А он в описываемый период жестко противостоял королю Германии, всеми своими силами пытаясь сдержать его захватнические устремления. Папа подумывал даже и о том, чтобы примириться с королем Англии, незадолго до того отлученным от Церкви за то, что, ослепленный желанием подчинить ее себе, он не остановился перед убийством примаса, совершенным прямо на ступенях алтаря Кентерберийского собора. И только одному королю, следовательно, мог папа без колебаний отдать свое предпочтение в подобной ситуации — королю франков, вождю Богом избранного народа. Он был послушен папской воле, его власть теперь прочно опиралась на богатейший край — Иль-де-Франс и на парижский сите, где еще с греческих и римских времен сложился центр высокой культуры, обогащенный наследием античности. Было известно, что здесь монарх использовал свою власть — imperium — для установления мира и справедливости. Окрепшие феодальные связи все теснее сплачивали вокруг монарха высших сеньоров королевства. Не казалось более столь уж невероятным представить короля как Христа или легендарного Карла Великого, восседавшим в окружении 12 равных между собой сподвижников — пэров короны, помогающих монарху лучше выполнять мироустроительную миссию. Роль пэров уже выполняли в городах северо-запада шесть облеченных графскими полномочиями епископов. Можно было надеяться, что вскоре к ним присоединятся выражавшие такую же почтительность и преданность монарху шесть светских князей: три герцога — Бургундский, Аквитанский, Нормандский, а также три графа — Фландрский, Шампанский, Тулузский.
Однако эта мечта разбивалась о реальность. Франция по-прежнему представляла собой совокупность соперничающих между собой политических образований. Конечно, королевская власть проникала в щели этой плотной ткани. Предоставляя действенную защиту еще одному епископству или монастырю, король взамен получал право на отправление властных функций в соответствующей сеньории; благодаря таким соглашениям о союзе он мог ставить своих прево в места, весьма удаленные от домена Капетингов. Но это были лишь вехи на трудном пути расширения королевской власти. Она наталкивалась на сопротивление княжеств, которые, как само монархическое государство, укреплялись благодаря поступлениям денежных средств, усовершенствованию технологии администрирования, использованию ленного права.
Род Плантагенетов был самым опасным для Капетингов среди их вассалов. Начнем с того, что Генрих являлся королем, носил корону Англии. Слишком часто забывают, что сам он считал себя прежде всего графом Анжуйским. И тело его покоится в Анжу, в аббатстве Фонтвро, рядом с прахом его супруги Алиеноры и его сына Ричарда Львиное Сердце, в краю, которым предки Генриха правили твердой рукой. Его власть коренилась именно здесь, в пространстве между Шиноном, Лошем и Анже. Прибегая к силе, используя череду счастливых случайностей, он распространил свою власть в годы царствования Людовика VII почти на половину королевства Франции. Сам Генрих был убежден в справедливости такого положения. Очевидное свидетельство тому — удовольствие, с которым он созерцал образ своего отца графа Годфрида, крепко стоящего на ногах, в величественной позе. Таким граф был изображен на эмалевой пластине своего надгробья в кафедральном соборе Ле-Мана, таким он выведен в посвященном ему жизнеописании, которое составлено в Туре в 80-е годы XII века. Названный панегирик представляет собой еще один памятник династической истории. Его герой сразу же после своего посвящения в рыцари и женитьбы блестяще проявляет себя на ратном поприще. Однако заметим — не на войне, а в рыцарском турнире, который устраивают на песчаном берегу моря, на стыке нормандских и бретонских земель, неподалеку от монастыря Мон-Сен-Мишель. Встречаются две команды из этих земель, причем команду Нормандии возглавляет не ее герцог, а три его племянника, три графа — Мортенский, Фландрский и Блуаский. Годфрид решает выступать на бретонской стороне. Рассказ о том, что Годфрид с самого начала стоял за Бретань, страну короля Артура, мог быть приятным его сыну Генриху. Немного позднее мы увидим, почему. Общая турнирная схватка никому не принесла победы, было решено устроить поединок один на один. От нормандцев вызов принял сакс, англичанин, человек громадного роста. Годфрид вышиб его из седла и, подобно Давиду, поразил великана в голову. Эта символическая победа стала ярким доказательством превосходства анжевенцев. Триумфатор — граф Анжуйский — уже взял в жены женщину, которая родит ему сына, будущего владетеля Нормандии; победа Годфрида как бы предвосхищала победу этого сына над Стефаном Блуаским и грядущее подчинение Англии.
