— Ну, дурочка же.
— Я торопилась, — полностью признаю свою вину, но пытаюсь оправдаться, стыдливо поправляя мокрые пряди и всё ещё всхлипывая.
— Простыть?
— Передумать ехать к тебе, — от слёз и волнения голос дрожит, словно лист на ветру. Рвётся. И окончательно слетает в шёпот.
Смотрим друга на друга. Всё понимаем. Но насмотреться не в силах. Я так скучала по нему. По этим глазам цвета ночи. По его греховному, терпкому, но такому родному аромату. По его прикосновениям, обжигающим словно языки пламени. По его ауре несомненной мужественности, в которую я так обожала кутаться, как в одеяло.
Мой мужчина. Только мой!
И он опускается передо мной на колени, развязывает шнурки на ботинках и снимает их с моих ног. А затем встаёт и в одно движение подхватывает меня на руки.
И несёт! Пока я прячу горящее лицо у него на груди. И полными лёгкими накачиваю себя им — моим Данилом, обнимая его за шею. Радуюсь, что он выбежал ко мне в одних домашних шортах. Я могу прикасаться к его гладкой коже, проводить пальчиками по татуировкам на спине и плечах. И балдеть от того, как громче и громче начинает биться сердце в его груди.
Для меня!
Лестница. Коридор. Спальня.
А в следующее мгновение мы оба падаем на шелковые простыни и замираем, обнявшись крепко-крепко и боясь пошевелиться. Между нами бродит ток, гудит по венам, потрескивает в местах, где мы соединяемся с друг другом, и приводит нас в чувство. Потому что иначе, мы бы просто потеряли сознание от наслаждения и этой пьянящей близости.
Спустя вечность сильные руки Данилы стискивают меня ещё крепче, и я, тихо пискнув, трусь щекой о его щетину.
— Я не могу поверить, что ты здесь, — я отчётливо слышу, как дрожит его голос.
— Здесь, — чуть отстраняюсь от него, но только чтобы соприкоснуться лбами.
— Но если я всё же спятил и у меня начались галлюцинации, то знай — меня не надо лечить.
Улыбаюсь и прижимаю ладошку к его щеке, он тут же чуть поворачивает голову и касается губами подушечек моих пальцев. Вздыхает глубоко. И почти стонет от того, как нас коротит от этих волшебных прикосновений друг к другу.
— Прости меня, Лера. Прости… мне так стыдно, за себя. Стыдно, что я так поступал с тобой!
— Дань, я простила, — пробегаюсь пальчиками по бровям вразлёт и его ресницам.
— Клянусь, я был тебе верен.
— Я знаю.
— Я никого, кроме тебя, не видел.
— Я тоже.
— Я мудак и эгоист. И да, я спилил твой дом. Но, блин, Лера, не мог я без тебя больше жить. У меня тогда конкретно фляга свистела, и я реально на людей уже кидаться начал. Я запаниковал, думая, что теряю тебя. Я не оправдываюсь, просто хочу, чтобы ты знала, насколько свернула мои мозги.
— Маньячина, — с лёгкой грустью улыбаюсь я.
— О, да! И если бы не этот долбанный брак, то…
— То ты до сих пор бы остался самовлюблённой задницей.
Смеётся. И я вместе с ним.
— Теперь я просто влюблённая задница. Влюблённая в тебя, Лера, — чуть ближе подаётся к губам, и они начинают полыхать от желания, чтобы он их коснулся.
Но Данил не спешит с этим. И мы дышим одним на двоих воздухом и искрим. Ярко!
— И за тот наш разговор прости, я…
— Всё, Дань, — тут же запечатываю я ему рот, — хватит. Ладно? Я хочу прошлое оставить в прошлом. Я хочу забыть всё, как страшный сон и помнить только то хорошее, что было между нами. Потому что это и есть самое важное. Что же до остального? Ну, значит, таков был наш путь к счастью — тернистый, с болью в сердце и со слезами на глазах. Но мы должны были его пройти, чтобы оказаться вместе здесь и сейчас.
Почти вплотную прижимается к моим губам, и мы оба начинаем вибрировать, словно высоковольтные провода. От нетерпения. От страсти. От голода.
— Господи! Ты лучшая девушка на свете, Лера. И я до сих пор не знаю за что мне так фортануло, что я встретил тебя, но… чёрт возьми, я люблю тебя!
— Шахов, — смещаю я ладонь со щеки на его затылок. Чуть сжимаю и пытаюсь потянуть его на себя, но он только ласково прикусывает мою нижнюю губу и улыбается.
— М-м?
