***

Следовало подумать о поступлении в вуз. Он хотел поступать на филфак, но с его более чем «скромными» оценками шансов на поступление в университет было немного. Так что оставалась консерватория.

Рая Могилевская его утешала:

– Журналист – это прежде всего эрудированный, широко образованный человек. Вовсе не обязательно обучаться литературе, чтобы уметь писать. Ты посмотри, сколько прекрасных писателей среди врачей – Чехов, Аксенов… Кстати, подающая надежды наша землячка Дана Рудина, она же тоже в консерватории учится. А какие прекрасные пишет рассказы…

Данку Рудину Аркашка знал прекрасно. Эта нескладная длинноногая девчонка в вечных ситцевых платьях со своими рукописями обивала пороги всех газет, а потом ее рассказ напечатал журнал «Юность» и каждому, кто хоть что-нибудь смыслил в литературе, стало ясно, что на писательском небосклоне зажглась если пока еще и не звезда, то очень яркая звездочка.

Дана закончила то же музыкальное училище, что и Аркадий, только на год раньше, и теперь уже перешла на второй курс консерватории. Когда он сдавал документы, то встретил ее в приемной комиссии. На его сомнения Рудина лишь рукой махнула:

– Правильно тебе твоя Могилевская говорит. Какая разница, диплом какого вуза у тебя будет, главное в нашей стране – это «корочки». Тебе что, кто-то запрещает сотрудничать с газетой или рассказы писать? Кончай, Аркашка, дурью маяться. Надо поступить, все остальное потом приложится.

Не приложилось.

В первые сентябрьские денечки, когда азиатское солнце светит еще во всю свою мощь, но уже не обжигает зноем, а лишь ласкает теплом; когда воздух насквозь пропитан приторно сладким запахом дынь и поздних фруктов, когда по утрам в комнату через открытое окно врывается бодрящий ветерок, таким вот ранним утром Аркаша, сидя в прокуренном строительном вагончике, торопливыми записями заполнял странички видавшего виды блокнота. С начальником стройуправления Толиком, Анатолием Ганиевичем Тешабаевым, Марков познакомился еще в мае, в первые же дни строительства разрушенного Ташкента. Тешабаев был старше Аркадия лет на десять, но держался на равных, положением начальника не кичился, и уже со второй встречи они легко и непринужденно перешли на «ты». В этот день молодой журналист приехал к своему новому другу до начала рабочего дня – знал, что потом Анатолий закрутится по своим многосложным делам и даже минуты для разговора выделить не сможет. А его управление в самом конце августа построило в том самом месте, где был эпицентр землетрясения, роскошную, таких еще в Ташкенте не видывали, школу. Со стеклянными галереями, большим бассейном и двумя спортзалами, просторным светлыми классами и ярким красочным мозаичным панно во всю фасадную стену. А в конце сентября должны были сдать большой многоэтажный дом, куда предстояло заселиться учителям этой чудо-школы. Поглядывая на часы, Тешабаев торопливо диктовал журналисту цифры, фамилии и с явным наслаждением затягивался первой утренней сигаретой.

В строительный вагончик начальника управления ввалился огромный парень в испачканных глиной кирзачах и пропыленном рабочем комбинезоне. Он заговорил неожиданным для его мощной фигуры писклявым жалобным голосом:

– Анатолий Ганиевич, свадьба через неделю, а Ризаев ничего не дает: ни фаты, ни колец, ни продуктов. Сейчас заходил к нему, так он вместо мяса мне свиную тушёнку предложил. И еще смеется, гад…

– Вот Аркадий, рекомендую, – Тешабаев жестом остановил поток излияний парня. – Лучший бригадир нашего управления – Савельев, мой, кстати, тезка – Анатолий. Приехал из Артемовска. Бывший монтажник-высотник, верхолаз. А теперь передовик среди каменщиков. И не только среди каменщиков. Еще и на личном фронте передовик – успел здесь с местной девчонкой познакомиться, а теперь вот, извольте видеть, женятся. И правильно, я тебе скажу, делают. В соответствии с правительственным постановлением Анатолию предоставляется квартира, тем более что он теперь семейный. И не какая-нибудь однушка, а полноценная двухкомнатная квартира. Так что живи и радуйся.

