— Дима! Я как услышала про другой лагерь…так сразу подумала, что ты опять во что-то ввязался! Вдруг ты тоже там был! — ударив любимого кулачком в грудь, обняла его за шею. — Дурак!
Парень аккуратно обнял девочек, понимая, на сколько Ника права:
— Ну солнышко, ты чего? Я же никогда не…
Тычок в лоб от Ники, и в бок от Насти прервал его на полуслове:
— Ты? — начала Ника.
— Никогда? — продолжила сестрёнка.
— Ну…
— А кто подрался в клубе, когда меня пригласили просто потанцевать?!
— Просто потанцевать?!
— А здоровенную собаку руками кто от меня оттаскивал? Что бы меня не покусала, и “собачка не виновата” поэтому надо её отнести в приют! — Настя наступила на ногу брата, требуя ответа.
— Так собака же…
— А кто своровал цветы для меня, а через неделю пошёл извиняться в “Армянский Цветник”? Да ещё и по лицу получил!
— Ну…за дело же…
— А кого полиция домой привела ночью, а? А почему? Люки видишь ли он сдавать решил! — Настя зарыдала во всю, вспомнив, как тяжело было первое время без родителей. Получить небольшие накопления быстро они не могли, и брат практически сутками не появлялся дома. Приходил очень уставшим, отдавал пакет с продуктами и деньги на коммуналку, заваливался спать и снова уходил… А она, как и сейчас, сидела рядом с ним и плакала. И обещала себе, что больше не будет плакать. Не будет приносить проблемы. Будет помогать. И вот снова плачет…
Дима, глаза которого тоже заблестели, присел, подхватил сестрёнку за талию, а никуда за бёдра и поднял обеих, строго и одновременно любя сказав:
— Так! Отставить бунт! Я вас так сильно люблю, что со мной просто не может случиться ничего плохого!
Настя, всхлипнув, посмотрела вниз и спросила:
— Правда?!
— А ты сомневаешься?!
— Ну Диииимааа! — сквозь снова накатившие слёзы протянула девочка.
Сзади, с одной из больничных кушеток, раздался голос Танцора:
— Кхм… Извините, что влез в ваш разговор, но раз уж на то пошло…то можно и я вас буду любить, чтобы со мной ничего БОЛЬШЕ не случилось?!
Повисла пауза. Даже Настя перестала хлюпать носом, удивленно смотря на мужчину.
— И я. — смущаясь, произнёс Малыш. — Я тоже поплобую. Мы все поплобуем, да, пални?
Удивление на лицах девочек, смотревших на огромного мужчину, достигло критической отметки. Настя сузила недоверчиво глаза и серьёзно попросила:
— Дядь…а скажи “РЫБА”?
Хохот наполнил больничную палату. И даже Малыш по доброму улыбался, смотря на ребят. Именно в этот момент вошёл врач, глазам которого предстала картина смеющихся, окровавленных людей. Поправив очки, он замер и перекрестился:
— Ох. Всё. Совсем с ума сошли. — старик подошёл к больным, пристально осмотрел бойцов. — Тут всё понятно. А вот с головой помочь я не смогу. Хотяяя… Может оно и к лучшему, сумасшедшим жить-то легче.
Конь, только успокоившись, снова засмеялся. Потёр рукавом глаза:
— Да ладно тебе, Саныч. Смех он, знаешь ли, жизнь продлевает!
— Ну конечно, молодой человек. Тогда я за вас спокоен. А теперь попрошу всех здоровых. — посмотрев ещё раз на ребят, врач вздохнул и уточнил. — Физически здоровых, покинуть помещение.
Махнув рукой оставшимся, парни отправились на собрание, которое, как и обычно, проходило в их доме. Перед подъездом скопилась толпа людей. Как ни странно, вели себя все тихо и было видно, как они напуганы.
Бойцов пропустили, расступаясь перед ними и разглядывая молодого парня, с ног до головы залитого кровью. В подъезде их встретил мужичок, который посмотрел на часы и передал:
— Иван Васильевич сказал в два часа на собрание явиться, у вас значит ещё шестнадцать минут.
Лёша с Димой переглянулись, кивнули бойцам и молча отправились к себе. По пять минут ушло у каждого на то, что бы сполоснуться из приготовленных девочками вёдер. В термосе на столе обнаружили тёплый кофе и ещё через пять минут, переодевшись в сменный комуфляж, прибыли в переговорку.
