– Все верно, сэр Мортегар, – сказал Дамонт. – Простите, что сообщаю вам только сейчас… Я не мог допустить огласки. Мы действительно просим вас сделать для начала троих девушек счастливыми матерями, заложить основы нового поколения магов, которые выведут нас из упадка.

Я молча упал на стул. Мой мир в очередной раз дал трещину.

– А я могу отказаться?

Ректор Дамонт молча встал, подошел к стене. Камень расступился, открыв потаённый шкафчик, из которого в свете факелов блеснуло стекло. Наверное, обычно кабинет ректора был довольно светлым местом – здесь было три огромных окна. Но теперь за ними стояла вода, и свет давал огонь. Изгнанный и заточённый, но по-прежнему необходимый.

– Разумеется, можете. – Ректор вернулся за стол и поставил передо мной бокал со светло-коричневой жидкостью. Сам с таким же бокалом уселся в своё кресло.

Мы были в кабинете одни. Совет закончился, и остальные удалились, сойдясь на том, что у меня остаётся неделя для размышлений.

Я кивнул, пододвинул к себе стакан и понюхал. Запах был резкий, но не лишенный приятности.

– Можете, сэр Мортегар. Я – глава клана, но отдать такой приказ я не могу. Не теперь, когда вы – полноправный маг и, к тому же, рыцарь. Но я хочу, чтобы, думая, вы приняли в расчет тот момент, что вы – не просто член клана, но – боевой маг военной академии.

– Мне как-то иначе представлялись магические боевые действия, – сказал я и сделал небольшой глоток, следуя примеру Дамонта.

Ректор улыбнулся:

– Война порой принимает неожиданные формы. В мирное время она притворяется политикой. Я намеренно попросил вас прийти пораньше. Вы слышали окончание переговоров. Что скажете?

Я пожал плечами:

– Ну… Я так понял, что магия куда-то девается, и теперь кланы не очень хотят помогать друг другу.

Ректор медленно кивнул и сделал из бокала большой глоток.

– Верно. Поскольку вы – рыцарь, сэр Мортегар, я полагаю, вам можно доверять чуточку больше, чем обычным ученикам. Вы не станете болтать обо всём, что здесь услышите.

Да уж, кому понравится, когда о твоей дочери ползут грязные слухи, что она тайком спарилась с каким-то безродным выскочкой. Ясное дело, я буду обо всём настолько молчать, что от моего молчания сама Тишина удавится. Главы кланов и древних родов – это не Герлим и даже не служитель Наллан. Меньше всего мне бы хотелось заиметь таких врагов. Однако мне предлагалось заполучить друзей.

– Никто этого не говорит, однако слова витают в воздухе, – продолжал Дамонт. – Сегодня практически все, кроме самых ярых фанатиков, признают, что решение, вынесенное в отношение клана Огня, было скоропалительным. Мы не учли множества последствий, с которыми сталкиваемся до сих пор. Баланс стихий серьёзно пошатнулся. Магия, которая раньше казалась чем-то таким же само собой разумеющимся, как жизнь, или дыхание, сделалась нестабильной. Вырождение. Деградация. Бесконтрольное буйство стихий. Вот с чем мы столкнулись за последние двадцать лет. Ну и, разумеется, политика. Раньше, когда сходились главы четырех кланов, нам всегда удавалось договориться. Огонь был опасен, но Анемуруд, глава клана, был мудр.

– А зачем тогда сделали всё это с Огнем? – спросил я. – Зачем его заточили? Уничтожили клан?

Ректор выпил еще и поставил бокал на стол. Задумчиво глядя на покачивающуюся у самого дна жидкость, заговорил:

– Огонь был необычной стихией, сэр Мортегар. Земля существует сама по себе. Как Вода. Как Воздух. Огонь же сам по себе существовать не может. Огонь что-то сжигает. Поэтому в клане Огня приносились человеческие жертвы. Человеческие души обращались в Пламя, которое затем согревало наш мир. До поры это не казалось проблемой. Всегда есть преступники, по которым плачет смертная казнь. Однако кланы разрастались, и магов Огня становилось больше. Они потребляли больше магической силы. И в годы расцвета, предшествовавшие тому, что теперь называют Великой Битвой, нам требовалось приносить несколько сот жертв в год.

– Ого, – только и сказал я.

