Тот же, кому довелось пережить боль, несоизмеримую размеру душевных сил, всегда носит ее с собой за пазухой. Сначала это всего лишь тонкая брошюра, и вес ее совсем невелик, поэтому иногда он забывает на время о ее существовании. Но однажды, все еще тонкая книжица, начинает скользить под курткой, стремясь упасть вниз. Он резко одергивается и ловит ее, попутно вспоминая содержание. Проходит время, и книжки начинают вываливаться уже отовсюду: из-под куртки, штанин брюк, не заправленной в брюки рубашки, сбиваются в толстые тома и сборники сочинений, а он, подобно многорукому Шиве, ловит их с завидным успехом и возвращает на место, прижимая ближе к телу, пока под весом этой ноши не падает вниз и уже не может встать. И вот тогда он уже не способен чувствовать новую боль, а это значит, что, проходя следующее испытание, может нанести себе увечья, угрожающие жизни.
Так вот, до того, как ты упал, выхода только два: забыть, где лежат книжки памяти, и поэтому не взять их с собой в следующий раз при выходе из дома, или же найти вора, который исключительно идеи ради вламывается в дома, и попросить его их украсть, а затем и сжечь.
Принимая таблетку от физической боли, мы купируем нервные окончания, иннервирующие те или иные мышцы. Пытаясь заглушить страдания душевные, мы должны ослепнуть, чтобы не иметь возможности читать. В поисках спасительной слепоты, как правило, мы запасаемся новыми брошюрами, да и не только мы, а зачастую организовываем литературные вечера с нашим самым близким окружением.
Я долго пыталась забыть боль обиды, когда в детском возрасте меня жестоко наказала мама за проступок, не доступный для понимания пятилетнего ребенка. Когда затылок встречал железные и деревянные препятствия, я видела только его, красный цвет, цвет старого облупившего газового баллона, который стоял в коридоре. Точно такой же оттенок красного был у крови, капающей из рассеченной губы на нарисованные на полях сельской газеты каляки-маляки. Потом я долго не любила красный цвет. Нет, скорее я его боялась. Мне казалось, что я теряюсь на фоне красной одежды, выгляжу бледно, нелепо и жалко, как когда-то в детстве, и этот цвет съедал меня и лишал уверенности в себе. Сейчас я понимаю, что дело было в том, что это был тот самый оттенок красного, который заставлял меня снова и снова ловить ускользающие книжицы из-под милого детского платьица.
А потом я полюбила другой оттенок красного – цвет бордо и других сортов красного винограда. Пребывая в любви от одного оттенка красного и в ужасе от другого, я на время обретала божественную слепоту, а потом снова зачитывала свои записи до дыр, смакуя каждую подробность. И я так боялась этих литературных вечеров, что слепота постепенно становилась моим привычным состоянием, выходить из которого не было ни желания, ни сил. Регулярно на мой прикроватный столик приносили новые книги для ежедневного чтения, и они были так прекрасны, если часть страниц заштукатурить в красивый цвет пино нуар.
Но чем больше страниц закрашено красным, тем ближе тебе к сердцу эти записи и тем больнее их читать.
Увы, любовь к раскраскам в зрелом возрасте далеко не так безобидна, как детское развлечение. Со временем ты хочешь раскраски побольше и потолще, чтобы было что красить, чтобы было больше того самого оттенка красного, запасаешься сначала карандашами, потом фломастерами, и вот в твоих руках гуашь…
И именно красный цвет, стоящий перед глазами, изначально привел меня в заботливые руки психологов. Первый такой опыт был сходен первой любви. Ты в наивной жадности ловишь каждое слово поддержки, одобрения, внимаешь советам, щедро льющимся на протяжении сеанса, а потом следуешь полученной инструкции, уже выйдя из состояния эйфории в свое обычное небытие. Но тем не менее тогда, в юности, это, хоть и на время, сработало. Мне стало легче.
К сожалению, далеко не в каждом случае у случайного или не очень слушателя оказывается достаточно усердия и компетентности, чтобы вытащить нутро своего подопечного наружу, и советы остаются очень плоскими и поверхностными. Так однажды чуть не рухнула моя собственная семья и окружавшая меня на тот момент хрупкая видимость стабильности. Да, в то время мой замок из песка еще не готов был быть снесенным волной неизбежных фактов, слишком слепы были мои глаза. Услышать слова собственного ребенка: «отдай меня в детдом», «я не могу терпеть в доме этого мужчину» было равнозначно ножу в спину, ведь я же стараюсь, думала я. Но слишком сильна была жалость к себе, и она в результате заглушила все доводы разума.
