Генерал получил гонорар.

Оказавшись в Америке, я приехал в Вашингтон и остановился у Тани с Эдиком.

В это время у них гостила Маргарита Ивановна.

Она поинтересовалась, получил ли я деньги от продажи картин на московском аукционе Sotheby’s. Услышав отрицательный ответ, генеральша возмутилась:

– Как! «Они» вам не заплатили? Вы должны с «ними» бороться! Вы должны подать на «них» в суд!

Я оторопел. Для меня генералы в СССР и были всегда теми самыми «они».

Нам нужны были книжные полки.

Пришел мастер Алексей Иванович. Увидев на стене подаренный офорт Эрнста Неизвестного, спросил:

– Это что? Картина?

– А вы посмотрите, – сказала жена.

– Точно, картина. Вроде женщина. А голова за раму зашла.

Однажды Алексей Иванович пожаловался, что плохо видит.

– Вам нужны очки, – посоветовал я.

– А у меня есть. Купил у племяша за горсть мелочи. Не помогают, – сказал рабочий, по всей видимости, не читавший Крылова.

Алеся спросила:

– Как же вы могли не прийти? Мы вас ждали целый день.

– Да я напился и валялся как палка, – поведал мастер.

Алексей Иванович рассуждал:

– Я что-то не пойму. Ты, Алеськ, русская, Григорь Иваныч – русский. Темка – русский. А у матери твоя имя иностранная.

У моей тещи действительно «иностранная имя» – Сафо.

Закончив работу под Новый год, Алексей Иванович пришел за расчетом.

Увидев на елке среди игрушек шоколадные конфеты, он сказал:

– Дай конфетку.

Алеся протянула вазочку.

– Нет, ты мне с елки дай, – попросил он.

Игоряшка работал с Алесей в редакционном отделе.

Двухметрового роста, смуглый, с маленькой головой, украшенной клобуком, с фаюмскими глазами, иссиня-черными волосами и бородой, он походил на персидского князя и выделялся ярким пятном в северной московской толпе.

Редактируя атеистические тексты, Игоряшка, вопреки советским правилам, аккуратно переписывал слово Бог с заглавной буквы.

Обещал Алесе мгновенное исцеление от всех недугов, если примет православную веру.

Бывало, присаживался рядом и говорил:

– Ой, благостно мне на тебя смотреть-то: сидишь вяжешь. Сама тоненькая, головка гладкая. Уж так покойно мне. Уж так тихо. Уж так хорошо…

У Игоряшки умерла жена, и он, осуществив давнюю мечту, постригся в монахи.

Однако, живя в монастыре, умудрился «распустить плотя» и тайно жениться.

Обман раскрылся. Разразился скандал. Игоряшку с позором выгнали из монахов.

Ничтоже сумняшеся, он стал сниматься в кино.

Говорят, небезуспешно.

Зимой 85-го года я поехал на творческую дачу в Тарусу.

В Тарусе нас встретил директор, назначенный только что на этот пост отставной полковник. Привычным макаром он велел художникам построиться в алфавитном порядке для переклички.

Раздался дружный хохот.

Через несколько дней моя жена приехала из Москвы меня навестить.

Увидав нас на прогулке, бывший воин, указывая пальцем на Алесю, строго спросил:

– Кто такая?

Я ответил, что это моя жена.

– Где будете ночевать? – поинтересовался полковник.

– В отведенной мне комнате, – сказал я.

– Но у вас там всего одна койка. Вам будет неудобно, – не унимался блюститель солдатских нравов.

– Нам будет очень удобно, – хором ответили мы.

Другим неприятным типом на даче был руководитель группы, старый художник Моторин.

Всю свою жизнь он писал один и тот же вялый натюрморт с окороком и рюмкой.

Моторин время от времени наведывался в мастерские художников осуществлять руководство. Я увиливал сколько мог.

Наконец, он зашел ко мне в мастерскую.

Взглянув на работы, старик обернулся и, прищурившись, как при стрельбе из пистолета, пролаял высоким фальцетом:

– Кому служите? На кого работаете?

– Служу искусству. Работаю на вечность, – не задумываясь отрапортовал я.

Мать моей приятельницы, хорошо зарабатывающая женщина, узнав, что у меня нет денег купить рулон холста, воскликнула:

– Бедность, Гриша, – это так благородно!

Мой учитель иврита Сеня крестился.

Через некоторое время понял, что сделал неверный шаг. Решил перейти в иудаизм и обрезаться.

Договорился со знакомым хирургом.

Операцию делали тайно. На кухне учителя.

Пациенту дали для храбрости выпить. После чего он водрузился на освобожденный кухонный стол. Сенина жена Ася мужественно ассистировала: подавала скальпель, пинцет, вату, йод…

После операции Сеня сильно страдал.

Промучившись пару дней, позвонил доктору:

– Старик, распухло, швы ужасны, все болит. Я могу умереть! Что делать?

– Выстирай, как грязный носок, и пускай в дело, – посоветовал врач.

Наши приятели попросили сына Гришу, ученика четвертого класса, показать дневник с отметками.

– Суки бестактные! – возмутился интеллигентный мальчик.

Мы снимали дачу во Внуково.

Нашим хозяином был высокий, красивый, но непутевый малый, который носился со странными идеями.

Однажды он мне сказал:

– Гриша, одной кистью на жизнь не заработаешь. Давай разводить ха́зеров (свиней). К концу лета – у тебя «Жигули» и у меня «Жигули».

Хозяин возлагал большие надежды на кабачки, которые посадил по обе стороны узкой тропинки, ведущей от калитки к дому.

Каждый день поливая всходы, «бизнесмен» лелеял мечту получить необыкновенный урожай и к концу лета разбогатеть.

Неподалеку жила и работала Наташа Нестерова.

Хозяев звали Зося и Борис.

Все животные в доме носили отчество Борисович.

Например, кота звали Василь Борисович. Поросенка – Борис Борисович.

Как-то под вечер появились Наташа с Зосей.

Зося, неся в руках угощение – блюдо с холодцом, с порога сообщила новость:

– Радость у нас большая! Левочка (Наташин сын) в институт поступил, – затем, показывая пальцем на холодец, – Борис Борисыча вот порешили. Попробуйте Борис Борисыча!

За водкой и «Борис Борисычем» мы отпраздновали счастливое событие.

Поздно ночью, неуверенно держась на ногах, гости отбыли.

Рано утром, высунув нос на улицу, я увидел «Пейзаж после битвы» с побитыми кабачками.

Как-то раз мне позвонил некто и по-французски сказал, что привез пару видеокассет в подарок от моего друга юности, живущего в Вашингтоне. Мы договорились встретиться у выхода из метро «Площадь Маяковского», находящегося в том же доме, где была моя мастерская.

В какой-то момент появился запыхавшийся человек, с опаской поглядывающий по сторонам.

– За мной хвост, – сообщил он, – всю дорогу от отеля за мной шел неизвестный с синим пластиковым пакетом.

Оглядевшись и не увидев ничего подозрительного, я решил, что парню, напуганному рассказами о вездесущей советской госбезопасности, повсюду мерещатся агенты КГБ.

Мы направились в мастерскую.