– Простолюдины боялись магов буквально как Огня. Они знали, что даже за крохотную провинность можно угодить на костёр, и старались вести себя прилично. Прекрасное время. Мирное время. Когда мир трясся от ужаса. Были организованы тайные отряды, похищающие людей. Одиноких. Отверженных. Было сделано много такого, чем никто теперь не гордится. Но кланы продолжали увеличиваться, и мы сознавали, что рано или поздно мы просто истребим население нашего мира. Пожар начался. Как погасить его, убедив Огонь гореть лишь в камине и довольствоваться малой толикой дров? Когда пламя бушует, оно не слушает увещеваний.

Я поднёс бокал к губам. Рука чуть-чуть дрожала. Случайно ли то, что ректор пустился со мной в такие откровения?

– Теперь у нас совершенно обратная проблема. Магия уходит. Медленно, но верно она поворачивается к нам спиной. Маги рождаются в семьях простолюдинов. Такое бывало и раньше, но скорее в рамках исключения из правил. Теперь в среднем десятая часть учащихся в каждой из академий – безродные. Пройдут годы, десятилетия, и они объединятся. Создадут формацию, которая осознает свою силу и заявит свои права. В мир, который и без того нестабилен, придёт новая сила. Чем всё закончится?

Я представил себе лицо Тарлиниса. Как он смотрел на меня – с ужасом, презрением и надеждой. Признает ли этот человек толпу безродных равными себе? Да ни в жизнь. И он не один такой.

– Войной? – предположил я.

Ректор Дамонт медленно кивнул.

– Именно войной. Ослабленные кланы, погрязшие в распрях, и набирающие силу безродные. Мир дорого заплатит за эту войну. Поймите, сэр Мортегар, я мог бы говорить сейчас совершенно другие вещи. Я мог бы сказать, что вы молоды, и вам только в удовольствие должно быть провести неделю, наполненную сладким ароматом любви, с прекрасной девушкой, нисколько при этом не беспокоясь о последствиях. Я мог бы посулить денег, статус. Пожаловать дворянство. И, смею заверить, за этим дело не станет. Однако я говорю с рыцарем и проявляю уважение. Вам предоставляется честь послужить орудием возрождения кланов, залогом нового равновесия. Отцом новой надежды.

Я поставил пустой бокал на стол. В голове слегка зашумело. Алкоголь придал мне смелости, и я спросил напрямик:

– А вариант выпустить Огонь вы не рассматривали? Тогда ведь, наверное, всё наладится само.

– Наладится, – кивнул Дамонт. – Однако мы этого уже не увидим. Стихии не терпят насилия, а мы надругались над, возможно, сильнейшей из них. Она вырвется наружу, и за ошибку, допущенную десятками, расплатятся миллиарды. Я признаю, что мы допустили ошибку. Но признаю и то, что исправить её нельзя. Мир сейчас таков, каков есть. И нам нужно научиться в нем жить. Мне кажется, я всё сказал, сэр Мортегар. Неделя. Жду вашего решения.

Он отвернулся и посмотрел в окно. Я как будто исчез для него. Аудиенция окончилась.

***

Я вышел из кабинета ректора, погруженный в тягостные размышления. Теперь стало ясно, почему Сиек-тян швыряла в меня своим шариком. И почему подплыла к моему окну. Хотела посмотреть на человека, которого добрый папаша подложит ей в постель.

Представив, что произойдёт в постели, я содрогнулся. Да мне после этого понадобится серьезная медицинская помощь. Садо-мазо по-взрослому, куда тем «Пятидесяти оттенкам». Но это будет только началом. Потом мне придется смотреть в глаза Натсэ, которая нервничает, когда я одалживаю свой плащ беззащитной девушке. Н-да, ситуация…

Свернув к жилой части академии, я нос к носу столкнулся с Искаром. Попытался обойти, но он как-то удивительно вежливо заступил мне путь.

– Сэр Мортегар, всего минутку, прошу вас. Господин Тарлинис передаёт вам это. – Он протянул запечатанный сургучом конверт. – Приглашение на бал в его временную резиденцию, Небесный Дом.

Я взял конверт и скептически осмотрел его. От прошлого визита, признаться, до сих пор оставались смешанные впечатления. А теперь что? Тарлинис будет изображать из себя воплощенное дружелюбие? Гадость.