– Если честно, я стараюсь не есть много мучного.

– Конечно, лучше же без сил свалиться! От пары оладушек еще никто не умирал. Гарантирую.

После чая Тамара Львовна предлагает мне переодеться в ее халат, и помочь с приготовлением. Я решаю не отказываться. Мне сейчас положительные эмоции нужны как воздух. Надо представить, что я живу нормальной, обычной такой жизнью, а не вишу над адским котлом вверх ногами, так и рискуя туда провалиться.

Обычно у меня не было необходимости готовить. Даже в выходные, когда этим занималась мама, она предпочитала одиночество. Ей все время казалось, что мы с Юлей будем только мешать.

Печь оладьи мне понравилось. Оказывается, это ни так уж трудно. А, главное, отлично отвлекает от переживаний. Вовлекаешь в процесс и… пропадаешь.

Пока мы лакомимся, собственноручно приготовленным блюдом, женщина рассказывает мне истории из своей жизни. Забавные и грустные.

Пару раз я даже смахиваю из глаз слезы, так жалко становится героев ее рассказов.

Оказывается, что Тамара Львовна всю жизнь работала в детском доме, а сейчас сидит на пенсии. У нее нет своих детей, и она всегда была сильно привязана к своим воспитанникам.

– Так, подожди минуточку, – поднимается она со стула, когда наш разговор уже становится более откровенным.

Женщина скрывается в соседней комнате, а, затем возвращается с большой коробкой из-под конфет.

Она ставит ее на стол, а затем снимает крышку.

Я очень удивляюсь, когда вижу в ней вовсе не конфеты. Там лежат фотографии: цветные и черно-белые, вырезки из газет.

Тамара Львовна копошится в своем богатстве, а затем достает один из снимков и показывает его мне.

– Вот, – говорит она, указывая мне на одного из детей, которые там изображены. – Узнаешь?

Я понимаю, что речь идет об Алаеве, но узнать его в невысоком мальчишке на снимке не получается.

– Это Ризван?! – уточняю.

– Да. Единственная фотография, на которой его удалось заснять.

– В каком смысле? – мне не очень понятно.

– Он часто сбегал. На улице жил даже дольше, чем у нас. Но я всегда встречала его с распростертыми объятиями. Понимала, что это его единственным способ справиться с собой.

– Он… он всегда был таким… – пытаюсь подобрать правильное слово.

– Жестким? Озлобленным? – помогает мне женщина.

Я киваю.

– Да. Но за этой маской есть он другой. Уж я то точно знаю.

Не могу поверить в эти слова. Ризван – жестокий и опасный убийца, головорез настоящий. Его боятся все. Только эта милая женщина почему-то считает его всего лишь, заблудившимся в собственной жизни мальчишкой.

Мне бы очень хотелось тоже увидеть в нем что-то подобное. Я готова даже пойти ему навстречу, чтобы увидеть это, но, увы… За годы зверств сердце бандита стало слишком темным, чтобы сохранить там хоть что-то хорошее с тех времен, когда он был ребенком.

– Вот, посмотри, – Тамара Львовна снова перебирает снимки. – Это Ризван с соучредителем своего фонда «Наш дом», – протягивает мне одну из фотографий. – А здесь – на юбилее нашего детского дома. Ризван регулярно делает у нас ремонт, покупает необходимое оборудование, игрушки, выделяет деньги ребятам на репетиторов. В прошлом году мы отправили Алешу Сотникова на стажировку в Америку. И это стало возможно только благодаря Ризвану.

Все сказанное звучит, как сказка. Эдакий забавный вымысел для малышей. Видно, бывшая воспитательница, так сильно любит Алаева, что не замечает очевидных вещей.

– Разве, это может перекрыть все то, чем он занимается? – спрашиваю.

– Иногда есть вещи, с которыми мы не способны справиться. Но это не делает нас плохими или хорошими. Это делает нас нами. Каждого таким, какой он есть.

Слова новой знакомой почему-то заставляют меня задуматься. Может, стоит взглянуть на Ризвана с другой стороны? И тогда я смогу облегчить свое существование и как-то лучше приспособиться к нему?

С этими мыслями я засыпаю, и они же придают сил. Кажется, будто завтра, когда мы с Алаевым встретимся вновь, все изменится, и я смогу, как Тамара Львовна проникнуться хоть какими-то чувствами к жестокому верзиле.

