Наш полет прошел в обоюдном молчании. Особенно по утрам, когда все центры восприятия еще разбалансированы, крайне лениво ворочать языком по-французски.

Поэтому, как только стюардесса проиграла спектакль, посвященный технике безопасности, я решила прикинуться спящей красавицей, эта роль всегда была беспроигрышной. Лори решил посвятить драгоценные свободные часы чтению. Вот уже несколько месяцев он безуспешно пытался осилить диалог Поля Валери.

Застряв на двадцатой странице, в своем чтении он продвигался примерно со скоростью предложение в минуту. Но тут у него в распоряжении было целых полтора часа полета до Цюриха плюс два с половиной – до Стамбула, итого он претендовал на двести сорок фраз. Но нужно еще учесть перерыв на завтрак. Когда подадут шампанское и оно нежно вступит в альянс с омлетом и беконом, Полю Валери придется покоиться в резиновом сеточном кармашке, что на спинке кресла спереди сидящего пассажира. А после окончания завтрака, минут через десять, начнется посадка. Читать при посадке с приглушенным светом будет крайне неудобно, возможно только ожидать, стиснув зубы, когда же эта железная машина приземлится.

Муж никогда не читал русских авторов. Однажды я долго думала, какую книгу преподнести ему в подарок. Зная, что он не выносит скучных любовных мелодрам, а поверить, что Федор Михайлович достучится до заядлого атеиста, было абсолютным легкомыслием, оставалось подобрать что-нибудь этакое, из ряда вон выходящее, интригующее. Лори однозначно проникнулся бы симпатией к Остапу Бендеру, но мне вовсе не хотелось, чтобы он молниеносно принялся воплощать в жизнь «бендеровские», пусть и гениальные, «идеи фикс». Мой выбор остановился на Булгакове; таинственно, лирично и фантастично. Но после одного случая я была вынуждена отказаться от мыслей знакомить мужа с Маргаритой.

Однажды на парижской вечеринке у меня завязалась светская беседа с одним сценаристом. Паскаль был неоднократно удостоен за свои сценарии премии «Сезар», что в мире французского кино, исключая Пальмовую ветвь Каннского фестиваля, самая почетная награда. Правда, я не видела ни одного поставленного по его сценарию фильма, но изможденные бессонными ночами выпуклые глаза и немытая сальная грива Паскаля, бесспорно, подтверждали его трудолюбие. Паскаль поинтересовался, какого происхождения мой акцент, и, получив удовлетворяющий своим догадкам ответ, обрушился на меня с вопросом: «А что вы думаете о Булгакове?» – при этом его темные потухшие глаза запылали небывалым блеском. Паскаль прочел «Мастера и Маргариту» восемь раз, но так и не понял, о чем же эта книга. Он просил меня поведать в деталях, что хотел сказать автор. Как можно объяснить вспыльчивому и самоуверенному, усыпленному своим успехом сценаристу французских комедий всю тонкость построения невидимой паутины этого шедевра?!

– Это просто фантастика вперемешку с мистикой, – смеясь, пыталась отделаться я, – не стоит относиться к этому произведению всерьез, там царит воображение автора, что-то наподобие «Черного квадрата» Малевича, сложно уловить какой-либо смысл.

От такого ответа у Паскаля его радостное возбуждение сменилось тревогой, он поспешно прикурил свою сигару и принялся задумчиво изучать сине-багровую дымчатую спираль.

– Неужели там нет какого-то тайного послания, может быть, это просто шифровка, как некоторые произведения И. С. Баха – суть воплощение наиточнейших химических формул? – не успокаивался Паскаль.

– Да, вполне может быть, ведь Булгаков был медиком или медиумом, как вам больше нравится, – не сдержалась я по своей глупости.

– Ну уж позвольте! Неужели и вы верите во всю эту чепуху, запись под диктовку духов, вызванных какими-то полусумасшедшими, и всякий прочий бред?!

«Ну все, попалась, детка», – подумала про себя я, опять ввязалась в бесполезный разговор, а Паскаль тем временем набирал обороты.

