– Нашла? Осторожно, я сказал!

– Да, Осси, нашла.

– Теперь давай его сюда. Осторожно! Предохранитель спущен. Такие, как Мишель, стреляют без предупреждения. Оружие – это наше дитя. Оно всегда с нами, даже в постели. Мы так и зовем пистолет – "крошка". Даже когда спишь с женщиной и забываешь обо всем на свете, помнишь о подушке и о том, что под ней находится. Вот как мы живем. Видишь теперь, что и я человек отнюдь не простой?

Она разглядывала пистолет, примеряла, удобен ли он для руки. Маленький. Коричневый, очень изящный.

– Доводилось держать в руках что-нибудь подобное? – спросил Иосиф.

– И не раз.

– Где? Против кого ты его использовала?

– На сцене. Очень часто.

Она отдала ему пистолет, посмотрела, как привычно, словно бумажник, скользнуло оружие в карман его пиджака. Потом спустилась вслед за ним по лестнице. В доме было пусто и, как оказалось, очень холодно. "Мерседес" ожидал их возле входной двери. Сначала единственным желанием Чарли было поскорее уехать – все равно куда, лишь бы выбраться отсюда, и пусть будет дорога и они одни. Пистолет напугал ее, хотелось движения. Но когда машина тронулась и покатила по подъездной аллее, что-то заставило ее оглянуться и окинуть последним взглядом облупленный желтый фасад, красные заросли, окна, прикрытые ставнями, ветхую красную черепицу. Вот теперь она оценила красоту и привлекательность места, но слишком поздно когда уезжала.

– А мы , мы существуем еще? – спросила она, когда они выехали на погружавшуюся в сумерки автостраду. -Или это теперь уже другая пара?

Он молчал, молчал довольно долго, наконец ответил:

– Конечно, существуем. А как же иначе! – И чудесная улыбка, та самая, ради которой она бы вытерпела что угодно, осветила его лицо. – Видишь ли, мы берклианцы. Если мы не существуем, то как же могут существовать они?

"Кто такие берклианцы?" – недоуменно подумала она. Она была слишком самолюбива, чтобы спросить.

Минут двадцать, отсчитанных по кварцевым часам на щитке, Иосиф почти не нарушал молчания. Но никакой расслабленности в нем она не заметила, наоборот, похоже было, что он собирает силы перед атакой.

– Итак, Чарли, – внезапно сказал он, – ты готова?

– Да, Осси, готова.

– Двадцать шестого июня, в пятницу, ты играешь "Святую Иоанну" в ноттингемском "Барри-тиэтр". Играешь с чужой труппой: в последнюю минуту вызвалась заменить актрису, нарушившую условия контракта. С декорациями опоздали, осветительная аппаратура еще в пути, весь день ты репетировала, двое из состава гриппуют. Ты ведь ясно помнишь все это, правда?

– Как сейчас.

Не одобрив столь легкомысленный тон, он вопросительно взглянул на нее, но. очевидно, не нашел ничего предосудительного.

– Перед самым началом тебе в дверь за кулисы передали орхидеи и записку на имя Иоанны: "Иоанна, я люблю тебя бесконечно".

– Там нет двери.

– Но существует же задняя, служебная дверь. Твой обожатель, кто бы он ни был, позвонил в звонок и сунул в руки мистеру Лемону, швейцару, орхидеи вместе с пятифунтовым банкнотом. Мистер Лемон в достаточной мере оценил размер чаевых и пообещал передать тебе орхидеи незамедлительно. Он их передал?

– Да, вплывать непрошеным в женские гримуборные – излюбленное занятие Лемона.

– Итак, что ты сделала, когда получила цветы?

Она замялась.

– Там была подпись: "М".

– Правильно – "М". Что же ты сделала?

– Ничего.

– Чушь!

Она обиделась:

– А что я должна была сделать? Мне было вот-вот на сцену!

Прямо на них, нарушая правила, шел запыленный грузовик. С великолепным хладнокровием Иосиф вырулил на обочину и поддал газу.

– Значит, ты выкинула в корзинку орхидеи за тридцать фунтов, пожала плечами и поспешила на сцену. Замечательно! Поздравляю тебя!

– Я поставила их в воду.

– А во что ты налила ее?

Неожиданный вопрос активизировал резервы памяти.

– В керамический кувшин. По утрам помещение "Барри-тиэтр" арендует школа искусств.

– Ты отыскала кувшин, наполнила его водой и поставила орхидеи в воду. Так. А что ты при этом почувствовала? Ты была ошарашена? Взволнована?

Вопрос этот почему-то смутил ее.

– Я просто отправилась на сцену, – сказала она и неожиданно для себя хихикнула. – Решила выждать и посмотреть, кто это окажется.

– А как ты отнеслась к "я люблю тебя"? – спросил он.

– Так это же театр! В театре все любят всех – время от времени. Вот "бесконечно" я оценила. Это уже кое-что.

– Тебе не пришло в голову поглядеть в зрительный зал, поискать там знакомого?

– Времени не было.

– А в антракте?

– В антракте я поглядела в щелочку, но знакомых не увидела.

– Что сделала ты после окончания спектакля?

– Вернулась к себе в гримуборную, переоделась, послонялась там немножко. Подумала, попереживала и отправилась домой.

– Домой, то есть в гостиницу "Звездная" возле вокзала.

Он давно уже отучил ее удивляться.

– Да, в гостиницу "Звездная" возле вокзала, – согласилась она.

– А орхидеи?

– Отправились со мной в гостиницу.

– Но при этом ты не попросила бдительного мистера Лемона описать человека, принесшего орхидеи?

– На следующий день. В тот вечер – нет.

– И что ответил тебе мистер Лемон, когда ты спросила его?

– Ответил, что это был иностранец, но человек приличный. Я спросила, какого он возраста. Мистер Лемон ухмыльнулся и сказал, что возраста подходящего. Я пыталась сообразить, кто из моих знакомых иностранцев начинается на букву "М", но так ничего и не придумала.

– Неужели в твоем зверинце не найдется ни одного иностранца на букву "М"? Ты меня разочаровываешь.

– Ни единого.

Они оба улыбнулись, но улыбкой, не предназначенной собеседнику.

– А теперь, Чарли, перейдем ко второму дню. Итак, субботний утренник, а затем, как и положено, вечерний спектакль.

– И ты опять тут как тут. правда? Вот, пожалуйста, в середине первого ряда в своем красивом красном пиджаке и в окружении этих несносных школьников, которые кашляют и все время хотят писать!

Раздосадованный ее легкомыслием, он стал следить за дорогой, а когда после паузы опять возобновил свои расспросы, был так серьезен, что даже хмурился, как сердитый школьный учитель.