– Да зачем это?

– Видимо, – ответил ангел, – подобный подход одобрен сознанием RCP-кластеров. Все-таки карма – универсальный космический закон. Зачем уничтожать человечество, если можно заставить его самовыпилиться?

В этот раз я не понял ни слова. Вообще и совсем – словно ангел заговорил со мной на небесном языке. Или привел какие-то древние аргументы, внятные лишь богам и жителям рая.

– Твои слова мутны и загадочны, – сказал я. – Господин велел мне сразиться с тобой. Я постигну истину, если сумею тебя победить.

– Да, – ответил Ломас, – если истина, о которой ты говоришь – небытие, ты ее постигнешь. И все остальные вместе с тобой. Ты понимаешь, какая ответственность на твоих плечах?

Я засмеялся – несколько делано, но громко.

– Господин сказал, ты наведешь на меня морок. Прикинешься другом. Заставишь поверить, будто нас связывает общая цель. И это все, на что ты способен? Я не верю тебе, однокрылый.

Ломас посмотрел на меня огненным взором, и я ощутил его ангельскую силу и славу. Возможно, он мог убить одним взглядом. Но нельзя было показывать врагу страх.

– Господин предупредил, что ты нападешь одновременно снаружи и изнутри, – сказал я. – Твое «изнутри» я уже видел. А на что ты способен снаружи?

– Очень жалко, что дошло до этого, – отозвался ангел. – Но хоть твой Порфирий действительно император в симуляции, у корпорации «TRANSHUMANISM INC.» есть власть куда более высокого уровня. Даже здесь. Сейчас я ее покажу.

Я понял его слова в том смысле, что никакая земная сила не устоит перед небесной. Ангел практически слово в слово повторял христиан. Это, впрочем, было неудивительно – все подобные рассуждения родом из Иудеи.

– Покажи, на что ты способен, – повторил я.

В руках ангела вспыхнуло зеленое пламя, и я увидел огненный меч. Само по себе это уже не казалось мне удивительным, но между моим оружием и пламенем в руках ангела было отличие.

У ангельского оружия дополнительно имелась как бы германская гарда, расходящаяся в стороны двумя отростками. Над ней тоже плясал зеленый огонь. Возможно, это дополнение позволяло ангелу выполнять какие-то особые приемы, так что следовало быть настороже.

Ломас сделал выпад, и я отбил его меч своим. Затем я рубанул его сверху, и он довольно искусно закрылся.

Это не было похоже на фехтование сталью. Сталкиваясь, два огненных лезвия гудели сильнее, и я чувствовал упругое сопротивление, словно пытался натянуть тетиву скорпиона палкой. Мне казалось, что красное и зеленое пламя не касаются друг друга – между ними оставался крохотный воздушный зазор, и адский гул, так смущавший мою душу, особенно громко звучал там.

Мы обменялись еще несколькими ударами. Ангел отражал мои атаки без труда – а затем я понял, что он имел в виду, угрожая своей властью над мирозданием.

Стало ясно, что его не сковывают обязательные для меня земные законы. Сперва он висел над землей, но потом начал подниматься выше и выше, и скоро его удары уже обрушивались на меня из зенита. Теперь он, как Юпитер, метал свою зеленую молнию с небес.

Отбивать его выпады стало опасно из-за их растущей силы, и я начал просто уворачиваться, отскакивая в сторону. Это получалось, потому что ангел двигался не особо быстро, опасаясь, должно быть, врезаться в землю. Скоро он увидел, что не добьется успеха этим способом, и опять спустился на мостовую перед храмом.

Сражаясь, мы приблизились к двери Телестериона. Несколько секунд я отбивал атаки ангела, прижавшись спиной к двери святилища, а потом он каким-то образом зажал мое красное пламя между зелеными огнями своего лезвия и гарды.

Вот он, его тайный прием.

Я почувствовал, что меч выворачивается из моих рук. Адское пение стало громче, мы оба удвоили усилия, и два скрещенных пламени приблизились к моему лицу. Я ощутил электрическое дыхание огня на своей коже – и, когда напряжение всех сил достигло предела, с моим лицом начало твориться что-то жуткое.

Казалось, сила близкого пламени разрушает его. Огонь словно бы плавил надетую на меня маску, выявляя спрятанное под ней. Это было нестерпимо больно. Я закричал, но не выпустил меч.

