Я подумал, не дать ли ей знать, что Покойник о ней хорошего мнения, но не стал. Не нужно было напоминать ей о его существовании.

Дин налил свежего чая. Мы отхлебнули.

– Синдж права: сейчас подходящее время, чтобы ускользнуть незамеченной, – сказал я.

– Я не хочу ускользать.

– Прекрасно. Тогда ты можешь помочь с солью.

– С солью?

– С продуктом, который производит впечатление на некоторых улиток и слизняков. Слизняки и улитки не очень хорошо себя чувствуют, когда натыкаются на соль.

Поток яростного света была жертвой защищенного детства. Она понятия не имела, о чем это я вообще.

– Они тают, если их посолить, – объяснил я.

– Гадость!

Но спустя секунду ее лицо просветлело.

– Я помогу с солью.

– Хочешь поговорить?

– О чем?

– Почему ты была такой подавленной, после того как проследила до логова ту тварь. Но теперь ты больше не удручена.

– Вряд ли стоит это обсуждать.

Она искренне верила в металлическую сеточку на волосах, которую изобрела ее дочь.

«И сетка отчасти работает».

– Я поужинал. Дин, ты превзошел самого себя.

– Вообще-то нет. Просто раньше ты ел стряпню похуже.

Ой-ой! Он ведь не собирается тоже изменить отношение к Тинни? Дин всегда был ее горячим сторонником. Однако, если уж выкладывать начистоту, рыжулю нельзя причислить к искусным поварам. При ее внешности у нее не было необходимости совершенствовать подобные навыки.

– Соль, – сказал я. – Пора ею заняться. Дин?

Бум! Передо мной шмякнулся матерчатый мешочек.

– Сбереги как можно больше.

– Я использую свою собственную, прежде чем сунусь в этот мешок. Обещаю.

С передней дверью все прошло легко.

Я ее открыл. Бегущая по ветру насыпала соль вдоль порога. Я осторожно закрыл дверь.

Нам придется обновлять соляную линию из-за входящих и уходящих. Но дверь должна остаться закрытой, когда Доллар Дэн поменяется с сиделками.

Потом мы позаботились о задней двери. Ею почти не пользовались. Как и фрамугой и одним запертым на задвижку окном, через которые днем проникал свет. Это было единственное окно на цокольном этаже. Остальные заложили кирпичами во времена расцвета беззакония.

Затем мы спустились в сырой подвал. Я – с лампой, Бегущая по ветру – волоча мешок с солью. Ступеньки стонали под моим весом. Их требовалось поменять. Они начали гнить.

– Вот гадость, – сказал я.

– Только если ты не паук.

Она была права. Повсюду висела паутина и покрывала камни фундамента. На них осела сырость. Воздух был спертым. На ходу мы вздымали пыль, несмотря на влажность. Пол, то есть утоптанная земля, всего от одной чашки воды превратился бы в обычную жидкую грязь.

Наружная дверь была в худшем состоянии, нежели ступеньки.

– Не скупись тут, – сказал я. – Фу! Гадость! Не представляю, почему Синдж не велела все это вычистить и починить.

Просто она не думала о тех частях дома, в которые не заглядывала. Она разбиралась во внешнем виде и практичности, но не в текущем ремонте. Синдж не будет обращать внимание на подвал, пока не рухнет дом.

Как только мы вышли из-под земли, я сообщил об этом Бегущей по ветру.

Она оглядела меня, потянула носом и сказала:

– Определенно – Морли проснулся.

– Дай нам десять минут. Нам еще нужно обработать окна наверху. И мне необходимо снять с себя эту дрянь.

Я вернулся на кухню выпить чая. Бегущей по ветру там не было.

– Куда она пошла, Дин?

– Умыться, – показал он вверх.

– Внизу действительно отвратно.

– Эта мне нравится, мистер Гаррет.

– Что?

Я не обратил внимания на его слова, заметив вдруг соляную дорожку, проложенную вдоль края двери к подвалу.

– Эта женщина. Она мне очень нравится.

– Правда? А как же Тинни?

