– Мне кажется, я слышала эту песню прежде, – наконец прошептала она. – Вот только слова подзабыла, а теперь вдруг вспомнила. Разве может так быть, чтобы одни и те же песни в разных мирах пелись?

– Конечно, может. Песни – они как птицы, летают везде, и никакие границы им неведомы. Запомни, родная: смел не тот, кто ничего не боится, а тот, кто сражается со страхами и побеждает их. Когда-нибудь в час невзгод и ты для меня споёшь, чтобы подбодрить и утешить.

– Обязательно. И дочке нашей теперь тоже петь буду. Ты только береги себя, Радосвет. И пусть эта война поскорее закончится.

Таисья подтянула одеяло так, чтобы накрыть их обоих. Ей казалось, что в этом коконе её любимый будет под защитой. И ничего с ним не случится. Она не позволит! Ведьма она или кто?

Радосвет сплёл её пальцы со своими.

– Ни одна война не может длиться вечно, кроме той, что внутри нас самих. Но знай: что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой, даже когда далеко.

Таисья обняла его в ответ крепко-крепко:

– Знаю, родной. И я тоже. Ведь мы с тобой друг другу не просто жених и невеста, но ещё и самое верное заклинание от страха.

Каждый год на Ивана Купалу Таисья ходила в лес искать цветок папоротника – тот, что по поверью, исполняет самые заветные желания. Вся деревня над ней смеялась: мол, глупая баба, самой за тридцать уже – а ума как у малолетки! Ну кто же в таком возрасте в сказки верит? Ладно еще, когда девчонкой была, в короткой юбчонке по лесам скакала, как коза, – в юности-то всем чудес подавай. Но теперь-то чего? Пора бы уже оставить эти глупости!

Так ей мать говорила, но Таисья ее не слушала, отмахивалась. Вот отцу, может, не посмела бы перечить, но тот рано умер, поэтому не увидел ее «позора». Таисья ведь девчоночку родила без мужа – ох, тогда все Дивнозёрье перемывало ей косточки. Все гадали: кто ж папка-то? Может, Федька, соседский шалопай? Или заезжий парень из города?

Таисья на все вопросы только отмалчивалась, а когда начинали слишком доставать – огрызалась и убегала в лес – успокоиться, травки пособирать. За то и прослыла ведьмой.

– Ох, Тасенька, в кого же ты у меня такая непутевая? – Мать повторяла это каждый день. – И доньку такую же непутевую родила. Отмахивается от бабки, в город убежать хочет, будто бы там ей медом намазано. Ты-то у меня в город не собираешься, а?

– Что ты, мам, – отзывалась Таисья. – Мне и тут хорошо.

– Хорошо ей, как же! – ворчала мать, помешивая так и норовящую убежать овсяную кашу. – Соседи вслед плюются, за глаза вертихвосткой кличут гулящей.

– За спиной пускай что угодно болтают, а в лицо меня больше оскорблять не посмеют. Испугаются. Я же ведьма, помнишь?

– Да какая ты ведьма, смех один! Эх, была бы я построже, так бы и огрела тебя половником! Да поздно, раньше надо было воспитывать…

Таисья подошла к матери и обняла ее сзади за плечи:

– Не волнуйся, мам. Все будет хорошо. Вот увидишь, найду папоротников цвет – и заживем тогда как в сказке…

– Вот то-то и оно, сказки сплошные у тебя в голове. А Анька твоя совсем от рук отбилась, дерзит мне, грядки полоть не хочет. Поговорила бы ты с ней, а?

– Угу… – Таисья ее уже не слушала. Ну не могла она думать о делах в такое время!

Сегодня наступала вершина лета – самая короткая ночь и самый длинный день. А это значило, что волшебный папоротник где-то в лесу уже выпустил бутон, который раскроется с наступлением темноты, засияет огненными лепестками, запылает жаром, суля настоящее счастье…

Это все неправда, что после тридцати нужно позабыть о чудесах и жить обычной жизнью. Нет такого закона! Настоящее волшебство никуда не уходит – люди сами себя обделяют зачем-то, становятся скучными взрослыми, не способными замечать то, что радовало в детстве. А вот Таисья ничего не забыла. Когда ей было всего шестнадцать, она встретила на пустыре у оврага дивьего мальчика по имени Радосвет – примерно своего ровесника. Они полюбили друг друга с первого взгляда так сильно, как бывает только в сказках. Ну ладно, может, не с первого, а со второго, но эта любовь была самая настоящая, от которой в душе расцветают цветы, голова кружится, а дыхание перехватывает от восторга. Знаете такое чувство? Вот то-то!

