^{Dovin's Acuity | Art by: Bastien L. Deharme}

«Не может быть! Он прямо так и сказал?» — от смущения и гордости у меня пылают щеки. Наверняка сейчас моя голубая кожа стала пурпурной.

«Я бы не осмелилась перефразировать слова Магистра Баана, не получив на то надлежащего разрешения».

От волнения меня почти мутит. Это мой первый закон, который будет увековечен в небесах над Новым Правом. Этот случай был самым сложным, и работой над ним я горжусь сильнее всего. С того самого момента, когда я обнаружил этот изъян в законе, я был уверен, что привлеку к себе внимание, но... небесная запись? Так быстро? Меня начнут поздравлять коллеги. Благодаря долгим часам, которые я посвятил работе над этим законом, вокруг станет больше порядка. Гуляя по улицам Равники, горожане будут чувствовать себя в безопасности даже ночью. Мы еще на один шаг приблизимся к совершенству.

«Вам удалось впечатлить Баана, — наставница перепрыгивает через перегородку и бесшумно приземляется на моей стороне. Затем сотворяет вокруг нас заклинание приватности. Не будь я ее учеником, я бы этого и не заметил, как и не обратил бы внимание на легкое движение правой передней лапы. — Ваша следующая работа должна быть не менее впечатляющей. Чем вы сейчас занимаетесь?»

Я был так поглощен написанием последнего закона, что у меня не было времени поразмыслить о том, что делать дальше. «Ну... — вздыхаю я, надеюсь, что меня осенит какая-нибудь идея. — Всегда можно поработать над проблемой юрисдикции «Мозгового центра». 

Со скучающим видом Таган потягивается, выгнув спину. «Задачками для первокурсников Баана не впечатлить, — говорит она. — Что еще?»

Я начинаю предлагать идеи, но, похоже, Таган уже потеряла ко мне интерес. Она увлеченно рассматривает сигил-толкователь. Потом подталкивает его лапой к краю стола и сбрасывает, но я успеваю поймать сигил почти у самого пола. Зажимаю его в кулаке. Если положить толкователь на место, она попросту опять его столкнет... Это наводит меня на мысль о повторных преступлениях.

«На прошлой неделе, изучая документы, я кое-что заметил. . .пункт, который связывает среднюю продолжительность тюремного заключения с возможностью рецидива. Теоретически, мы могли бы добиться отрицательных показателей, если бы снизили этот параметр. Я бы занялся этим вопросом и раньше, но те бумаги ссылались на древний закон Азориуса 394-H, и мне нужно было, чтобы кто-нибудь доставил соответствующие свитки из Исторического архива».

Таган поднимает голову. «К таким проблемам легко привлечь всеобщее внимание. Предотвратив катастрофу в рамках пенитенциарной системы, мы завоюем симпатии населения, и нам будет проще оправдать величину нашего жалованья. Но пока библиотекари согласуют перемещение документа из одного хранилища в другое, пройдет немало времени. Вам стоит самому съездить в Исторический архив, пока ваша руна в небе еще свежа».

Таган замечает, что я колеблюсь. Она явно ожидала другой реакции.

«Только не говорите, что ни разу не бывали за пределами Нового Права», — говорит она.

«Конечно, бывал!» — отвечаю я. Несколько лет назад. Восемь, если быть точным. Но порой я настолько увлекаюсь, что забываю о том, что Равника — это не только вымышленный мир, который я наполняю новыми законами.

Исторический архив не так уж далеко отсюда. И было бы интересно посмотреть на неуклюжих големов, которые бродят по его безлюдным отсекам. Каждый из них — ходячая история наших законов. В голове начинают мелькать цифры. Два закона в небе за одну неделю. Двадцать минут полета на грифоне. Двести футов над землей. Полет над головами тысяч жителей Равники.

Спокойные мысли. Спокойные мысли.

Без паники. Все будет хорошо.

Офицер, проводящий предполетный досмотр, забирает мои документы, сверяет идентификационную руну и сопровождает меня к стойлу грифонов на одной из самых высоких башен Нового Права. Семь открытых воздушных шлюзов ведут в город, и по ним туда-сюда проносятся архонты и сфинксы. Серебряно-голубые топтеры-наблюдатели бесшумно взмахивают крыльями, пульсирующими рунным светом.