— Ты собираешься уже меня целовать сегодня или нет? — тихо рычу я и выгибаюсь, буквально напарываясь на его очевидное желание.
— Лер, я не смогу всего лишь поцеловать тебя, — чуть подаётся ко мне и тихо шипит, — я же тебя просто сожру.
— Боже, — наши ноги переплетаются, и мы сладко стыкуемся в самых правильных местах., — хорошо, я согласна. Сожри!
— Рано. Я ещё не сказал всех слов, что тебе задолжал. Знаешь, сколько я репетировал их перед зеркалом?
— К чёрту, — делаю волнообразное движение всем телом, и из глаз вылетают искры, а руки Шахова смещаются на мои ягодицы, с силой сжимают их, а затем ныряют за пояс джинсов и фактически впечатывают меня в свой железобетонный стояк.
— М-м-м…, — стонем в унисон.
— Ты убиваешь во мне новорождённого романтика, — прикусывает за подбородок, скользит языком ниже, на шею, где, словно ошалелая, бьётся в судорогах венка.
— Мне он не нужен. Мне нужен мой Данил.
— Почему? — его язык скользит по моей мочке, дразнится, чуть щекочет, запускает по нервным окончаниям микротоки эйфории. И всё на фоне его рук, что уже бесстыдно расстегнули пуговицу на джинсах и застёжку бюстгальтера.
Поджигает. Сейчас рванёт!
— Что? — в каком-то полубреду переспрашиваю, полностью сосредоточенная на том, как он нежно кружит вокруг моего соска. Но не дотрагивается до вершинки, а продолжает планомерно сводить с ума.
— Почему я тебе нужен, Лера?
— М-м, — укус в шею, рычание. В одно движение водолазку прочь. За ней и лиф.
Кожа к коже и я чувствую, что мои трусики бесстыдно намокают, а бёдра сводит от нетерпения.
— Ответь мне, пожалуйста. Я действительно тебе нужен? Вот такой, — зажимает моё лицо в своих крепких ладонях и чуть встряхивает, без слов приказывая смотреть на него.
И я подчиняюсь.
Ныряю в омут его глаз, а там…
Страх. Боль. Надежда. И любовь.
— Нужен, — шепчу я и начинаю покрывать его лицо отрывистыми поцелуями.
— Почему?
— Потому что я тоже люблю тебя. Тебя, Данил! Со всеми твоими достоинствами и недостатками. Люблю, когда ты смеёшься взахлёб. Люблю, когда ты бурчишь, если не в настроении. Люблю, когда ты командуешь. Люблю, когда ты жестишь, пытаясь меня прогнуть. Люблю, когда мне уступаешь. Люблю, Дань. Не за что-то, а просто потому, что ты — это ты.
Мне снова хочется плакать. Так как вот она я — вся обнажённая перед ним.
— Люблю, — сглатываю слёзы, — ты только, пожалуйста, не обижай меня снова.
— Лера… никогда! Ведь лишь рядом с тобой я больше не одинок…
Наш поцелуй — это словно столкновение двух миров. Вспышка сверхновой. Нас абсолютно точно взрывает и разносит на миллионы кусочков, а затем засасывает обратно, собираясь во что-то новое. Только наше!
Языки сталкиваются друг с другом, накачивают нас ядрёным коктейлем из яда, пузырьков шампанского и первоклассной дури. Крышу срывает. Руки хаотично движутся, преследуя только одну цель — избавиться от одежды.
А дальше новая установка — повести нас в рай!
И каждая разбитая, покалеченная, истерзанная клеточка на моём теле была вылечена его губами и языком. Данил окончательно меня реанимировал. Оживил. И заставил задыхаться уже не от отчаяния и ужаса, а от пожирающей меня страсти.
— Девочки мои любимые, — тихо шепчет он, насилуя соски, — я так по вам скучал. Ох, блядь, обожаю…
Покусывает их и чуть оттягивает зубами, а затем снова набрасывается и вылизывает их, пока я не выгибаюсь дугой в его руках и не рычу, боясь, что тронусь головой, если он не подарит мне такую долгожданную разрядку.
— Даня, — умоляюще тяну я и всхлипываю, когда его голова опускается ниже. Трётся своей щетиной о мой гладковыбритый лобок, а затем ей же легонько касается разбухших губок и изнывающего клитора.
Меня тут же выносит в параллельную реальность и я, кажется, даже на секунду теряю сознание, а затем громко, протяжно стону, когда его язык одним безотрывным движением проходится снизу вверх по моей киске и наконец-то всасывает в рот пульсирующую горошинку.