчатая мордочка Сана просияла. Его отливавшие красным глаза ярко заблестели.
– Но с условием, – поспешила добавить Уми, – никому не мешать и не пакостить. А, и ещё не воровать еду с кухни. Голодным ты не останешься, но будешь есть вместе со всеми. Это понятно?
Ёкай закивал, всё ещё сияя, как праздничный бумажный фонарик.
За разговорами они и не заметили, как добрались до моста, который соединял портовый квартал с Отмелью – так в народе называли район Тюсю, где жила Уми. Это и впрямь была длинная отмель, омываемая со всех сторон водами реки Ито. Застраиваться она начала не так уж давно: бабушка Абэ как-то рассказывала Уми, что ещё тридцать лет назад на Отмели ничего больше не было, кроме реденького соснового леска, небольшого причала да покосившегося от старости святилища, которое сохранилось до сих пор.
Теперь же Отмель была самым дорогим кварталом Ганрю, где селились самые обеспеченные и влиятельные люди со всей восточной провинции Тосан – в том числе был и градоправитель Ганрю, и отец Уми, глава клана Аосаки.
Возле моста было гораздо оживлённее, чем в глубине квартала, и потому Уми пришлось соблюдать большую осторожность при беседе с ёкай, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания.
Они с Саном поднялись на мост и, держась на расстоянии от лоточников, которые, несмотря на ранний час, уже начали расставлять свои тележки вдоль перил моста и раскладывать на циновках товар.
– Ты говорил, что раньше жил на горе Риндзё, – начала Уми, намеренно стараясь не глядеть на Сана. – Почему же ты не можешь укрыться там? Вряд ли твои наниматели из балагана будут искать тебя по всем окрестным лесам.
Сан замялся, и Уми поняла, что он чего-то недоговаривает. Дух отмалчивался до тех пор, пока не наткнулся на испытующий взгляд Уми.
Осознав, что дольше увиливать от ответа он не сможет, ёкай тяжело вздохнул и признался:
– Видишь ли… С неделю назад через ту поляну, где я раньше жил, проходил странствующий монах, ну и…
– Что, неужели освятил её? – предположила Уми, когда Сан сконфуженно замолчал.
Судя по тому, как голова Сана опустилась ещё ниже, догадка Уми оказалась верна. По-видимому, Сан оказался не таким уж сильным духом, раз не сумел противостоять молитвам священника, призванным изгнать злых духов. По всему выходило, что он сможет вернуться на гору Риндзё только спустя какое-то время – может, через несколько дней, а может, и недель.
– Так ты поэтому ушёл в город? Чтобы спрятаться? – уточнила Уми.
Ёкай закивал.
– Я и сам знаю, что слабак, каких ещё поискать, – пробормотал он. – Но я обещаю, что не доставлю тебе хлопот!
Уми очень на это надеялась, хоть и не стала говорить об этом вслух.
Чтобы сгладить возникшую вдруг неловкость, Уми решила задать Сану ещё один вопрос.
– А тот колдун из балагана… Ты ведь так и не назвал его имени. Он вам не представился?
При упоминании о колдуне ящериная мордочка Сана скривилась, словно ему под нос подсунули тухлую рыбину.
– Он особо и не скрывает своё имя – видать, ненастоящее оно, – хмыкнул ёкай. – Он представился нам как Рюити Араки.
Уми нахмурилась. Это имя она слышала впервые. Никто из членов клана Аосаки или посетителей игорного дома, к чьим разговорам Уми часто прислушивалась, ни разу не упоминал такого человека. Но это ещё ни о чём не говорило – наверняка что-то могло ускользнуть от её внимания.
Задумавшись, она снова принялась чесать правое предплечье, которое уже чуть ли не горело огнём под тонким рукавом летнего кимоно. Уми понимала, что, расчёсывая руку, делает себе только хуже, но остановиться не могла, пока это приносило пускай и временное, но облегчение. Должно быть, накануне вечером её покусала мошкара – обычно так зудели только укусы насекомых. Но задрать рукав на улице и посмотреть, было ли у неё что-то на руке, Уми не могла: народу на мосту было достаточно много, и её действия сочли бы неприличными. Поэтому ей только и оставалось, что терпеть до дома.