– Я верну тебя в чувство, – прошептал ангел.

Лицо его исказилось – ясно было, что борьба дается ему нелегко. Мое лицо дымилось, я кричал от боли, но не сдавался. И тогда за спиной ангела появился Порфирий с топором в руках.

– Маркус! – воззвал он. – Только добро!

Я понял наконец его слова. Моя левая рука поползла вниз по рукоятке, нащупала торчащего из нее ослика – и вдавила его в бронзу.

Под рукоятью вспыхнуло синее пламя – и ужалило ангела в незащищенный пах. Он взвизгнул, меч в его руках дернулся, чуть не срезав мне нос – и я понял, что передо мной не мужчина.

На женщину он, однако, тоже походил не особо. Разве что на старую и совсем переставшую прихорашиваться.

– Старуха! – вырвалось у меня.

И в этот момент Порфирий обрушил на голову ангела свой топор.

Зеленое пламя погасло, и боль в моем лице сразу прошла. Ангел покачнулся, задрожал, потом как-то весь свернулся, завился вихрем внутрь себя – и с хлопком исчез, оставив в воздухе облако зеленых блесток. Они мерцали секунду или две, а затем пропали. Вслед за этим двуцветное пламя моего меча угасло тоже.

– Ты одолел его, господин, – сказал я.

– Нет, его одолел ты, – ответил Порфирий. – Я лишь принес его в жертву. Это единственный способ правильно умертвить ангела.

– Почему?

– Ангел есть эманация неба. Убить его просто так – преступление против божества. А принося его в жертву, мы возвращаем ответвление реки в ее главное русло. Мы не нарушаем небесных законов. Немногие знают это правило, а оно очень облегчает жизнь… Сражаться с небом надо уметь.

Порфирий говорил, прерывисто дыша. Видно было, что схватка изнурила его тоже.

– Ты знал все с самого начала? – спросил я. – И для этого так долго нес с собой жертвенный топор?

Порфирий улыбнулся.

– Теперь, Маркус, ты можешь войти в святилище. Ты дважды завоевал это право, сражаясь с людьми и небом. Сейчас тебе предстоит встретиться с самим собой.

– Опять драться?

– Нет, – сказал Порфирий, – совсем иное… Драться, мой друг, гораздо проще.

Я повернулся к двери в Телестерион. Она медленно открывалась. Из нее бил свет.

– Я думал, мы войдем в святилище вместе.

– Теперь ты должен остаться один.

Откуда-то я знал, что мешкать нельзя и на кону стоит все. Буквально все. Поклонившись императору, я отдал ему небесный меч – и шагнул в бьющее из двери сияние.

Я оказался в коридоре из света. Он был перламутровым и живым – словно я попал внутрь гигантской раковины. Далеко впереди чернела неподвижная точка, и я знал, что там конец маршрута.

По свету можно было идти как по руслу ручья, и я направился к цели. У меня кружилась голова. Приходилось балансировать, потому что свет дрожал и пульсировал под ногами. Несколько раз я терял равновесие и начинал барахтаться в его потоках, но всякий раз мне удавалось встать и пойти дальше.

«Быть может, – думал я, – это и есть Ахерон? Вдруг ангел сразил меня в бою, а я не заметил момента гибели и иду теперь по Иллюзии?»

Мысль была весьма пугающей. Я знал, что на Ахероне нельзя поддаваться тревоге, поскольку она породит именно тех монстров, на которых как бы намекает – но держать ум в узде было трудно. Чтобы не дать страху поглотить себя, я стал внимательно вглядываться в окружающее.

Черная точка увеличилась и превратилась в прямоугольник. Потом я узнал в прямоугольнике дверь. А когда она приблизилась, я понял, что уже видел ее много раз. Эту массивную черную дверь с золотой ручкой…

Я знал, что вспомню, куда она ведет, в тот самый момент, когда ее открою, и так в точности произошло.

Моя ладонь легла на прохладный металл. Я повернул ручку – и вошел в кабинет Ломаса. Точно так же, как входил в него много раз прежде.

Адмирал сидел за столом, уткнувшись в какую-то бумагу. Увидев меня, он поднял руку, как бы прося дать ему еще несколько секунд – и, пока я перемещался по огромному кубу пустоты, дочитал ее до конца. Положив ее, он указал на стоящее перед столом кресло.