– Да где ж радуйся, Анатолий Ганиевич, когда этот гад Ризаев ничего не дает, – снова завелся Савельев и стал загибать пальцы, перечисляя: – Ни колец, ни фаты, ни продуктов…

Марков слушал, ничего не понимая: кто такой этот самый «гад Ризаев» и почему он должен давать бригадиру свадебную фату, обручальные кольца и продукты.

– По решению союзного совмина сюда, в Ташкент, поступают не только все необходимые стройматериалы и оборудование, но и, как говорится, товары народного потребления. Дефицитные, заметь, товары, – пояснил Тешабаев. – Распоряжаются всем этим дефицитом ОРСы – отделы рабочего снабжения. Им же поступают всякие там причиндалы, необходимые для свадеб, ну, знаешь, как в магазинах для новобрачных. Народ-то у нас в основном молодой трудится, так что свадьбы – дело, как говорится, нередкое. А эти орсовцы весь дефицит налево пускают, а работягам – на тебе, Боже, что мне негоже. Ты вот загляни к ним, сам увидишь – на прилавках только сапоги кирзовые да тушёнка, и то ее наверняка уже жрать нельзя, полгода назад привезли, а она у них на самой жаре стоит, без всякого холодильника. Вот бы ты, товарищ корреспондент молодежной газеты, бабахнул фельетон, как местные торговые работники издеваются над молодыми строителями. Чем тебе не тема?

– Тема действительно классная, только кто ж меня в этот ОРС пустит? – усомнился Аркадий.

– А я вот тебе анекдот расскажу, – неожиданно предложил Анатолий Ганиевич. – К известному иллюзионисту Кио приходит какой-то чувак и говорит: «Игорь Эмильевич, я классный аттракцион придумал. На арене в темноте свет мгновенно вспыхивает и в центре вы – в ослепительно белом фраке. Свет на мгновение гаснет, снова вспыхивает – вы в черном фраке, гаснет, вспыхивает – вы в красном фраке. Ну, как?» «Эффектно, – отвечает Кио. – А как это сделать?» «Ну, на то ты и Кио, – отвечает чувак, – сам думай».

– Это ты к чему? – спросил Марков Анатолия.

– Ну к тому, что ты сам журналист, вот сам и думай, как тебе в ОРС попасть.

Со стройки Аркадий поехал не на занятия в консерваторию, а прямиком в редакцию. Рассказал Рае о том, что узнал сегодня в стройуправлении. Могилевская загорелась мгновенно и решительно потащила Аркадия к главному редактору газеты Юрию Рыбкину. До этого главного Аркадию приходилось видеть всего пару раз, да и то лишь мельком, в редакционном коридоре. Он не без робости переступил порог кабинета, где огромный стол был завален рукописями и газетными полосами, остро пахнущими типографской краской.

– Это Аркадий Марков, – представила его Раиса, – наш юнкор, – и уточнила: – Теперь уже студент.

– Ага! – радостно воскликнул Рыбкин, будто с нетерпением только этой встречи и ждал. – Ну ты, старичок, молодец, отгрохал про академика Губина очерк – будь здоров. Мне даже из президиума Академии наук звонили, благодарили. Да и о строительстве Ташкента ты бойко пишешь. У нас в штате поработать не хочешь? – огорошил главный редактор вопросом.

– Да я… Конечно, – сбивчиво заговорил Аркадий, не смея поверить, что вот здесь, прямо сейчас сбывается его самая заветная мечта. Сбывается то, о чем он грезил, не смея пока еще даже надеяться, что это когда-то осуществится. – Я, правда, в консерваторию поступил в этом году…

– Эка беда, – хмыкнул Рыбкин, – переведись на заочное.

– Я по классу альта учусь, у нас нет заочного отделения.

– Ну, знаешь, старик, это уж твои проблемы. А таких предложений, как я тебе сейчас сделал, два раза не повторяют.

– Я понимаю, я согласен, – торопливо проговорил Марков, мысленно костеря себя за то, что влез с этим дурацким разговором про консерваторию.

– А с чем вы, Раиса Семеновна, собственно пришли? – построжал главный.

Могилевская изложила суть того, что Марков узнал сегодня утром на стройке.

Юрий Иванович вышел из-за своего огромного стола, подошел к Аркадию, положил ему руку на плечо, пытливо глянул в глаза: