В результате таких заговоров создавались боевые группы, затевавшие беспорядки, от которых страдали бедняки. Граф был для них единственным заступником. 200 крестьян явились в Ипр, чтобы припасть к его ногам. По их словам, люди из Брюгге, атаковавшие один из укрепленных домов в окрестностях, разграбили их земли. Крестьяне просили князя оказать им «отеческую» помощь для возвращения «скарба», скота, одежды, денег. Посовещавшись со своими людьми, граф отправился карать обидчиков. Он сжег дом одного из глабарей нападавших, им оказался племянник прево. Затем начались переговоры о мире, вместе пили доброе вино, вновь собирались за столом, говорили и пили. Состоялось примирение, но оно было лишь внешним. Злоба не исчезла. Вскоре она привела к убийству.
Беспорядок порождало также несоответствие, возникшее между властью шателенов, их богатством, многочисленностью «друзей», которых они собирали вокруг себя, и правовым статусом самих управителей замков. Такое несоответствие обусловливалось наследственным характером их должности. Ее обладатели (во всяком случае, в Брюгге) являлись потомками «рабов», из числа которых граф набирал своих служащих для обеспечения личной безопасности. Эти люди хотели, чтобы их темное происхождение было забыто, и поэтому роднились с благородными семействами, становились рыцарями, ибо рыцарство было уже не только профессией, принадлежность к нему приобрела социальную ценность. Намеченная цель казалась близкой. Память о рабском положении предков этих агентов власти стиралась, но ослаблялись и узы, связывавшие их с господами. Последние поэтому в ту эпоху повсюду принимали соответствующие меры. Так поступили, например, монахи Сен-Дени по отношению к управляющим монастырским доменом. Что касается графа Карла, то он «ради восстановления порядка в своем королевстве с тщанием разыскал тех, кто ему принадлежал, кто были рабами». Его внимание привлек и клан шателенов Брюгге. Чувствуя опасность, члены этого клана решили убить графа и поставить на его место другого человека, по своему выбору, который, став им обязанным, более не будет представлять для них угрозу. Дело в том, что у Карла не было ни законного сына, ни брата, ни племянника. Имелись лишь несколько двоюродных братьев — сын сестры его матери Тьерри, живший в Альзасе; два сына того его племянника, которого лишил наследства Роберт Фриз; Вильгельм Клитон, сын Роберта Куртгёза; наконец, Вильгельм из Ипра, самый близкий родственник. Его отец, дядя Карла, не имел законной жены, Вильгельма считали бастардом, заговорщики рассчитывали на него. Во всяком случае, спор о наследстве представлялся неизбежным. Все хищники ждали такого спора в надежде чем-то поживиться.
Итак, посреди Поста, во время утреннего богослужения граф был лишен жизни, а вместе с ним несколько верных ему людей — шателен Бурбура, его сыновья. Поражали их мечами, топорами. Тело графа осталось лежать в церкви Брюгге. Убийство ее осквернило. Узнав о случившемся, епископ Нуайона объявил анафему. Нельзя было совершать заупокойную службу. Те из каноников, которые не убежали, положили тело графа в гроб, установили его на хорах. А вокруг него собрались убийцы, пытавшиеся умиротворить покойного. «По примеру язычников и колдунов, — рассказывает Галберт, — они взяли кубок с пивом и хлеб; усевшись вокруг места погребения, они положили это питье и хлеб на стол с гробом, ели и пили на теле блаженного графа, дабы никто не мог как-то отомстить за него». Поблизости от тела толпились нищие, ожидавшие еды, которую, по обычаю, должен был принести им граф. Вскоре сюда прибыл аббат из монастыря Сен-Пьер в Генте, который потребовал выдачи праха мученика, надеясь похоронить графа в монастыре, где уже покоились останки других графов Фландрии.