«Да, там немного шумно, — замечает регистратор, видя, что я остановился, пораженный открывшимся видом города под нами. — В первый раз летите?»

Я киваю.

«Все будет хорошо. Это наш священный долг, и он стоит потраченного времени и сил».

При упоминании о долге мои колени перестают дрожать, и я взбираюсь на спину грифона. Поначалу я чувствую себя неуверенно, но офицер убеждает меня, что это чудовище прекрасно слушается даже неопытных наездников. Убедившись, что обе моих сумки лежат идеально ровно, а в них — все нужные справочные материалы, которые Таган позволила мне позаимствовать из ее личной библиотеки, я наконец обретаю уверенность в себе — и равновесие. Теперь я готов наведаться в Архив и прославить свое имя в гильдии. Секунду спустя я уже покидаю воздушный шлюз и оказываюсь в небе. Грифон резко пикирует вниз, затем делает крен на левое крыло и взмывает вверх. Он проносится сквозь одну из новых законных рун, что парят над Ратушей. Их так много, что, уворачиваясь от одной, непременно пролетишь через другую. Я ищу глазами свою, и когда нахожу, меня пробирает дрожь.

А потом руны тают в воздухе за моей спиной, открывая вид на Равнику — зрелище, от которого захватывает дух. Город простирается до самого горизонта, насколько может видеть глаз: мозаика цветов и стилей, невероятное множество зданий — от массивных и громоздких до высоких и величественных, и все возможные промежуточные варианты. Но как бы ни отличались друг от друга жители этого города, все они связаны одним и тем же законом под одним небом. Да, у Сената Азориус не так много друзей в других гильдиях, но заводить друзей — не наша обязанность. Наш долг — поддерживать порядок, иначе город станет жертвой наступившего хаоса.

^{Mountain | Art by: Jonas de Ro}

Спустя десять минут полета путь мне преграждает рой топтеров, зависший в воздухе, словно облако. Грифон маневрирует между ними, но внезапно из земли вырывается фиолетовый электрический разряд, прорезает небо и ударяет в ближайший топтер. Потом в другой — и вот тут мой грифон пугается. Он резко бросается влево, вправо, потом разворачивается и устремляется назад. Я пытаюсь вернуть его на прежний курс, но мои попытки только ухудшают положение: я разжимаю руки.

И падаю.

Охваченный паникой, я инстинктивно цепляюсь за топтер, который оказывается рядом со мной. Это замедляет падение, но ненамного. Под моим весом топтер силится удержаться в воздухе, наполненные магией крылья отказывают одно за другим, и вот уже мы оба мчимся вниз в свободном падении.

Я был уверен, что непременно разобьюсь о землю, но приземление неожиданно мягкое — у меня все болит, в голове полная неразбериха, но я жив. Первая ясная мысль, которая меня посещает: моя одежда испачкана. Вторая — испачкана моей же кровью. Но эти ужасные новости просто меркнут, когда я осознаю, куда именно я упал. Это куча мусора. Гигантская куча мусора.

Я чувствую коллективный ужас всех предков-ведалкен, вопящих в моей голове. Я прикажу купальщикам соскрести мою кожу до мяса. Я сожгу эту одежду, а пепел развею над самым глубоким зонотом. Но вряд ли мне удастся очистить свой разум от этого ужасного воспоминания.

«Помогите! — я пытаюсь кричать, но, проведя столько времени в библиотечной тишине, могу выдавить из себя только шепот. — На помощь!» — зову я снова и беспомощно мечусь туда-сюда.

«Эй, все в порядке, — успокаивает меня чей-то низкий голос. Подняв глаза, я вижу широкое лицо, рыжую бороду и огромные латунные очки. Это человек, хотя, заяви он, что среди его предков был великан, я бы сразу поверил. — Здорово ты грохнулся. Повезло тебе, что жив остался». Он протягивает руку в черных масляных пятнах. По крайней мере, я надеюсь, что это масло. С большой неохотой я ее пожимаю.