– Элиза! – Он схватил ее за локоть. Продолжая кричать, она вырвалась, и у него в руке остался только оторванный рукав рубашки. Он недоуменно посмотрел на кусок ткани и бросил его на пол.

– Черт побери, послушай же меня, Элиза!

Она продолжала кричать, продолжая отступать от него.

Первые жабы уже успели спуститься по лестнице и неотвратимо приближались. Послышался звон разбитого стекла, и через полукруглое окно над дверью влетела жаба, она упала на спину и лежала на ковре кверху пятнистым розовым брюхом, беспомощно перебирая перепончатыми лапами.

Джон схватил жену и встряхнул за плечи.

– Нужно спуститься в подвал! Там мы будем в безопасности.

– Нет! – крикнула Элиза. Ее округлившиеся глаза казались огромными, как блюдца, и Джон понял, что она отказывается не от его предложения спуститься в погреб, а вообще от всего.

Времени на полумеры или успокаивающие слова не было. Он схватил ее за рубашку и рванул вниз, словно полицейский сопротивляющегося преступника. Жаба, что была ближе других, сделав гигантский прыжок, сомкнула свои иглоподобные зубы в том месте, где всего секунду назад находилась голая пятка Элизы.

Пробежав полпути вдоль коридора, молодая женщина поняла замысел мужа и уже добровольно побежала рядом с ним. Оказавшись у двери в подвал, Джон повернул ручку и потянул ее на себя, но дверь не шелохнулась.

– Проклятие! – выругался он и дернул снова. Бесполезно. Все впустую.

– Джон, быстрее!

Элиза обернулась и увидела, что жабы огромными прыжками мчался к ним по коридору. Они перепрыгивали друг через друга, падали, отлетая от стен с выцветшими обоями, отталкивая одна другую. Казалось, катится волна зубов, черно-золотых глаз и тяжело дышащих кожистых тел.

– ДЖОН! ПОЖАЛУЙСТА! ПОЖА…

В этот момент одна из жаб прыгнула и вцепилась Элизе в бедро над самым коленом. Женщина взвизгнула и, схватив жабу, проткнула пальцами ее кожу, выпустив темные жидкие внутренности. Ей удалось оторвать от себя мерзкое существо, и на мгновение она поднесла его к глазам. Зубы чудовища скрежетали, словно миниатюрная машина смерти. Элиза с силой швырнула жабу, та, перевернувшись в воздухе, шлепнулась о стену, но не упала вниз, а приклеилась благодаря собственной слизи.

– Джон! О Господи! Джон!

Джон Грэхем внезапно понял, почему не открывается дверь. Он поменял направление своих усилий и толкнул дверь от себя. Дверь распахнулась, и он едва не полетел кувырком вниз по лестнице, но, взмахнув руками, сумел ухватиться» за перила. И тут Элиза, едва не столкнув его вниз, с безумным криком проскочила мимо.

«Сейчас я упаду, не смогу удержаться и упаду, сломаю шею», – пронеслось у нее в мозгу. Но каким-то образом ей повезло. Она рухнула на земляной пол, схватившись руками за раненое бедро.

Жабы устремились через открытую дверь в подвал.

Сумев сохранить равновесие, Джон повернулся и захлопнул дверь. Жабы, оказавшиеся по эту сторону двери, внутри подвала, прыгали вниз прямо с площадки и, ударившись о лестницу, падали между ступенями. Одна из них подскочила почти вертикально вверх, и Джона внезапно охватил приступ дикого смеха. Он неожиданно вспомнил мистера Тоуда из Тоуд-холла, который совершал высокие прыжки на палке с мощной пружиной. Все еще продолжая смеяться, он сжал правую руку в кулак и ударил жабу в ее пульсирующую дряблую грудь в тот момент, когда она на мгновение застыла в высшей точке своего прыжка – уже не двигаясь вверх, но еще не начав падать вниз. Жаба исчезла в темноте, и Джон услышал глухой шлепок, когда она ударилась о печь.

Он пошарил в темноте по стене, и его пальцы коснулись цилиндрика – старомодного электрического выключателя. Он щелкнул им, и тут Элиза снова принялась визжать – у нее в волосах запуталась жаба. Она квакала, крутилась, кусала Элизу в шею и наконец прекратилась в какое-то подобие большого бесформенного бигуди.

Элиза вскочила на ноги и закружила по подвалу, чудом не натыкаясь на сложенные здесь ящики. Налетела на один из столбов, поддерживающих свод. Отскочив, повернулась и дважды сильно ударилась о него головой. Жаба лопнула, разбрызгивая черную жидкость, вывалилась из ее волос и скатилась, оставив на рубашке зловонный след.

