– Должен тебе сказать, что ты прекрасно выглядишь, – заметил он, ставя поднос на стол.

– Прекрасно?

– Замечательно. Восхитительно. Блестяще. Ты видела орхидеи?

Нет, не видела, но сейчас увидела, и сердце у нее дрогнуло, как тогда, на Акрополе; к вазе с золотисто-рыжими цветами был прислонен белый конвертик. Подчеркнуто неторопливо она завершила причесывание, затем, взяв конверт, уселась с ним в шезлонге. Иосиф все продолжал стоять. Распечатав конверт, она вытащила оттуда карточку, на которой косым, не английским почерком было написано: "Я тебя люблю". И рядом знакомая буква "М".

– Ну что? Что это тебе напоминает?

– Ты отлично знаешь что, – отрезала она, как только – отнюдь не сразу – в мозгу у нее установилась связь.

– Так скажи мне.

– Ноттингем, – "Барри-тиэтр"; Йорк – "Феникс"; Стрэтфорд – "Арена" и ты в первом ряду – весь внимание и глаз с меня не сводишь.

– Для тебя я – Мишель. "М" значит "Мишель".

Открыв элегантный черный баул, он стал ловко укладывать туда свои вещи.

– Я твой идеал, – сказал он, не поднимая на нее глаз. – Чтобы выполнить задание, ты должна не просто помнить это, но верить в это, проникнуться этой верой. Мы творим новую реальность, реальность лучшую.

Отложив карточку, она налила себе кофе. Зная, что он спешит, она нарочито замедляла движение.

– Кто сказал, что она будет лучше?

– На Миконосе ты была с Аластером, но в глубине души ты надеялась на встречу со мной, Мишелем. – Он бросился в ванную и вернулся оттуда с несессером. – Не с Иосифом, с Мишелем. Уехав с Миконоса, ты поспешила в Афины. На пароходике ты сказала друзьям, что хочешь несколько дней побыть одна. Ложь. У тебя было назначено свидание с Мишелем. Не с Иосифом, с Мишелем. – Он бросил несессер в баул. – Ты взяла такси до ресторана, ты встретилась там со мной. С Мишелем. В моей шелковой рубашке. С моими золотыми часами. Были заказаны омары. Все, что ты видела. Я принес показать тебе путеводители. Мы ели то, что мы ели, мы весело болтали о милых пустяках, как всегда болтают тайные любовники, когда наконец свидятся. – Он снял с крючка на двери кимоно. – Я дал щедрые чаевые и забрал, как ты видела, счет; потому я повез тебя на Акрополь, неурочная, неповторимая поездка. Нас ожидало специальное, мной закачанное такси. Шофера я представил тебе как Димитрия.

Она прервала его.

– Так вот зачем ты повез меня на Акрополь! – резко сказала она.

– Это не я повез тебя. Тебя повез Мишель. Мишель гордился тем, что хорошо знает языки, что он ловкий организатор. Он любит размах, романтические жесты, внезапные фантазии. В твоем представлении он волшебник.

– Я не люблю волшебников.

– К тому же, как ты могла заметить, он искренне – пусть и поверхностно – интересуется археологией.

– Так кто же меня целовал?

Аккуратно сложив кимоно, он уложил его в баул. Первый мужчина в ее жизни, который умеет складывать вещи.

– Более практическая причина, по которой он поднялся с тобой на Акрополь, это то, что Акрополь давал ему возможность красиво сесть за руль "мерседеса", которым он неважно почему – не хотел пользоваться в городе в часы "пик". Ты ничего не спрашиваешь о "мерседесе", ты принимаешь его как очередное волшебство, как принимаешь и душок секретности во всем, что мы делаем. Ты все принимаешь. Поторопись, пожалуйста. Нам предстоят еще долгая дорога и долгие разговоры.

– А ты сам? – спросила она. – Ты тоже влюблен в меня или это все одна игра?

Она ожидала его ответа, и ей представилось, будто он отступает в тень, чтобы луч света беспрепятственно выхватил из темноты неясную фигуру Мишеля.

– Ты любишь Мишеля и веришь, что и Мишель тебя любит.

– Это так и есть?

– Он клянется, что любит. Он доказывает это на деле. Каких еще доказательств можно требовать от мужчины? Думать только о тебе? Бредить тобой?

Он опять прошелся по комнате, оглядывая все вокруг, трогая то одно, то другое. Остановился перед вазой с прислоненной к ней карточкой.

– А чей это дом? – спросила она.

– На такие вопросы я не отвечаю. Моя жизнь должна быть для тебя загадкой. Так было, когда мы встретились, и я хочу, чтобы так оставалось и впредь. – Взяв карточку, он передал ее Чарли. – Положи это в свою новую сумку. На память обо мне тебе отныне стоит хранить маленькие сувениры. Видишь? – Он приподнял водочную бутылку, наполовину вытащив ее из ведерка со льдом. – Я мужчина и потому, естественно, выпиваю больше, чем ты, но пью я немного: спиртное вызывает у меня головную боль, а иногда и тошноту. – Он опять опустил бутылку в ледяные кубики. – Что же касается тебя, ты выпила лишь маленькую рюмочку, потому что – при всем моем свободомыслии – я в целом не одобряю пьющих женщин. – Он поднял грязную тарелку и показал ее Чарли. – Я сластена, – люблю конфеты, сладкие пироги и фрукты. Фрукты в особенности. Виноград, но он должен быть зеленым, как виноград в моей родной деревне. А что ела Чарли этой ночью?

– Ничего. В таких случаях я ничего не ем... Только курю после постели.

– Должен огорчить тебя, но в спальне курить я не разрешаю. В афинском ресторане я терпел это, потому что я современный человек. Даже в "мерседесе" я иногда позволяю тебе это. Но в спальне – нет. Если ночью тебе хотелось пить, ты пила воду из-под крана. – Он начал надевать красный пиджак. – Ты заметила, как журчала вода в кране?

– Нет.

– Значит, она не журчала. Иногда вода журчит, иногда – нет.

– Тот человек – араб, верно? – сказала она, по-прежнему не сводя с него глаз. – Настоящий арабский патриот. И это его машину ты слямзил!

Он закрывал баул. Закрыв, распрямился, на секунду задержал на Чарли взгляд – не то, как ей показалось, пренебрежительно, не то прикидывая что-то.

– О, не просто араб и не просто патриот. Он вообще человек не простой , особенно в твоих глазах. Подойди сюда, пожалуйста! – Он внимательно смотрел, как она шла к кровати. – Сунь руку под мою подушку. Не спеши, осторожно! Я сплю справа. Посмотри, что там.

Осторожно, как он и велел, она скользнула рукой под холодную, несмятую подушку, воображая на ней тяжесть головы спящего Иосифа.