Сережа вздохнул, отложил остро наточенный карандаш и поднял на нее непонимающие глаза.

– Редко меняют. Этот уже в Китеже лет двадцать, наверное. Всегда, как по мне.

– Этот… это Комиссаров?

– Какой Комиссаров, ты чего? – поправил очки Сережа.

– Так раньше же так его объявляли по радио. И в газете…

– В какой газете?

– Ну, в библиотеке.

– Это, наверное, какая-то древняя, – отмахнулся Сережа и потянулся к карандашу. – Кузьма Юрьич здесь давно. Я и не помню другого Председателя. Ты, наверное, что-то перепутала.

– А кто был до него? – нахмурилась Маринка.

– Я… забыл, – растерянно пробормотал Сережа, но нервно помотал головой и сердито добавил: – В учебнике посмотри. Чего пристала?

Маринка насторожилась больше. Сережа и говорит таким тоном? Что-то она даже припомнить не могла, чтобы он когда-нибудь так с кем-то говорил. Неужели она ему настолько надоела постоянными вопросами? Странно все это. Очень странный день. Хорошо, она действительно могла не обратить внимания на дату выпуска газеты. С ней может статься. Но голос-то у Председателя раньше точно другой был! Да и фамилия слишком знакомая, чтобы перепутать.

А голос Длинноносова меж тем вещал:

– Все ведичи станут свободны. Никакой запрещенной магии. Никаких притеснений по способностям! Никаких запретов на контакты с неведичами! Мы откроем границы для всего мира.

Маринка еще раз посмотрела на однокурсников. Ни в одном из них так и не появилось настороженности или непонимания происходящего. Вот только преподаватель отложил журнал, вслушиваясь в речь Длинноносова. Выглядел он заинтересованно.

16 березеня

Светлая Гимназия

после обеда, Китеж, 2004 год

Маринка едва досидела до конца уроков. Ничего, странность случилась, Маринка ее зафиксировала, и, как и делал Алекс, сейчас нужно наблюдать за поведением свидетелей: вдруг что-то еще всплывет? Но особенно со словесности, последнего урока, на котором все – и учитель, и гимназисты – были до одури спокойны, страх как хотелось сбежать. И кричать на все коридоры: вы что не замечаете?! Вслушайтесь! Случилась какая-то дичь! Но в оставшийся день никто так и не упомянул выступления Председателя, гимназия жила обычной жизнью.

И как же не хватало Алекса! Как же не вовремя-то он сбежал с уроков в гости к своему Глефову! Сказал, что вернется только к тренировке. А это значит, что поймать его Маринка сможет только перед самым ужином – турнир послезавтра, тренер Игнатов до последнего не будет отпускать фехтовальщиков сборной.

Не вовремя, Алекс! Это не Маринка, а он должен был заметить странность, следить за однокурсниками и учителями. И ей не пришлось бы нести этот ужас одной. Уж кто-кто, а он-то точно бы заинтересовался сегодняшней политминуткой. Даже если бы, как и Сережа, не вспомнил бы Комиссарова, то разобрался бы с тем, почему Маринка помнит то, чего не помнят остальные.

Алекс давно повторял: что-то странное происходит в Китеже. Он наверняка бы понял, может, даже нашел какое-то объяснение или связующее звено с прошлыми странностями. Ходил бы кругами по комнате, откидывал челку со лба, а потом бы сказал, что можно сделать. В крайнем случае, позвонил бы своему дяде Олегу, и можно было бы больше не переживать, что на твоих глазах происходит что-то неправильное, а ты никак не можешь этому помешать.

Маринка впервые с рождественской ночи так ярко видела перед глазами Бездну, человека в шляпе и беззащитную женщину, тянущую руки к своей шее. Маринка сглотнула ком в горле, шмыгнула носом. Тогда Алекс вытащил ее из пещер, он успокоил, начал расследование. А теперь она один на один с новой жутью.

Ничего, после тренировки она ему расскажет, и он что-нибудь обязательно придумает. Все будет хорошо.

А может, она действительно просто ошиблась и запомнила не ту фамилию? Она же такая рассеянная, могла и перепутать. Пока есть время, нужно самой все перепроверить.