Дима зашёл первым, увидев, что за столом были только свои: Ковбой, слева от него сидела Лариса Ивановна в белом халате, справа Игорь и троица, которую Иван и представил.
— Это отец Никифор. — показал он на старца с седой бородой. — Наталья Владимировна, так сказать, от народа и Владислав Артёмович, главный по обеспечению безопасности лагеря.
Ребята поздоровались и прошли за спину Ковбоя.
— Василич. — не сдержанно и грубо начал слегка полноватый, лысеющий, но крепкий Владислав. — вот объясни, на кой тут эти двое?
Дима смотрел на мужчину, понимая, что именно имел в виду Ковбой, говоря, что он далеко не всем нравится.
Иван Васильевич обернулся на парней, а потом ответил:
— Влад, не думаю что это важнее, чем нападение на СОСЕДНИЙ лагерь. Но ладно. Эти новенькие сильные бойцы, и я хочу, что бы они всегда были у меня на виду. — сжав руку, в которой была ручка, Иван не сдержанно закончил. — Такой ответ тебя устроит?
— Пока что да. — исподлобья ответил безопасник.
— Ну и хорошо. — закуривая сигарету и уже спокойнее ответил Ковбой. — С другими базами связались?
— Да. — Владислав Артёмович положил перед сбой ежедневник. — Так называемая Гидра и её подхалимыш Полковник на собрание прийти отказались, ссылаясь на опасность данного мероприятия. От Дмитрия и Владимира посыльный ещё не вернулся.
— Ладно. Скорее всего и эти не придут. Но этого и следовало ожидать. — выпустив облако дыма, Иваныч сжал сигарету, прокрутив между пальцев, от чего она сломалась и уголёк упал на стол. — Что известно о нападении на базу Бориса Борисовича? Святоши или бездушные?
— Бездушные. В живых никого. Тел тоже не осталось. — военный сжал кулаки, опустил голову, смотря на стол. Иван закурил сразу вторую сигарету. Повисла немая пауза. Наталья Владимировна, дородная женщина с очень добрым лицом, похожая на нянечку в детском саду, теребила в руках тонкий шарфик, не поднимая взгляда от стола, лишь иногда посматривала на говоривших. Отец Никифор наматывал бороду на палец или поглаживал её, иногда переходя на большой деревянный крестик.
После двух затяжек в, пожелтевших от никотина, пальцах Ковбоя осталось пол сигареты. Дима смотрел на людей, плечи которых тяготила ответственность за весь лагерь, за сотни людей. Да и он сам, почему-то совершенно забыл про главного врага:
— Извините, а что происходит в Крепости у святош?
Безопасник посмотрел исподлобья на парня, тяжело вздохнул, перелистнул ежедневник, закрыл его и отодвинув от себя как-то обречённо ответил:
— Да ничего у них не происходит. Живут себе. Сначала деятельность у них кипела как в аду, всё ждали, когда же они нападут. А сейчас, уже практически две недели — тишина. Божки их перед людьми почти не появляются. Не понятно если честно.
Иван затушил окурок и не оборачиваясь монотонно начал:
— Связи у них нет больше, а вернее никто не отвечает. Вообще никто и нигде. Хотя вначале они пытались зачистить города. Эти двое, как сказал Влад, божков, на людях почти не появляются, но и выглядят не очень. Как донесла разведка “выглядят тревожными”.
Лариса Ивановна посмотрела на Диму и Лёшу, грустно улыбнулась им и положила ладонь на руку мужа:
— Вань, может объединимся с остальными?
— Да, Василич, давай? — просящим голосом сказал Владислав. — Борисыча нет. Кольца больше нет. Нахер эту Гидру, пошли к братьям? С ними займём часть метро. Как-нибудь да выживем. — мужчина как-то приободрился, открыл ежедневник на последних страницах. — У меня вот даже план есть, по выживанию в метро. Рассчитал количество человек на станцию. Что и как выращивать. Закроем двери и запустим “периметр”. Сотрём с лица земли всё живое, или не живое. И лет через десять, двадцать выйдем. Людей у нас хватает. А? Вань, давай?
Оживились и старик с Натальей, услышав хоть какой-то путь к спасению.
Иван лишь покачал головой, обернулся и кивнул Диме.
Парень всё понял без слов. Его учитель, тренер, человек, который поверил в него, не смог сказать своим людям то, что убьёт, может быть, последнюю их надежду. Как можно спокойнее, Дима, видя, как на него устремились все взгляды, и радуясь, что тут мало людей, сказал:
