На взгляд историка, активность обладателей светских властных функций проявляется прежде всего в мерах, имеющих целью направить потоки аграрной экспансии на незанятые земли. Держатели королевских прерогатив в таких землях, а точнее, их помощники, обязанные извлекать пользу из этих прав, обнаруживают (в одних местах — в конце XI в., в других — в XII или в XIII вв.), что леса, болота способны приносить большой доход, если их заселить, если там пустят корни новые подданные, которых можно было бы обложить налогами. Власть принимала меры для привлечения новоселов, обещая им послабления, которые отсутствовали в старых землях. Выдавая «грамоты на поселение», составляя планы слобод, включающие все обустраиваемые на их территории участки, власть создавала модель, которой продолжают следовать и поныне. Это модель villesneuves — новогородов, где дома стоят кучно или тянутся вдоль единственной улицы. Расселение на еще не освоенных землях начиная с XIII века приобрело скорее стихийный характер, но во времена своего наивысшего подъема оно создало деревни.
За пределами новых земель перед взором историка предстает власть сеньоров, которая также поощряет концентрацию населения. Сеньор действует исходя из военных соображений (и тогда он защищает деревню оградой) или ради поощрения торговли (и тогда открывает рынок, ярмарку, очень доходные для него места). Иногда возникает нечто новое. Но чаще всего благодаря налоговым послаблениям растет какой-либо старинный городок, а соседние населенные пункты хиреют, а то и вовсе умирают. Подобное движение ощутимо во всех областях Франции. Его ростки особенно четко просматриваются после 1000 года. Этот процесс усиливается к середине XI века; именно тогда на Юго-Западе начинают создаваться «castelnaus», «кастели» — укрепленные населенные пункты; название их несет оборонительный смысл. Что касается «бургов» (этот термин также имеет военную окраску), то главный двигатель роста здесь все же другой — еженедельный рынок. Такие городки появляются около 1060 года в Пуату, в Нормандии; число их множится век спустя, в условиях наивысшего подъема торговли.
Сосредоточение населения в деревне обусловлено, таким образом, политическими факторами. Оно во все времена осуществлялось под наблюдением господ. Кладбища находились под защитой сеньора — Господа. Церковь же осталась в руках своего земного покровителя даже тогда, когда, в XI веке, в порыве к избавлению духовного от засилия мирского, алтарь, эта самая священная часть храма, был отделен от остальной его части (такое отделение предписал в 1049 г. церковный собор в Реймсе). Покровитель выбирал священника. Распоряжаясь церковными светильниками, хоругвями, всеми магическими эмблемами, отпуская грехи усопшим и обещая спасение души живущим, совершенно очевидно, этот человек имел большую власть над сельскими жителями. В значительной степени именно с помощью кюре сеньор удерживал в своих руках сообщество бедняков. Что касается городков «бургов», то они часто являлись лишь придатками замков. Однако в подавляющем числе случаев деревня вырастала на расстоянии от усадьбы сеньора. Когда в конце XII века началось строительство «укрепленных домов», они обосновались на рубежах деревенских земель. Такое разделение как бы на два противостоящих друг Другу лагеря не могло не сказаться на игре властных сил.
Нельзя рассматривать феномены концентрации населения в отрыве от того мощного потока, который мало-помалу размывал замкнутость крестьянских хозяйств. В «бургах», выраставших у ворот замков и монастырей, на господ трудились ремесленники, кузнецы, шорники; вскоре они стали выполнять заказы сельских хозяев, в руки которых начинают попадать деньги. А деньги появляются потому, что расширяются торговые обмены. Для сельских хозяев стало привычным производство на продажу, некоторые в торговле преуспевают более других. С конца XI века внутри крестьянства возникает дистанция между богатыми и бедными, в течение XII века она быстро растет, порождая тенденцию к расщеплению сельского сообщества. И напротив, сельское сообщество укреплялось благодаря более плотному расселению и соответствующей организации обрабатываемых площадей. В провинциях, где сила деревенского сцепления оказывалась наибольшей (например, в Лотарингии, в Бургундии, где запрещалось строительство вне зоны, отведенной для домов и садов), устанавливался и постепенно укоренялся обязательный порядок, который побуждал к совместному использованию земли-кормилицы. Наконец, повсюду укреплялись узы солидарности вокруг церкви и против власти сеньора.