Хрустальный колокольчик наконец-то прозвенел, Маринка кинула «пока» Сереже и помчалась в библиотеку. Сейчас соберет газеты со стойки у выдачи и всем или хотя бы себе все докажет. И Алексу потому будет, что показать. Он бы и сам начал расследование с газет и библиотеки. Ну, в этом случае со свежих.

Она добежала до библиотеки быстро. Ворвалась, остановилась в дверях, перевела дух.

Флора поливала цветы: выставила вперед тонкую руку, на которой поблескивали блестящие камушки браслета-ксифоса. А впереди нависла маленькая тучка над книжным стеллажом, на которой стояла большая кадка со свисающим до пола плющом. Из тучки капали мелкие частички воды, и не дождь, а почти что взвесь, как из пульверизатора, одним долгим пш-ш-ш. Флора не повернулась на шаги Маринки, ее светлые блестящие волосы струились на спину, она вся чуть тянулась вперед, вверх, и сравнение с тонким деревцем приходило в голову само. Не человек, лешая.

– Добрый вечер, сударыня! – выкрикнула Маринка с порога пока еще пустого читального зала. Флора вздрогнула и резко обернулась. Она уставилась на Маринку огромными глазами пронзительного хвойного оттенка и прижала руки к груди. Тучка растворилась в воздухе.

– Здравствуйте, барышня, – прошептала она в ответ и медленно прошла к выдаче. – Что вам сегодня принести?

Маринка посмотрела на стенд с газетами перед столом Флоры, подошла ближе, сглотнула. На первой полосе свежего «Вестника» большой заголовок: «Предъседатель Длинноносовъ начинаетъ реформы», а под ним большая фотография. Седой интеллигентного вида дядька в широких старомодных очках. С крючковатым носом и холодным прищуром глаз. По спине у Маринки пробежали мурашки: фотографии еще вчера были другими. И на полке лежали только свежие издания, ни одного вчерашнего номера.

Маринка медленно повернулась к Флоре и заметила, как та, не мигая, смотрит на Маринку. Ее взгляд уже не был испуганным. Лешая смотрела внимательно и будто с сочувствием. Даже руку чуть протянула вперед, но одернула и спрятала под стол.

– Могу я попросить вас принести мне все выпуски «Вестника» за последнюю неделю? – выдавила из себя Маринка. Флора закрыла глаза, зажмурилась на миг и решительно покачала головой.

– Не могу, – сказала она и отступила на шаг. – Газет больше нет, – еще шаг назад, и лешая уперлась спиной в стеллаж. – Они… испортились.

Маринка молча смотрела на Флору. Та отвела взгляд и как-то сжалась, будто перед ударом. Взрослая девушка перед первокурсницей, подростком, но лешая против ведичи.

– Вы помните Комиссарова, – наконец, произнесла Маринка и выдохнула: она не сошла с ума! Она не одна! Это мир сошел с ума, все сошли с ума, но не Маринка, нет. Но Флора не ответила, лишь вздрогнула и зажмурилась. – Но что происходит? Это нормально?

– Барышня, – выдохнула Флора. – Сейчас еще никому непонятно. Тополь говорил, что вы можете прийти…

– Тополь? Эмманил? – перебила Маринка. Значит, и Эмманил все помнит? Он-то точно все объяснит!

– Тополь. Эмманил, – и, передернув плечом, лешая добавила немного невпопад, – это мажьи имена, мы их не слишком жалуем. – Она отошла от стеллажа, обернулась спиной к Маринке и принялась перебирать разложенные на столе книги. Затем вздохнула, повернулась к ней. – Ведичи ничего не помнят, и вы забудьте. Гимназистов игры высших магов не коснутся. Идите, барышня. Все, что можем сделать – не мешать. Я не привыкла отказывать ведичам… но вам же так будет лучше!

Маринка нахмурилась сильнее и сжала челюсти, но с места не сдвинулась.

– Идите, Кирпичникова, – повторила Флора. – Я не дам вам сегодня газет. Библиотека закрыта.

Она махнула рукой с разноцветными бусинами на запястье, и стебли плюща из кадки, что она недавно поливала, принялись расти. Они стремительно увеличивались и поползли на стойку раздачи и вверх по потолку. Маринка, выпучив глаза, отступила, и ошарашенно смотрела, как заросли все разрастаются и разрастаются.