Монфоры поддерживали в тот момент второго сына Филиппа, матерью которого была Бертрада, их кровная родственница. Союзником выступал граф Мёлана, за которым стоял Генрих I Английский. Двумя годами ранее он пленил своего брата Роберта Куртгёза и захватил Нормандию. Отныне угроза Капетингам будет исходить прежде всего с этой стороны. Людовик сразу же укрепил свой союз с Анжу; он поддерживал Вильгельма Клитона, сына Роберта. Вот почему Генрих Английский не принес оммаж за Нормандское герцогство. Вот почему в 1109 году король собрал ополчение против этого захватчика. Дело на этот раз шло о королевстве. Были призваны все его воины. Под королевский стяг встали граф Фландрский, граф Блуаский, граф Неверский, герцог Бургундский. Для того чтобы доказать законность прав Роберта, Вильгельма Клитона, а также то, что, выполняя свои мироохранительные функции, король Франции защищает справедливое дело, Людовик предложил довериться суду Божию, то есть боевой схватке. Иными словами, он вызвал Генриха на поединок. Из осторожности король англичан уклонился. Стороны довольствовались перемирием, ополчение торжественно удалилось. В этом случае четко просматриваются два уровня политики, которые переплетаются, воздействуя друг на друга. Один из них — высокий и царственный, другой — семейный и частный. Им соответствуют и два вида военных действий: один — торжественный, когда на зов сюзерена приходят все знатные люди, чтобы помочь ему восстановить нарушенный общественный порядок; другой — местный, домашний, когда каждый год, весной и летом, рыцарство собирается, чтобы развлечься, занимаясь поджогами и грабежом.
Именно в ходе одной из таких экспедиций королевских всадников были опустошены в 1111 году земли графа Мёлана, вассала Генриха I. Граф не остался в долгу. На правом берегу Сены, господствующем над ее песчаными косами, в самом Париже он держал сеньорию, бург Монсо-Сен-Жерве, управлял которым его собственный право. Там были свой рынок, свои налоги, свое правосудие. Графу достаточно было переправиться через Сену. В отместку он разгромил городской дворец, сердце королевского дома. Сигнал тревоги прозвучал громко, он убедил короля в необходимости всемерно опираться на то, что возвышает Капетингов над всеми другими государями, использовать ту роль, которая отводится королевской власти учреждениями мира Божия. Ордерик Виталий, находясь в Нормандии, описывал события значительно позже того, как они произошли. Не питая никакой симпатии к королю Франции, он подчеркивает новый поворот, помечая его задним числом: «Поскольку старость и болезнь лишили Филиппа королевского величия и поскольку строгость его правосудия против тиранов слишком ослабла, то в первую очередь Людовику, ради обуздания тирании грабителей и бунтовщиков, пришлось просить о помощи епископов по всей Франции… Тогда прелаты постановили, что священники должны будут сопровождать короля при осадах или в сражении, с хоругвями и всеми своими прихожанами». Король переставал заниматься играми. Он возмужал, как и его боевые товарищи. Три года назад уже были улажены проблемы, связанные с инвеститурами и вольностями Церкви. Оставив прежнюю роль, Людовик избирает ту, которой наделяет его в своем панегирике Сугерий. Начиная с 1109 года, когда, приняв помазание Божие, король призвал к походу против лжегерцога Нормандского, он хотел, чтобы все знали: поскольку король будет отныне сражаться исключительно во имя мира, то теперь за ним пойдут не только рыцари, хищные по природе, но и «бедняки».
Сугерий в своем повествовании делает упор на кампаниях против сира Пьюзе, которые относит к 1111 и 1112 годам. Самая показательная операция по восстановлению справедливости развернулась в 1115 году. Тогда Людовик атаковал Тома де Марля. По правде говоря, это нападение было вынужденным. Ему предшествовали два епископских собора, один в Бове, другой в Суассоне. В соответствии с обычными процедурами угнетатель церквей был предан анафеме. Папский легат даже символически лишил Тома «военной перевязи». Церковные соборы потребовали от короля привести в исполнение их приговор. Собрался «ост»; прибыл граф Неверский; король выполнил свой долг, за что его славили историки. Все они были людьми Церкви и выступали на стороне короля. (Мы увидим, как в 1136 г. Людовик VI вновь выступит с оружием против этого старого тирана, но теперь не ради отмщения Божия, а следуя закону кровной мести. Тома продолжал грабить проезжих торговцев, однако обвинялся он на этот раз в убийстве Генриха Вермандуаского, кузена короля. Другой Вермандуа, Рауль, смертельно ранил Тома. Так семейный долг вновь возобладал над священным долгом. Однако это дело не было лишено сакральности, она его подкрепляла, оправдывала.)