Так что деревенские могли сколько угодно гадать, кто же настоящий отец маленькой Аннушки, но ни за что бы не поверили, что он – из Волшебной станы. Один Федька поверил. Он вообще был хорошим другом, всегда помогал Таисье, даже малую нянчил, пока работать в город не уехал. Но они все равно часто созванивались, рассказывали друг другу о жизни, а Федька все повторял:

– Да плюнь ты на своего кавалера ушастого, Тайка-зайка, дивья невеста! Не вернется он. Знаешь, как у нас говорят: поматросил – и бросил. А Аньке отец нужен…

– Да кто ж на мне такой женится? – шутя, отмахивалась Таисья. – С чужим ребенком-то.

– Ну вот я бы, между прочим, женился, – однажды сказал Федька и надолго замолчал.

Таисья не нашлась, что ответить. Затаив дыхание, она слушала шорохи и потрескивание в трубке, пока телефон-автомат не подал сигнал, что время разговора на исходе. Но она не стала докладывать новую монетку. Что-то щелкнуло, и их разъединили. Послышались короткие гудки. Эх, Федька, Федька…

Таисья, конечно, подозревала, что друг детства неровно к ней дышит. Поэтому никогда и не рассказывала, что Радосвет на самом деле ее не бросал. Просто нельзя ему было теперь в мире людей показываться. Ведь там, у себя в Дивьем царстве, он правителем стал. Но влюбленные все равно виделись – во снах. Почти каждую ночь они вдвоем гуляли по дорогам сновидений, любовались туманами в вечнозеленых низинах и многочисленными радугами в небе, кормили с рук чудесных птиц, целовались под цветущими яблонями и горько плакали, когда с рассветом наступала пора расстаться. Еще Радосвет учил Таисью колдовству – ведь сам был колдуном хоть куда! Жаль только, что Аннушке он почему-то присниться не мог: хотя пытался и так и сяк – очень уж хотел дочку увидеть! Теперь понимаете, зачем Таисья каждый год искала цветок папоротника, исполняющий любые желания? Это был ее единственный шанс на воссоединение с любимым…

А Федька, кстати, все и сам понял. Отчаялся ждать. Нашел себе вскоре городскую красотку Валю да и женился на ней. Таисья на свадьбу не приехала – решила, нечего жениха с невестой смущать, но открытку отправила. И подарочек не забыла – прислала оберегов на счастье и крепкое супружество. Те сработали на ура: уже следующим летом у Федьки с Валей девочки-близняшки родились и зажили они вчетвером душа в душу.

Папоротников цвет же Таисье никак не давался. В иные годы он будто и вовсе не расцветал – то от засухи, то, наоборот, от затяжных дождей. А пару раз его успевали сорвать еще до того, как запыхавшаяся Таисья – босиком и в разодранной о кусты дикого шиповника юбке – прибегала на заветную полянку. Не в силах унять обиду, она падала ничком в траву и рыдала, обняв жалкий обломок волшебного стебелька. Но – честное слово – никогда не желала зла тем, кто раньше нее успел найти свое счастье. Потому что знала: папоротников цвет дается в руки лишь тому, кому был предназначен судьбой. А если она не успела, что ж – значит, не для нее этот цветочек рос…

Сегодняшней ночью она подготовилась получше: изготовила новые обереги от лесной нечисти, которая любит водить путников за нос, умыла глаза вечерней росой с заговором, чтобы лучше видеть незримое, распустила густые черные косы.

До поля Таисья дошла в старых разношенных кедах, но сняла их на опушке, чтобы ступить под сень леса уже босыми ногами. Войдя, она поздоровалась с лесными духами и оставила под старой елью угощение: немного молока и хлеб, который утром испекла сама. Оставалось надеяться, что в этот раз ей наконец-то повезет…

Самая светлая ночь в году неожиданно оказалась темной. Последние сполохи заката уже отгорели, небо подзатянуло, и луна совсем не спешила показываться сквозь пелену облаков. Таисья сочла это хорошим знаком: ведь в прошлые – неудачные – ночи в лесу было светло почти как днем. Глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к темноте, но вскоре она начала различать и силуэты деревьев, и кусты, и даже исхоженные грибниками тропинки. Впрочем, вскоре ей пришлось свернуть и углубиться в чащу – ведь на дорожках, куда ступала нога человека, папоротников цвет ни за что не вырастет – он тишину и уединение любит.