Внутри приходской общины умерших погребали в одном и том лее месте, младенцев крестили в одной и той же купели, в определенные дни вокруг священника собирались все мужчины (может быть, женщины все еще оставались у входа в церковь, так как считались порочными), для всех сиял свет в святилище и все совершали в определенные дни крестный ход, чтобы небеса даровали дождь. Несомненно, внутри приходского пространства существовали анклавы; в знатных семействах все, относящееся к сакральной сфере, было расположено в частной молельне патрона, в его часовне, где служил домовый священник. В этом тоже проявлялось стремление властвующих держаться поодаль от простолюдинов. Но именно простолюдины, исполняя христианские обряды, сильнее чувствовали то, что объединяет род человеческий, и это смягчало различия между крепостными и другими людьми, между теми, кто владел быками, и теми, у кого быков не было. В церкви, являвшейся единственным прочным сооружением, сберегали во время опасности запасы продовольствия. В начале XII века, когда в Нормандии бушевала гражданская война, колокольни были забиты сундуками, мешками, кувшинами. После 1000 года обнаружились также ростки будущих братств, продолжавших наистарейшие обычаи. Церковная власть была этим встревожена; состоявшийся в 1034 году в Лизьё собор запретил religiones — «отправления культа», мужские пиршества, — все то, где мог бродить дух мятежа. Налицо недоверие, осуждение. Им противостоит, однако, упорное сопротивление; но в конце концов эти братства были признаны, а позже, в XII веке, на них возлагаются обязанности по уходу за местами отправления культа и по раздаче вспомоществований.
Такие формы приходской солидарности помогали крестьянству лучше защищаться — сопротивляться владельцу права на взимание десятины, для которого церковь была, наряду с мельницами и печами, источником самых доходных рент. Сопротивляться владельцу самого крупного хозяйства в округе, который претендует на то, чтобы перекроить календарь сельскохозяйственных работ себе на пользу, получить в нужный момент всю непостоянно занятую рабочую силу. Сопротивляться владельцу проточных вод, пастбищ, залежных земель, лесных угодий, который хочет строго контролировать пользование всеми этими богатствами, в одном случае устанавливая запреты, в другом — претендуя на право первому выводить своих свиней в места сбора желудей, преследуя охотников, взимая поборы за все. Сопротивляться владельцу крепости-убежища и помещений, где они хранят зерно; господин берет под свою защиту приход, но заставляет дорого за это платить, выискивает проступки, а когда нужно, их провоцирует ради того, чтобы наказывать, забирать имущество, вымогать штрафы. Наконец, сопротивляться еще более опасным людям — хозяйским подручным, посредникам. Это люди одновременно и свои, деревенские, и чужие; их подбирают из числа самых надежных крестьян, то есть тех, кто более всего зависим, — из потомков рабов. Они возвышались благодаря тому, что господа передоверяли им права на принуждение, права весьма доходные. Все эти приказчики — прево, все эти лесничие, все эти кюре (которые были женаты и передавали свое место от отца к сыну) обогащались. Они образовывали нечто вроде народной аристократии. «Должность», которую они отправляли («metier», в документах — ministerium)y была тогда самой сильной пружиной для социального восхождения, единственным способом преодолеть преграду, возведенную в XI веке для того, чтобы удерживать народ, перераспределяя власть. Но примерно к 1100 году становится заметной тревога правителей; возникает вопрос: как удержать под контролем самих этих помощников? Они ведут себя вызывающе, дружат с воинами, мало чем от них отличаясь, подобно им красуются в седлах с оружием в руках.