– И Тинни мне тоже очень нравится. Тинни забавная и вызывающая. Поскольку она была здесь всегда, никогда не возникало вопроса, лучшая ли она женщина, чтобы здесь быть. Но с этой, однако… я чувствую себя расслабленным и спокойным, несмотря на то что она собой представляет. Я не волнуюсь, что она начнет рявкать насчет того, в чем я не разбираюсь… Понимаете, о чем я?

Я понял. И все равно был ошарашен. Да, крепко сказано. Я не привык часто пользоваться этим словом. «Ошарашен». Корень означает, что кого-то сильно шарахнули.

Дин был горячим сторонником Тинни Тейт с того самого дня, как он в конце концов смирился с фактом, что никогда не сведет меня с одной из своих невзрачных племянниц.

Мне пора нервничать? Не теряя времени и без всяких очевидных усилий Поток яростного света завоевала и Дина, и Покойника. У Старых Костей ушла целая вечность, чтобы принять Тинни. Если Бегущая по ветру обольстила и Синдж, я по уши влип.

– Дин, она замечательная. Как ты и сказал, с ней легко. Она как будто создана для этого дома. Но ты должен помнить, кто она и с какими людьми водит компанию. Я даже не знаю ее настоящего имени. Она все еще просто Бегущая по ветру, Поток яростного света.

– Это может быть неловко в смысле общения, если вы представляете людей друг другу, особенно в вашем кругу. Но это недолго будет проблемой.

– А?

Предупреждение: гигант мысли за работой!

Голосом застенчивой девочки Бегущая по ветру прощебетала:

– Меня зовут Страфа. Страфа Альгарда.

Она придвинулась очень близко, налив себе чая. Слегка толкнула меня в бедро. Я был почти уверен, что она подслушала всю беседу.

Дин просиял почти ухарской ухмылкой.

Он никогда не поступал так при Тинни. Наоборот, неодобрительно хмурился, когда ему казалось, что мы, возможно, играем во взрослых.

Вот теперь я влип по уши, глубоко и несомненно. Я мчался верхом без поводьев и седла, галопом, прямо к одному из тех узких мест, которые ненавидит проезжать любой мужчина: к необходимости принимать решение.

Как я смогу выпутаться из всего этого так, чтобы никто не получил увечья?

Покойник без удержу веселился. У него не было моего воображения. Он не мог представить будущее, где клан Тейтов выслеживает меня и привязывает к столбу, воткнутому в термитник. Или такого будущего, где одна из главных деятелей города, прославившегося злосердечием и жестокими колдунами, сводит счеты с человеком, который дурно с ней обошелся.

«Не закатывай истерик».

А я не мог на это ответить, потому что мы притворялись, что он не может прочитать мысли Бегущей… Мысли Страфы.

Хотел бы я сам попасть к ней в голову и оглядеться там. У меня были вопросы. Хихиканье Покойника не особенно помогало. А еще я хотел знать, что он вызнал у той твари на улице. Он уже давно должен был рассказать мне об этом, если только история не слишком страшна для такого юнца, как я. И раз уж меня пока не подпускали к этой информации, как насчет того, что он выудил у моего лучшего друга?

Словно по сигналу, брюзга Синдж просунулась в кухню.

– Ты сказал «десять минут» час назад, Гаррет. След остывает!

– Я говорил тебе миллион раз – не преувеличивай. Какое там «час назад»!

– И все равно я права. Ты игнорируешь самую важную задачу, пока ублажаешь себя флиртом.

Что такое? У меня запылали щеки!

Я подошел к холодному колодцу и схватил кувшин.

Синдж его отобрала.

– Здесь я сама управлюсь. А ты сходи к Морли.

Дотса усадили в кресло и подперли подушками. На нем была чистая одежда. Наверное, ее купила Белинда. Он начинал дремать, когда я появился, но, увидев меня, просиял:

– Мне в скором времени обещали настоящую ванну.

– Это как рай на земле.

Страфа последовала за мной.

Дотс приподнял брови. В его глазах мелькнул охотничий огонек. Он испробовал свою убийственную для девушек улыбку, потом с любопытством посмотрел на меня и нахмурился.

– Морли, это Страфа. Она помогает выяснить, что с тобой случилось. Страфа, это Морли Дотс, предполагаемый владелец ресторана и настоящая жертва преступления.