– Да, это так, – кивнула собачка.

– И там была возможность изучать языки?

– Помилуйте! Конечно, нет.

– Тогда как…

– Я записалась на курсы. Ники, разве ты не знал?

Ложь была неубедительна. В глазах собачки блестела насмешка.

– Ты могла бы обратиться ко мне, – проронил лис.

– Может, французский ты бы мне и подтянул… А итальянский? А немецкий? А японский? Мистер Мун, поговорим по-японски, как вы вчера с Ником говорили… Сейчас вспомню дословно… «Я бы не женился на этой деревенской простушке, если б не проклятие…» – «О, понимаю вас прекрасно. Уверен, вы кинете ее так же, как любую другую, и вспомните о моей старшей!». Да, о той старшей, которая так безвкусно одевается и говорит в нос! Если уж Ник расхочет быть моим мужем, автоматически перейдя в статус моего раба… Думаю, я найду ему девицу поинтереснее. Ты, любимый, может и рыжий черт, не способный гвоздь в стенку забить…

– Эй, я был плотником… пятьсот лет назад.

– И что, тебе за это медаль, умник?

Все это было сказано на чистейшем японском. Мун и Ник потеряли дар речи. Собачка повернулась к окну, пряча в уголках рта улыбку.

2

Они хотели ехать поездом, но Мун решил, что на машине будет быстрее. Несмотря на протесты лиса, решено было ехать на его драгоценном ретро-авто.

– Он не старше тебя, любимый, – успокоила его Дита с довольно ехидной улыбкой.

Они хотели ехать сразу после визита к Пропле, но начался ужасный дождь, и пришлось укрыться до утра в ближайшей гостинице.

– Где, говоришь, вы познакомились? – осведомился Мун, когда они с Ником играли в шахматы в номере зайца. Мун никогда не играл с Плотником в карты.

– В клубе, – коротко ответил лис, обдумывая следующий ход.

– Осторожнее, Николас, еще немного – королева для тебя потеряна.

– Не думаю. Ты своих-то королев удержать не можешь. Куда, говоришь, делась мать Селены? Не помню, как ее… Такая миленькая… немка, да?

– Англичанка вообще-то.

– А мать Елены?

– Ты должен помнить. Ты имел удовольствие изучить их обеих.

Ник промычал что-то невнятное и, наконец, сделал хитрый ход – провел атаку с разменом королевы на ладью и слона.

– Да, не впечатлен, признаться… Мат, любезный.

Лис легким щелчком пальцев снес черного короля. Фигура со стуком упала на доску.

Заяц прищурился:

– О чем они говорили с Пропле?

– Понятия не имею.

– Что-то про статус, про боль… Она какая-нибудь ведьма? Волшебница? Почему ты выбрал именно ее, когда была Еле… То есть, когда вокруг столько женщин?

– Не думаю, что должен обсуждать с тобой свои отношения, дражайший, – посмотрел на свои когти Ник. – Если ты думаешь, что мы перестали быть врагами из-за твоей ошибки молодости…

– Твоей ошибки.

– Нет, любезнейший, твоей, твоей ошибки. Не я свел Менна с ума, не из-за меня он…

– Хорошо, хорошо, – нехотя согласился Мун.

А дождь все стучал и стучал по окнам.

***

Пока муж играл, Дита сидела у них в номере и рисовала тушью. В половине двенадцатого ее отвлек стук в дверь. Пришла Селена.

– Прости, что поздно, – пробормотала зайчиха. – Мне нужна твоя помощь в одном деле. Можно войти?

Собачка отступила на шаг, пропуская зайчиху. За спиной Дита прятала какой-то блокнот в кожаной обложке, который поспешно сунула в тумбочку.

– Я тебя не разбудила?

– Нет, я не спала. С чем тебе помочь?

Селена облизнула губы:

– В общем…

Тут она заметила на столе незаконченный пейзаж – густой туман, из которого проявлялись очертания стройного черного бамбука.

– Какая прелесть! Ты умеешь так красиво рисовать? Ты художница?

Дита расцвела.

– Нет, что ты… Так, рисую для себя.

– Я тебя отвлекла, да?

Собачка снова взялась за кисть.

– Нет, ничуть. Так с чем тебе помочь?

Тонкая кисть пересекала белую бумагу изящными линиями и точными штрихами, выхватывая из пустоты горы, растения и нечеткие силуэты зверей.