Некоторое время царило смятение, затем наступила пора возмездия. Во главе мстителей встал близкий «друг» покойного, к нему присоединилась часть горожан. Они осадили замок, в котором укрылись убийцы. Проявив осторожность, каноники заблаговременно вынесли из церкви все раки, все кресты. Оставалась графская казна. Сражались именно за то, чтобы завладеть ею. К соблазнительной добыче сразу же устремились шателен Диксмёйде, шателен Гента, вместе со своими горожанами и всеми оборванцами — маргиналами из соседних деревень. Алчность, которая оказалась сильнее вызванного ею преступления, разорвала связь между шателеном и рыцарями замка Брюгге. «Взяв в руки соломинки, они переломили их, тем самым сложив с себя оммаж, клятвы чести и верности». Прорвавшись сквозь укрепления замка, рыцари загнали убийц в башню, завладели домом графа, безрезультатно искали там его казну, забрав все, что смогли унести, — пшеницу, вина, сукно и даже дверные гвозди.
В этот момент на сцену вступает Людовик VI. К нему в Аррас приезжают первые мстители за Карла Доброго, вызванные туда королевским письмом. Возвратившись в Брюгге, они объявляют: король прибыл, чтобы отомстить за своего кузена, но также ради отмщения Божия, «поддерживаемый Его всемогуществом и силой оружия»; по совету Людовика, «императора франков» (возвышающегося над другими «королевствами»), его бароны и бароны нашей земли выбрали Вильгельма Нормандского: он обладает доблестью, он вырос среди вас; «мы дали ему слово и обещали верность, мы принесли ему оммаж по обычаям графов Фландрии… он отдал нам имущество предателей. Мы советуем, чтобы вы, горожане, приняли графа Вильгельма, избранного и поставленного на графство королем. Если вы того желаете, он упразднит налог на перевозимые товары и земельную ренту с домов в пределах города». Жители Брюгге ответили, что в Вербное воскресенье они уже договорились с фламандцами из окрестных мест, «чтобы избрать человека в графы». Поэтому в Страстную субботу 20 рыцарей, 12 горожан вместе с людьми из Гента должны направиться навстречу посланцам короля, «ибо жители сите и городов Фландрии обещали друг другу ни на что не соглашаться и ничего не отвергать, если только они не будут все вместе». Таким образом, Вильгельм Клитон вновь был избран «графом отечества».
Во вторник он прибыл в город в сопровождении короля. Каноники вышли им навстречу с реликвиями, торжественно и пышно встретили процессию и сопровождали ее, «как то подобает при встрече королевской власти». На следующий день горожане пришли на поле, обычное место собраний. Их сход напоминал те соборы во имя мира Божия, которые устраивались вокруг ковчежцев с реликвиями. Положа на них руку, король, а за ним граф поклялись соблюдать вольности церковного капитула, вольности горожан. В свою очередь, горожане принесли присягу на верность, они признавали себя людьми графа. Затем вышли вассалы, чтобы получить свои фьефы и службу. Галберт описывает церемонию. Она продолжалась три дня, ибо каждый из вассалов представал перед графом. И каждый раз обряд начинался с диалога: «Желаешь ли ты оставаться полностью моим человеком?» — «Я этого желаю». «Тогда вассал складывал ладони рук, граф накрывал их своими ладонями, и они соединялись друг с другом целованием». Затем вассал, прикасаясь к ковчежцам, произносил следующие слова: «Я клянусь честью быть отныне верным графу Вильгельму и безукоризненно блюсти по отношению ко всем и против всех оммаж, который я ему принес по доброй воле и без обмана». Наконец, граф жаловал вассала фьефом, пожалование символизировала передача жезла из рук первого в руки второго.
Вильгельм Клитон объезжал один за другим свои замки, чтобы получать признание по описанному ритуалу. Но «католический» король не уехал. 12 апреля он атаковал убийц, также домогаясь казны. Чтобы обнаружить след сокровищ, король приказал высечь одного из «предателей». В конце концов «христианнейшие рыцари короля Франции» и «городские юнцы» толпой ворвались в башню. Сокровищ там не оказалось. Король прослезился над прахом своего кузена, которого торжественно погребли. Церковь подверглась очищению, ее вновь освятил епископ. Те убийцы, которых удалось схватить, а также их сторонники были истреблены. 6 мая король отбыл из города после прощального пиршества, устроенного в графской палате. За передачу графства в качестве фьефа он запросил огромную цену — 1000 серебряных марок. Алчность отличала и Людовика VI.
