Мы «нечаянно» потрахаемся, а дальше перейдём к мирному урегулированию вопроса. Но уже на моих условиях. Вот и вся трагедия. Она, как и любая другая в жизни женщины заканчивается, в общем-то, по одному сценарию.

Акт первый — истерика. Собирание вещей и эпичный бег в никуда — волосы назад, слёзы, сопли, и прочите атрибуты женского безумия.

Акт второй — требования и ультиматумы. Когда она с пеной у рта пытается загнать тебя под свой каблук.

А вот дальше всё зависит от мужика. Да, кто-то прогибается. А кто-то просто ждёт, когда до женщины дойдёт, что за ней не побегут и ничего не станут вымаливать. Вот тут-то и наступает Он.

Акт третий — осознание. Когда мозг возвращается в черепную коробку и дает понять, что совершена хуйня и надо срочно всё переделывать.

Я подожду. Леру рано или поздно, но доставит.

А пока я снова сажусь за руль и еду в Ритц, где снимаю люкс, а затем спускаюсь в ресторан с совершенно чётким намерением снять себе тёлку на одну ночь и хорошенечко с ней потрахаться. Вот прямо так от души, чтобы в голову не лезли всякие навязчивые мысли о Райской и её греховном теле. К чёрту её. Она сама решила поставить точку. Не я!

И всё у меня шло по плану — баба нашлась почти сразу же. Сама ко мне присела. Красивая, наштукатуренная, дорогая блядь, которая откровенно себя предлагала, мысленно отщёлкивая в своей голове стоимость моего костюма, часов и туфель, и прикидывая, сколько могла бы слупить в случае удачной охоты. И я без проблем натянул бы её во все щели, но этот продажный взгляд… он всю малину мне испортил.

Какой итог? Я свалил. А потом в полнейшем одиночестве нажрался в своём номере в дугу, напрочь игнорируя звонки от Айзы, Ветрова, Хана, Ильясова-старшего и моего драгоценного папаши. И на каждый входящий я дёргался как припадочный, внутренне надеясь, что на том конце провода будет Лера.

Но нет, то была не она. И меня это бесило до зубовного скрежета.

— Ну и хуй с тобой, — буркнул я, всадил в себя добрую половину бутылки односолодового виски и вырубил телефон, чтобы самому, не дай бог, не набрать эту строптивую гадину и ещё раз не пройтись по ней катком из едких эпитетов.

Через несколько минут после неравной борьбы с алкоголем отключился сам.

Утром проснулся после обеда. А затем решил, что неплохо было бы просто послать всё и вся на прекрасный детородный орган. И пусть ебутся как хотят. Хоть раком, хоть боком, хоть с наскоку.

Первым моё вынужденное самовыпиливание из рабочего процесса не оценил отец, затем и Ветров, а после и Ильясов-старший, с которым у меня случился такой неприлично «милый» разговор, наполнивший меня каким-то извращённым удовольствием, что я незамедлительно решил — надо бы это отметить.

— Ты почему не в офисе, Данил?

— Следующий вопрос, — хохотнул в трубку, не испытывая тем не менее ни капли радости или веселья. Заебали! Все вокруг и каждый в отдельности.

— Не понял? — покряхтел старик мне в трубку, а меня аж перекосило.

— Что вы не поняли, Алим Бурханович? Почему я не собираюсь перед вами отчитываться или то, что приказывать и что-то требовать вы можете только от своего сына, а уж никак не от меня?

— Да что с тобой такое, Данил? — орёт и тут же закашливается Ильясов.

— В отпуске я, — рявкнул, не повышая голоса, а затем отыскал в недрах бара новую бутылку с горячительным, свинтил крышку и присосался к горлышку, словно умирающий от жажды.

— Что значит в отпуске? У нас встреча с китайцами в три. Делегация ещё вчера вечером прилетела, а ты телефон выключил! — задыхался он в трубку, и я прямо как наяву увидел перед собой красное, одутловатое лицо отца своей жены.

— Камиля отправьте. Делов-то?

— Но…

— Ах, забыл, пардоньте, ваш старшенький же у нас в бизнесе небельмесум. Бородку стрижёт, ноготки царские подпиливает, да и по-китайски не говорит от слова «нихуа». Печаль, беда, кручина…

— Ты что пьяный?