– О чем вы говорили с Пропле? – спросила Селена. Дита подняла на нее недоуменный взгляд:

– В смысле? Он рассказывал о своей коллекции. Ну, о том, как он стал Собирателем Вещиц, как нашел своей первый проклятый бриллиант у старого креольца, как ему потом дали выбор – умереть или продолжить копить. О всяких смешных случаях рассказал. Мне тоже было, чем поделиться.

– То есть ты связана с магией? – допытывалась зайчиха. – У тебя у самой дар или проклятье?

Дита рассмеялась.

– Так тебя старик Шинджи подослал? Так бы и сказала.

Селена нахмурилась.

– Тебе Ник сказал его настоящее имя?

– Нет. Я просто знаю. Я много чего знаю.

Зайчиха смутилась. Собачка молча продолжила рисунок, изредка окуная тонкую кисть в баночку с тушью.

– Вот ты сказала: я хорошо рисую. А я лишь вижу и знаю больше других. Каждый пустой лист – это либо туман, либо снежное поле во время метели. И задача художника – показать, что скрывает эта белая фата. А для этого надо увидеть скрытые фигуры и обвести.

Селена молчала. Дита испытующе посмотрела на нее:

– Ты не только из-за поручения отца пришла, Сел. Говори, я обещаю, даже Нику не скажу.

Зайчиха опустила глаза.

– Да так. Знаешь, Аремезд сказал, ты, скорее всего, умеешь читать мысли, раз так обаяла кенгуру и я… Я почему-то подумала, что ты могла бы прочитать мысли моего отца. Я должна узнать кое-что.

– О чем?

– О моей матери.

Дита склонила набок голову.

– А что с ней случилось?

– Я не знаю. Отец никогда не давал прямых ответов, не показывал фотографий. Я знаю, что произошло с матерью Елены, но не с моей. Я просто хочу правды. Почему отец не дал ей бессмертие, как ее звали, в конце концов! Я ничего не пожалею. Я заплачу хоть деньгами, хоть собственной кровью. Все, что попросишь.

Дита облизнула губы.

– Хорошо. Дай мне времени до утра, я отвечу на все твои вопросы. Но пообещай, что примешь любую правду. Даже неприглядную. Даже безумную.

– Я обещаю.

– Хорошо. Я не возьму с тебя ни денег, ничего, – подумав, сказала собачка. – Только отдай мне что-нибудь о себе на память. Что угодно – серьгу, браслет, хоть носовой платок. Что не жалко.

– Зачем тебе?

– Просто так. Это называется отдарок. Есть вещи, которые нельзя делать бесплатно, иначе проситель потеряет больше, чем заслуживает.

Селена, не колеблясь, сняла с запястья серебряный браслет с большим лунным камнем.

– Вот. Подойдет? Это мне отец подарил на совершеннолетие.

– Тебе точно не жалко?

– Аремезд говорит, когда платишь за нечто ценное, расплачиваться тоже надо ценным. А он маг и в прошлом правитель. Ему виднее.

Собачка провела пальцами по выгравированным на браслете японским иероглифам: «Луна», «Заяц», «Вечность».

– Ты давно Аремезда знаешь? – спросила она.

– Давно, да. Папа с ним сотрудничал когда-то. Покупал у него рога каркаданнов – это ценные амулеты. Но когда Аре убил всех каркаданнов на своих землях, договор потерял силу.

– А что за земли?

– Ну, я знаю только со слов отца. Когда-то давно, – рассказала Селена, – он был султаном, завоевывал земли и имел красивейшую жену, прекраснее, чем богиня Серасвати. Никто толком не знал, от чего она умерла и как, но – после ее смерти каркаданн Аремезд добровольно отдал свои земли завоевателям – птицам Рурх, а сам с несколькими слугами сел на корабль и навсегда покинул территорию современной Индии.

На маленьком острове он отстроил огромный дворец белого мрамора, окруженный садами, достойными Семирамиды, и жил со слугами в этой крепости одиночества века и века напролет, забыв о любых грехах, хотя Ник утверждает, что он увез с собой большой гарем, сотню танцовщиц и ящиков тысячу вина.

– Ого. Ему этого хватит еще века на три, если особо не перебарщивать. А кем была жена Аремезда? – сменила тему собачка.

– Никто не знает.

– Никто не знает… – повторила Дита. – А Ник? Он был женат? Мне он не говорит.