В самом сердце Кольца Руин дикая природа постепенно захватывает останки древних цивилизаций: сквозь дверные проемы прорастают деревья, семейство кабанов превращает полуразрушенную церковь Орзовов в свое логово. Лианы оплетают скелеты разрушенных зданий, терпеливо, год за годом, многие тысячи лет перетирая камень в пыль. Витражи, когда-то украшавшие оконные проемы, теперь лежат грудами, и их острые края постепенно затупляются. Но такое чувство, что природа здесь задыхается. Листья деревьев желтеют, лианы приобретают бурый оттенок. Даже земля здесь бледного, нездорового цвета. Она с трудом удерживает в себе жизнь.

Как и я.

Если груула изгнать из клана, не пройдет и пары дней, как он станет пищей для червей — по крайней мере так говорят. Переполняемый страхом, я прячусь в тени, стараясь ничем себя не выдать. Я питаюсь тем, что удается найти; исподтишка наблюдаю, как пара гоблинов дерутся над тушей теленка бивнерога, и пока они таскают друг друга за волосы, подкрадываюсь поближе, чтобы схватить кусок мяса.

«Эй!» — рычит один из гоблинов, заметив меня. Им требуется некоторое время, чтобы ослабить хватку и отпустить друг друга, но я уже несусь прочь, сжимая в руках сочную телячью ногу, и прячусь в высокой траве. Чтобы лучше сливаться с окружающей средой, я позволил своей коже немного потемнеть. Прячась в траве, я замечаю, что стебли растений не сухие и ломкие, как если бы им не хватало влаги, а тонкие и поникшие, словно от недостатка питательных веществ.

Затаив дыхание, я жду, пока моим преследователям не надоест меня искать, и когда они уходят, вонзаю зубы в свою добычу. Мясо отдает кислинкой, словно бы оно испорчено, но ведь гоблины убили этого теленка прямо у меня на глазах. Я продолжаю есть, а в голове при этом только одна мысль: меня изгнали из клана... Обглодав мясо до кости, я поражаюсь тому, насколько она мягкая — согнуть ее проще, чем тонкую ветку.

Растения вянут, чернила портятся, мясо мгновенно протухает. В Кольце Руин происходит что-то странное, и дела обстоят все хуже и хуже. Нужно что-то предпринять, пока не стало слишком поздно. Но я один, я сам по себе. Мне нужна помощь — помощь моих бывших товарищей, но что я могу сделать? Я понимаю, что сильно рискую, но собираю доказательства и, дождавшись ночи, возвращаюсь в лагерь.

Празднование закончено; лишь несколько огров, пара гигантов и кентавр сидят у костра, в пьяном полузабытьи вспоминая события минувшего дня — будущие герои историй, передаваемых из поколения в поколение. Остальные уже уснули, и я на цыпочках пробираюсь мимо лежащих вповалку, храпящих воинов. Из-за всех этих кожаных лоскутов, меха и черепов они кажутся одной большой живой кучей.

Иржи лежит среди своих товарищей, и рука его перевязана грязной тряпицей. Я похлопываю его по плечу, и налитый кровью глаз открывается, пытаясь сфокусироваться на мне, а затем медленно и осторожно Иржи выбирается из кучи спящих.

«Ты что тут делаешь?» — свирепо шепчет он.

«Мне нужно поговорить с Руриком и Таром, — отвечаю я, показывая ему мягкую кость и вялые стебли. — Что-то высасывает жизнь из Кольца Руин, это происходит уже несколько месяцев. Трава гибнет. Животные болеют. Если ничего не предпринять, начнется голод».

Иржи смеется. «Ты разве не заметил? Идет война. Рурику и Тару некогда рассматривать траву и кости».

«Ну пожалуйста!» — умоляю я. — Это очень важно!»

«Знаешь, что действительно важно? — Иржи разматывает повязку. — Что у меня половина руки в ожогах из-за плохих чернил».

«Но я именно об этом...»

Он ощеривается и шевелит шипами на коже. «Уходи, Аррус. И не возвращайся».