— Ещё нет, но очень стараюсь. Всё, дорогой тесть, держите краба! И не поминайте лихом, — выдал я эту откровенную словесную диарею, щедро глотнул из бутылки под злобное шипение Ильясова, хохотнул довольно, что довёл старого козла до бешенства и отключился, чувствуя, что жизнь налаживается.

Прошерстил список пропущенных. От Леры ни слова. Чуть скис, а затем приказал себе забить на всё.

— Ладно, ещё не вечер, — усмехнулся я и снова ушёл в крутое пике.

Данил

Качественно так ушёл. Мне даже самому понравилось. Практически вспомнил молодость и неоспоримый факт — пить без закуси нельзя. Как итог, утром я был похож на дементора, который в одном лишь чёрном отельном халате и тапочках, по стеночке крадётся в сторону лифтов, чтобы найти по свою душу живой воды и молодильных яблок.

Конечно, я бы мог не шокировать публику своим видом и просто позвонить на ресепшен, но мне приспичило прогуляться. И плевать, что на часах всего лишь половина седьмого утра. Вот вообще до фонаря.

Добрался до пункта назначения, пахнул знатным перегаром в лицо управляющего и улыбнулся словно безумный.

— Доброе утро!

— И вам не хворать, — икнул я и хохотнул, поражаясь самому себе и тому трешаку, что я вдруг принялся исполнять. И ведь из-за кого?

П-ф-ф, я был о себе лучшего мнения…

Всё! Пора кончать газовать. И вообще, синька — зло и ничего не решает.

— Чем могу помочь?

— Мне бы рассольчику.

— Простите? — опешил мужик и чуть ослабил свой галстук.

— Рассол, — поднял я руки вверх и развёл пальцы во все стороны, — водичка такая живительная, в которой маринованные огурчики плавают. Смекаешь? Мне очень надо бы её, чтобы…

— Стать огурчиком?

— Именно, — щёлкнул пальцами и подмигнул управляющему.

— Ещё что-то?

— Разумеется. Еды бы мне. Мясо. Стейк тендерлоин с кровью. Литр брусничного морса. И ещё, пожалуй, овощную тарелку с зеленью. Да, вот так нормально будет, — кивнул управляющему, развернулся и снова отправился на прогулку до своего номера.

Через час я уже чувствовал себя человеком, изрядно потрёпанным, конечно, но всё же. Принял душ, сытно поел, вкинулся обезболивающим, потому что башка трещала по швам как неугомонная, и вызвонил Лёню, запоздало приказывая сменить замки в моей квартире и привезти мне чистую одежду. Но из отеля не выписался.

И хрен его знает почему.

За руль сесть тоже не рискнул после двух дней активного алкомарафона, но в офис всё-таки поехал, потому что был уверен на все сто процентов в том, что с китайцами вопрос застопорился. Что, собственно, оказалось недалеко от правды. Всё, на что был способен Ильясов-старший — так это перенести рабочие моменты и показать ребятам из Поднебесной, что Moscow действительно never sleeps.

Ну, в принципе, молодец.

Ситуацию за день я разрулил и с каким-то больным рвением окунулся в работу, всячески фильтруя свой круг общения. До конца недели трижды отказал во встрече с Ветровым. Максимально морозился от отца, который всё порывался заняться моим воспитанием, но в итоге просто был послан в дальние дали. Алим Бурханович был умнее и благоразумно ко мне больше не совался, в отличии от его тупоголового сына.

И вот на этом недоразумении по имени Камиль я и срывал всех своих демонов, которые с каждым днём все больше зверели, скалились и требовали сожрать поскорее хоть кого-нибудь со всеми потрохами.

Почему? Потому что! На календаре был уже понедельник новой недели, а я по-прежнему задерживал дыхание до болезненных судорог в лёгких, когда мой телефон звонил, но на том проводе была не Она. И даже пресловутого пропущенного с припиской «ой, я случайно тебя набрала» я и то не дождался.

И внутри меня от этого томительного, но бесцельного ожидания что-то омерзительно скреблось и противно ныло. И это что-то жалило меня куда-то за рёбрами, нарушая концентрацию и срывая к херам все рабочие процессы. И это гадливое чувство, кажется, с каждой минутой только набирало свои обороты. Я, то и дело, ловил себя на мысли, что меня всё и все бесят с какой-то невообразимо страшной силой. Но я планомерно терпел.