Но все мои надежды в одночасье рушатся, как карточный домик, когда Ризван Алаев возвращается за мной, приезжает забрать то, что принадлежит ему по праву.

Настя

– Ты во что ее нарядила? – Ризван рычит с порога, глядя на меня в простеньком халате Тамары Львовны.

– А ты другой одежды не предоставил, – женщина не теряется. – У меня новомодных тряпок нет. Сам знаешь.

Бандит кривится. Не могу понять, что именно ему не нравится.

– Пойдем, – бросает он мне. – Наряжу тебя как положено.

Только сейчас у него в руках замечаю темный картонный пакет с логотипом известного дома мод.

– Давай, в комнату иди, – распоряжается мужчина, видя мое замешательство.

– Ризван, – в разговор включается хозяйка квартиры, – я тебе пару слов сказать хочу. Подойди.

Бандит небрежно вручает мне пакет, и кивком указывает на комнату. Чтобы скрылась. Два раза повторять мне не требуется. Я быстро оказываюсь там, где сказали и закрываю за собой дверь.

Сердце колотится точно взбесилось. Реакция на Ризвана у меня всегда разная, но каждый раз от нее я сама не своя. Куча чувств и эмоций перемешиваются, сливаясь внутри в безумный вихрь.

Я не слышу о чем говорят Алаев и его воспитательница, только какие-то обрывки фраз, не значащие ничего.

Достаю из пакета платье, черную мягкую, тянущуюся ткань, очень приятную наощупь. У него длинные рукава и, кажется, не слишком большой вырез.

Меня это даже немного радует, ведь я боялась, что в пакете обнаружу что-то слишком развратное и неприличное до такой степени, что в этом нельзя будет выйти на улицу.

Я не успеваю даже толком рассмотреть вещь, как Ризван тоже оказывается в комнате. Мне очень хотелось быстрее переодеться. Пока он не видит.

Видно, разговор с Тамарой Львовной оказался коротким. В принципе, как и все разговоры Алаева. Я так и не сумела понять, почему эта женщина его терпит.

– Я могу переодеться сама, – уверенно заявляю, будто кто-то здесь будет меня слушать.

– Нет, – отрезает, точно кувалдой бьет по голове.

Не знаю, почему мне так страшно. Он же не должен сделать со мной ничего плохого здесь, в доме Тамары Львовны?! Не должен же, да?!

Я продолжаю сжимать в руках платье, все плотнее стискивая пальцы. У меня нет уверенности в собственных действиях. А этот мужчина… Он как яд… Парализует. Подавляет. Вынуждает подчиняться.

– Ну же, Настя. Ты уже большая девочка, и понимаешь, что послушание – твой единственный шанс получить свободу.

Ризван еще не касается меня, но его руки будто везде. Я чувствую властные горячие прикосновения на своей прохладной коже, хоть и стою на расстоянии. Вполне достаточном расстоянии.

– Ты… ты хочешь, чтобы я сделала… сделала это… здесь, – на выдохе произношу, в надежде, что ошибаюсь.

– Что? Хочу ли я, чтобы ты отсосала мне? – плотоядно ухмыляется. – Да. Но для этого есть более подходящие места, и совсем скоро мы окажемся там, детка, – мужчина сдвигается с места и подходит ближе. – И вот тогда… Тогда я спрошу с тебя за все, что ты сделала…

Близость Ризвана уже становится неприличной. Как и мои мысли, которые начинают утекать за грани дозволенного. Я до сих пор не понимаю, как он это делает – зажигает меня грязными, обидными словами.

Щеки вспыхивают за секунду. Их жар становится таким сильным, что это доставляет дискомфорт.

– Сейчас я просто хочу, чтобы ты разделась. Показала то, что принадлежит мне…

Мне кажется, кто-то выкачал из комнаты весь воздух. Беспощадно высосал его, не оставив мне даже шанса на небольшой вдох.

Зато у Ризвана вдохнуть получается без особого труда. Он немного наклоняется, шумно втягивает носом воздух, вдыхает мой аромат, упиваясь тем, что делает.

Такое невинное простое действие – а мне кажется, что Алаев уже во всю имеет меня, как и обещал. Касается, сжимает в руках, царапает кожу шершавыми ладонями.