^{Art by: Deruchenko Alexander}

Я отшатываюсь от него и уже собираюсь уйти, но вдруг замечаю, что группа воинов у костра не просто рассказывает истории. Глаза мои сужаются, а чешуйки по всему телу встают дыбом: у костра сидит огромная огриха в длинных одеждах, ее плечи украшают изображения кабаньих черепов. Правая рука ниже локтя отсутствует, вместо нее — искусный резной протез из клыка боевого вепря, а на нем кожаными ремнями закреплены изящные инструменты. Заканчивается протез татуировочной иглой необычной формы, установленной под идеальным углом.

Она постукивает по головке иглы небольшим молоточком, равномерными движениями покрывая рисунком круп кентавра. Чернила огрихи испускают яркое зеленоватое свечение, какого мне прежде видеть не приходилось. Горшочек сияет в ночной темноте так, словно до краев наполнен чистой Яростью.

Не думал, что они так быстро найдут мне замену. Прячась во мраке, я с волнением наблюдаю, как она легко и быстро покрывает татуировками одного воина за другим. Под утро она, наконец, отпускает последнего, и я подкрадываюсь поближе. Теперь я замечаю, что все лицо огрихи покрыто шаманскими татуировками.

«Привет, Гладенький. Чего тебе?» — огриха разглядывает мои тонкие голые руки.

«Что за чернила ты используешь? — спрашиваю я. — Никогда не видел ничего подобного».

«Особая смесь. Сама рецепт придумала», — отвечает она, выковыривая застрявший между затупленных зубов кусок жареного мяса. Это мясо должно было достаться мне .

«Продашь мне немного?»

«Можешь со мной сразиться за них», — хохочет она и начинает складывать свои инструменты в карманы шаманского фартука.

По тому, как огриха держится, сразу видно: она благородного происхождения, а ее многочисленные предки наверняка славились доблестью и магической силой. . .в общем, были теми самыми героями, рассказы о которых так любят слушать детишки. Но есть и другие истории, правда, менее известные: о хитрости и коварстве, о невоспетых героях-партизанах — проворных виашино с ловкими руками, застающих своих противников врасплох. Быть может, их имена давно забыты... но я проявляю всю скрытность своих предков, и стоит огрихе отвернуться, как мои ловкие руки хватают горшочек с чернилами и прячут в складках плаща.

Одно движение, стремительнее взмаха хвоста — и моя рука прижата к земле, а колено огрихи упирается мне в грудь. Разлитые чернила быстро впитываются в сухую почву.

Разумеется, завязывается драка, и с каждым ударом огрихи, достигшим цели, я вспоминаю, почему о ее предках слагают легенды, а о моих — нет.

«Еще раз тронешь мои чернила — сделаю башмаки из твоей шкуры», — рычит она, поднимая опустевшую чернильницу. Она расправилась со мной так быстро, что остальные даже не проснулись.

Корчась на земле, избитый и сломленный, я тупо таращусь в небо и жду, когда придет смерть. Но вдруг что-то касается моей щеки. Превозмогая ужасную боль, я поворачиваю голову: там, где пролились на землю чернила, прямо на глазах вырастает пышная зеленая лиана, разворачивая лист за листом, и тянется к восходящему солнцу. Извиваясь, она добирается до моего плеча и обвивается вокруг руки. Сомнений нет: я чувствую, как медленно срастаются сломанные кости.

«Это какая-то магия? Кто...» — хриплю я, но тут лианы пробираются ко мне в рот, спускаются в горло, к источникам внутренних кровотечений. Скорее всего, это магия Селезнии. Гильдия, которая придерживается путей природы, но по недальновидности пытается усмирить и упорядочить то, что должно оставаться диким и полным энергии. Не могу не признать: их целительная магия — именно то, что мне сейчас нужно. Я практически излечился, но вместо того чтобы встать и поискать источник магии, продолжаю изображать труп, прислушиваясь к ругательствам огрихи: теперь ей придется готовить новую порцию чернил. Сложив свои инструменты, она направляется прочь из лагеря, а я крадусь следом: мне страшно хочется разузнать, в чем ее секрет.

Я прячусь в траве и стараюсь держаться на расстоянии — так меньше шансов, что она меня заметит. А если и заметит, я успею улизнуть прежде, чем она снова меня отлупит. Мы выходим из Кольца Руин. Растения здесь уже не умирают: повсюду сочная зелень, ее оттенок даже превосходит яркостью цвет моей чешуи. Перед нами высится гигантское нагромождение известняка, а в нем зияют черные пещеры — словно огромные пасти, в ожидании распахнувшиеся нам навстречу.