Элиза закричала; от безумия, звучащего в ее голосе, у Джона похолодела кровь. Он сбежал, спотыкаясь, по ступеням и обнял ее, прижал к груди. Она пыталась бороться и с ним, но потом успокоилась. Постепенно ее крики сменились рыданиями.

К глухому стуку и кваканью снаружи прибавилось кваканье жаб, попавших в подвал вместе с ними. Элиза отстранилась от мужа, дико оглядываясь по сторонам:

– Где они?! – воскликнула она, задыхаясь. Ее голос охрип от непрестанного крика. – Где они, Джон?

Но жаб искать не пришлось; чудовища уже энергично устремились в их сторону.

Грэхемы отступили, и тут Джон увидел прислоненную к стене ржавую лопату. Он схватил ее и начал насмерть припечатывать жаб к полу. Но одной из них удалось перехитрить его. Она прыгнула на ящик, а оттуда на Элизу. Уцепившись зубами за рубашку, жаба повисла между грудями женщины.

– Не двигайся! – приказал Элизе Джон. Бросив лопату, он кинулся к жене, схватил жабу и оторвал ее от рубашки. Вместе с жабой оторвался и кусок ткани – лоскут «висел ни одном из жабьих зубов. Жаба дергалась, извивалась и пульсировала в руках Джона. Ее покрытая бородавками кожа была сухой и на удивление теплой.

Сжав руку, Джон раздавил жабу. Кровь и слизь брызнули между его пальцами.

В погреб сумели проникнуть меньше дюжины отвратительных чудовищ, и теперь все они были убиты. Джон и Элиза прильнули друг к другу, прислушиваясь к непрерывному граду сыпавшихся с неба жаб.

Джон посмотрел на крошечные окна подвала. Они были темными, и внезапно он представил себе, как дом выглядит снаружи, похороненный под массой шевелящихся, прыгающих жаб.

– Нужно укрепить окна, – хрипло произнес он. – Иначе они продавят их и ПОСЫПАЮТСЯ Сюда.

– Укрепить? Но чем? – удивилась Элиза. – Что мы можем использовать?

Он оглядел подвал и увидел несколько прислоненных к стене листов старой, покоробившейся, темной фанеры. Не слишком надежно, но все-таки.

– Вот этим, – сказал Джон. – Помоги мне разломать эти листы.

Они работали быстро, даже неистово. В подвале было всего четыре небольших окошка, благодаря их размерам они продержались дольше, чем большие окна наверху. Элиза с Джоном заканчивали укреплять последнее окошко, когда услышали, как треснуло стекло в первом, но фанера удержалась.

Закончив работу, они вернулись на середину подвала. Джон с трудом передвигал ногу со сломанными пальцами.

С лестницы доносились звуки, свидетельствующие, что жабы трудятся над дверью, ведущей в погреб.

– Что мы будем делать, если они прогрызут эту дверь? – прошептала Элиза.

– Не знаю, – ответил он. И в это мгновение люк для загрузки угля, которым не пользовались много лет, внезапно распахнулся под тяжестью жабьей массы, и голоса жаб посыпались в подвал сплошным потоком.

На этот раз Элиза не кричала – ее голосовые связки были сорваны.

После того как люк для загрузки угля распахнулся, спрятавшиеся в погребе супруги прожили недолго, но, пока они были живы, Джон Грэхем кричал за двоих.

К полуночи град жаб, падающих на Уиллоу, поредел.

К половине второго ночи с темного, усыпанного звездами неба упала последняя жаба, задержалась на сосне, стоящей рядом с озером, спрыгнула вниз и пропала в ночи. Сезон дождя кончился. До следующего оставалось ровно семь лет.

В четверть шестого на востоке появились первые проблески утренней зари, осветившей землю. Уиллоу был погребен под живым ковром шевелящихся, прыгающих, недовольно квакающих жаб. У зданий на Мейн-стрит были сглажены углы и резьба – все стало округлым, горбатым и вздрагивающим. Щит на шоссе, на котором было написано: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В УИЛЛОУ, ШТАТ МЭН, САМЫЙ ГОСТЕПРИИМНЫЙ ГОРОД!» – выглядел так, словно кто-то раз тридцать выстрелил в него из крупнокалиберного ружья. Дыры были пробиты, разумеется, падающими жабами. Вывеска «ИТАЛЬЯНСКИЕ САНДВИЧИ, ПИЦЦА, ГРОГ, ЛИЦЕНЗИИ НА РЫБНУЮ ЛОВЛЮ», красовавшаяся прежде перед магазином, была сорвана и валялась на земле. Жабы играли в чехарду на ней и вокруг. Каждую колонку на бензозаправочной станции «Саноко», принадлежащей Донни, венчало жабье собрание. Пара жаб сидела на медленно поворачивающемся флюгере, установленном на крыше магазина печной арматуры, словно маленькие уродливые дети на карусели.