На мой взгляд, возвышение монархии Капетингов по-настоящему началось несколько позже, между 1119 и 1124 годами, которые оказались решающими. В 1119 году, 20 августа, король Людовик, который продолжал воевать с Генрихом Английским, был наголову разбит в битве при Бремюле; сам он едва уцелел, пришел в смятение. Король объявил сбор всех воинов, конных и пеших, которых можно было найти на пространстве от Гурне до Клермон-сюр-Уаз, от Нель до Нуайона, а также в Перонн, Турне, Лилле, Аррасе; призывались и люди из Пикардии, Вермандуа, Артуа, из романской части Фландрии. Людовик приехал в Реймс. Здесь папа Каликст II созвал церковный собор мира, намереваясь, во имя Божие, покончить со всеми конфликтами. Перед ним предстали все знатные персоны, считавшие себя обиженными, — архиепископ Нарбоннский, графиня Эрменгарда, выступавшая против своего первого мужа, Гильома Пуатевенского Песенника. Среди них был и Капетинг. Совершив ритуальный жест, которого отныне ожидали от государей, признающих auctoritas — авторитет наместника Св. Петра, король укреплял таким образом союз с властью понтифика. В послании, которое Людовик направил тогда Каликсту, он называет себя не королем франков, как раньше, но королем Франции и «особым сыном Римской церкви», напоминая этими словами об очень давних связях, которые установились между Хлодвигом и католическими епископами, между Пипином и епископом Римским, о связях, позволивших королевству тесно объединиться с обновленной церковной институцией, реорганизованной в епископальные иерархии. В тот же год Людовик VI поднял меч правосудия ради защиты Клюнийского ордена. Особого внимания заслуживает грамота, в соответствии с которой король брал на себя торжественные обязательства по отношению к ордену. Документ составлен «по просьбе архиепископов, епископов и государей королевства» ради «прочности» этого королевства. Употребленная формула позволяет оживить воспоминания о великих съездах всех знатных людей, над которыми возвышался сюзерен, осуществлявший высочайший надзор над всем вверенным ему пространством. Действуя ради общественного блага, а не только ради своего личного спасения, Людовик заявляет о том, что берет под «защиту, охрану и покровительство» монастырь, который является «благороднейшим членом его королевства», со всеми обителями, зависящими от этого монастыря и находящимися в королевстве. Перед нами свидетельство того, что Клюнийский орден вновь включен в структуры земной власти. В 1119 году Каликст поддерживал обновленный епископат против бенедиктинцев старого обряда, претендовавших на независимость. Так было покончено с мечтой об империи, которая расцвела во времена аббата Гуго. Клюнийцы столкнулись ныне с укрепляющимися государствами и вынуждены были обратиться за покровительством к королям. А королям следовало такое покровительство оказывать монахам в соответствии с установлениями мира Божия. И отчетливо видно, что государство Капетингов опирается на эти установления ради утверждения своей мощи, еще совсем незрелой.
Несомненно, что король и его наследники, по букве договора, становились как бы на службу конгрегации, должны были бы выступать только тогда, когда она об этом просит. Однако такая служба открывала доступ в «крепости, замки и укрепления», принадлежавшие монахам, возможность использовать их военное оснащение. Конечно, использовать их можно было только для нужд королевства, для «общественной защиты», но отнюдь не для частной войны. Но данная статья выявляет претензии короля, желавшего иметь высшее право на все укрепленные места, право, на которое он ссылался, запрещая шестью годами ранее графу Блуа сооружать новые замки без монаршего дозволения.