В тот период наша, как мне казалось, семья переживала очередной кризис по классическому сценарию притирки ребенка и отчима. Когда, пережив крушение одного брака, возникает острое стремление поскорее ворваться в другой в надежде обрести опору и избавиться от чувства одиночества, мы не думаем о том, что ненароком можем обречь в это самое одиночество своих детей, которые не выбирали этого человека в качестве соседа по квартире и совершенно не планировали делить с ним быт. Но все мы в глубине души эгоисты.
Если повезет, и рядом окажется взрослая самостоятельная личность, которая готова брать на себя ответственность (а это значит, держать ответ за свою семью), то рано или поздно проблема решается и получается вполне себе счастливая ячейка общества. Гораздо хуже привести домой эмоционально незрелого ребенка, который по уровню интеллекта, жизненного опыта и эмпатии находится где-то между кальмаром и утюгом.
И вот мы обратились к семейному психологу, одному из тех счастливчиков, обладающих волшебной палочкой, способной исправить любые дефекты. Тогда я не хотела понимать, что проблема гораздо глубже, чем простой конфликт и притирка характеров, поэтому полученные мной на первых же сеансах советы срочно подать на развод я ожидаемо восприняла в штыки. На тот момент спросить совета мне было не у кого, все мои контакты с внешним миром ограничивались работой, а все окружающее пространство было заполнено исключительно обязанностями жены и, к сожалению, в меньшей степени матери, потому что «на что ты рассчитывала, когда выходила замуж?». И так случилось, что семейная терапия плавно перетекла от одного специалиста к другому.
Второго специалиста, уже психотерапевта, выбрал мой муж, с которым он уже имел опыт общения в прошлом. И, как ни странно, я услышала то же самое уже от него, но в другой интерпретации. Не нужно было рушить мой замок. Я оглянулась и увидела, что его итак уже нет или вовсе не было, а его красные песчинки от разрушенных кирпичей разнеслись по ветру и сыпятся в глаза идущих мимо прохожих.
Пора было посетить офтальмолога.
Но, как говорится, истина в вине.
Всем известно, что человек – существо социальное, и что ему делать, если он останется один? В моем случае самое простое и очевидное решение – заменить привычное окружение красным цветом. Еще больше и больше, тогда под призмой тусклого света блеклых красных ламп этот мир не кажется таким далеким и враждебным. Однако выключить этот свет потом вовсе не так-то просто. Ты прячешь его от окружающих яркими цветами одежды, умными речами, и только ты знаешь, что происходит на самом деле.
В попытках нажать выключатель и увидеть, что за окном уже рассвело, начинаются новые сеансы психотерапии. Что толкает людей ее посещать? По-моему, простая истина, психолог или психотерапевт – прежде всего человек, слушатель, и если он есть, то страх одиночества становится не таким сильным, ведь вас уже двое.
На сей раз посещение специалиста дало свои плоды. В этот период плохо было настолько все, что лучше, чем я есть, показаться у меня уже не получилось, и я наконец смогла посмотреть на себя со стороны. Словно в колышущейся ряби мутной воды затянутого тиной болота, я разглядела ее, жалкую и еле живую сущность, которая с открытым ртом ждет и довольствуется любыми отходами, которые в нее забрасывает такое же жалкое и зависимое существо. Это был для меня новый вид боли, неведомый раньше, ведь я не знала себя такой, как же так: есть стабильная работа, внешне кажется, что тоже все в порядке, а я при этом жалкое зависимое существо? Тяжело принять такую правду. А еще большие страдания вызывает тот факт, что при глубоком анализе выясняется, что в тебе с малых лет заложено отрицание любых жизненных принципов нормального и психологически стабильного человека, то есть того, кто не испытывает боль постоянно. Навязанные с детства ложные стереотипы без должной трансформации по неизбежно тернистому пути взросления приводят к череде бед, разочарований, разрушенных надежд, а потом бросают в пучину одиночества и безвыходности, конца и края которых не видно до самого горизонта.