– Столько наплодили в наши дни литературы низкого пошиба с эзотерическим налетом, я бы просто открыл фонд по ликвидации этой писанины!

– Вы очень точно подметили низкую степень качества этих незамысловатых книжиц. Французы, по статистике, тратят около двух миллиардов франков в год на всевозможных гадалок, экстрасенсов, я уже не говорю об организованных турах в Африку для провидения вуду-ритуалов. Не так давно я обнаружила в настольной урне кабинета своего мужа странное письмо. У меня нет привычки лазать по помойкам, но любопытство взяло верх. Невозможно было не заметить выделенные ярким маркером слова «твоя жена», повторяющиеся в каждом предложении. Письмо бывшей любовницы сообщало, что не будет нам семейного счастья, так как все уже сделано должным образом где-то в Кении. В письме приводились занятные примеры тех несчастий, которые могут произойти с нами и с людьми около нас, если муж немедленно не покинет меня.

– И что же, что-нибудь случилось? – с неподдельным интересом продолжал мой собеседник.

– Кое-что уже происходит… – задумчиво ответила я.

На этой фразе на лбу у Паскаля выступил пот. Он нервно почесал нос, после устранил со лба отработанным жестом налипающие пряди волос и протянул мне свою визитку со словами:

– Извините, пожалуйста, там подошли мои знакомые, и я обязан с ними переговорить, но мы еще непременно увидимся.

– Да, возможно, – приглушенно ответила я.

Почему же эти несчастные люди испытывают такой страх при приближении отголосков так называемой ими «черной магии», а о существовании чего-то противоположного черному, то есть белого, и слышать ничего не хотят.

Наш самолет шел на посадку. Лори аккуратно зашпилил свой ремень безопасности и заботливо проверил, застегнут ли мой.

В аэропорту в Стамбуле нас встречал шофер с именной табличкой. Гостиница оказалась удалена от исторического центра. Было очень душно, и мы поспешили включить кондиционер в номере. Ужинать пришлось в отеле, поблизости не было ни одного ресторана, сплошь унылые жилые многоэтажки. Прогулка по кварталам «нового Стамбула» напоминала путь Сталкера из одноименного фильма Андрея Тарковского. Ни одной души, только одинокие стаи бездомных собак со странными номерными бирками, висящими на пробитых ушах, обнюхивали пустые мусорные контейнеры. Животные казались обреченными на голодную смерть заключенными в плену новостроек. Одно маленькое, похожее на облезлую лисицу существо лакало мутную пыльную воду из лужи, и мне вдруг вспомнилась одна суфийская притча:

Некогда один мудрец предсказал, что придет день, когда вся вода в мире, кроме той, что будет специально собрана, пропадет. Затем на смену ей придет другая вода, но каждый, кто будет пить ее, сойдет с ума.

Лишь один человек воспринял пророчество всерьез и начал делать запасы воды. Но наступил предсказанный день. И опустели все водоемы, а тот, кто послушался мудреца, пил воду из своих запасов.

А затем водоемы и колодцы вновь наполнились водой, и люди жадно пили эту воду и все как один сошли с ума. Но тот, кто послушался мудреца, по-прежнему пил воду только из своих запасов и сохранил разум.

И остался он единственным разумным среди безумцев.

И поэтому безумным назвали его.

И тогда он вылил на землю свои запасы настоящей, старой воды. И выпил он воды новой и лишился разума.

И безумцы решили, что он обрел разум…

Три съемочных дня слились воедино. Рабочий день начинался в семь утра и заканчивался после восьми вечера, когда вовсе не оставалось сил на прогулочные вылазки.

Лоран за эти дни успел пройтись по городскому рынку, покурить кальян и посидеть вдоволь у бассейна на крыше гостиницы. Директор съемочной группы предложил забронировать для нас отель на побережье. Изначально мы собирались посетить элитный курортный городок Бодрум, но все гостиницы Бодрума оказались переполнены, и нам ничего не оставалось, как согласиться провести неделю в Анталии.