И действительно, в 1151 году. Генрих, вступив в наследство, получает от матери права на герцогство Нормандское; год спустя от имени своей супруги он получает права на герцогство Аквитанское; в 1154 году Генрих получает помазание на королевство Англии, благодаря своему сыну Годфриду внедряется в Бретань. Необыкновенная удача. Будем, однако, осторожными в оценках. То, что удалось собрать таким образом Генриху за десяток с лишним лет под своей рукой, то, что историки называют иногда «империей» Плантагенета, никогда не являлось государством. То был некий набор государств. В каждом из них сохранялся свой княжеский двор, своя команда администраторов. Генриху приходилось беспрерывно переезжать из одного такого государства в другое, чтобы демонстрировать свою верховную власть над ними. По свидетельствам современников, он находился в вечном движении. Так, его нотариус Пьер из Блуа писал: «Он постоянно на ногах, с утра до вечера, хотя все голени его изранены, в синяках от ударов, которыми он то и дело подгоняет непокорных лошадей, а восседает он [как то приличествует королям] только на лошади или за столом. Коли надобно, он за день проезжает по четыре или пять лье». Так, выбиваясь из сил, до самой смерти Генрих утверждал свою власть над разделенным пространством. Поскольку в той или иной части этого пространства государь постоянно отсутствовал, его функции там исполнял сенешаль. Правда, почти ьп всех землях существовали крепкие структуры управления. Речь идет в первую очередь о Нормандии. Здесь благодаря выездам судей поддерживалось спокойствие, подобное тому, которым в XI веке восхищался клюнийский монах Рауль; приказчики-прево, находившиеся под строгим надзором, собирали подати; сеть феодальных обязательств завязалась здесь плотнее, чем в любом другом месте. Слабым звеном, однако, оставался юг; жители Аквитании по-прежнему были непокорными и своевольными.
Чтобы обуздать мятежников, герцогская власть опиралась, как могла, на города, особенно на Ла-Рошель. Этот недавно основанный город был прочно укреплен, сразу же разбогател; сюда за винами приходили караваны судов даже из северных морей; о размахе торговли могут дать представление встречаемые и сегодня на мелководье горы выгруженной с кораблей гальки, которая использовалась тогда в качестве балласта. В надежде удерживать аквитанских баронов в своих руках столь же прочно, как английских и нормандских баронов, герцог пытался также внедрить в землях к югу от Луары строгое феодальное право. Но сопротивление местных кутюмов оказалось слишком сильным. Насильственная феодализация привела к нескончаемым мятежам; на какое-то время их подавляли, наводя ужас, но они вспыхивали вновь и вновь. Трудности Генриху создавали и его сыновья: их было слишком много. Уже в отрочестве они начинали требовать выделения себе части наследства, какой-то доли государства, прежде всего в Аквитании, права на которую им переходили от матери. Алиенора же поддерживала своих сыновей, вокруг них собирались все недовольные, все алчущие. Не упускал возможности использовать сыновнюю непокорность и король Франции, их законный покровитель, поскольку он являлся сеньором их отца. Что касается самого Генриха Плантагенета, то его связывал принесенный этому королю оммаж; и нельзя было своим собственным вассалам давать пример нарушения клятвы. Скончался Генрих в скорби, в горькой обиде на сына Роберта, которого он считал самым верным и предательство которого вдруг обнаружил. Как бы ни повернулось дело, созвездие княжеств, волею случая собранное Генрихом под своей рукой, было обречено на распад. Не стоит доверять картам, авторы которых пытались изобразить феодальную Францию. На таких картах владения Генриха II Английского во Франции выглядят плотным массивом и, как кажется, подавляют своим весом королевский домен. Конечно, нависавшая на него с Запада угроза была серьезной. Однако она не являлась столь грозной, как представляется на первый взгляд.
