Землетрясение 1923 года снесло половину японской столицы, сохранилось лишь несколько комплексов многоэтажных зданий, выстроенных из камня, кирпича и железа. Страшное бедствие, обрушившееся на Японию, поставило перед ее архитекторами вопрос об иной застройке столицы. Молодые японские архитекторы, внимательно наблюдавшие за развитием архитектурной мысли на Западе, предлагали множество самых разных, порой сверхоригинальных проектов. В конце концов сложилась практика смешанной застройки: официальные сооружения — банки, учреждения, помещения фирм — словом, деловую часть города, как правило, стали застраивать в стиле европейской и американской архитектуры, в жилых кварталах оставляли преобладающим японский национальный дом.

Детища этих лет — массивные, громоздкие здания с чуждым всему японскому, холодным и надменным обликом— Императорский театр, ресторан «Токио-кайкан» (не сохранился до наших дней), Токийский вокзал, издательство газеты «Асахи», банк Мицубиси и многие другие. Пожалуй, наиболее импозантное из этой плеяды строений — японский парламент. Туристские автобусы. колесящие по Токио, обязательно спешат к этому серому, строгому силуэту. На мой взгляд, площадь перед парламентом заслуживает большего внимания, чем само здание. Обычно тихая и пустынная, она свидетельница классовых сражений, политических битв, крови и слез.

Однако гиды не говорят об этом. Они удивляют туристов цифрами — здание парламента занимает свыше 12 тысяч квадратных метров, высота его башни — около 66 метров, на сооружение пошло 9 тысяч тонн стали и т. д. Ничего не скажешь — цифры внушительные.

Но с чем приходится бесповоротно согласиться, так это с дифирамбами творению известного американского архитектора Райта — отелю «Империал». Здание это, не в пример другим, выстроенным в 20 -30-е годы, прочно стоит на японской почве в прямом и переносном смысле. Это чуть ли не единственное сооружение в Токио, которое не только выдержало бешеный натиск подземных толчков в сентябре 1923 года, но даже сохранило работающей систему отопления, водоснабжения и освещения.

Имя Райта стоит в одном ряду с плеядой других имен Сулливан, Ле Корбюзье, Брейер, Миес Ван дер Роэ, братья Веснины, Гинзбург, Стоун, Гроппиус, Мендельсон — имен, связанных с распространенным в те годы архитектурным направлением — конструктивизмом. Бурное развитие строительной техники обеспечило широкое шествие по странам мира идей этих талантливых экспериментаторов, обладавших необычайной изобретательностью и умением исключительно четко воплощать в архитектурных формах свои замыслы.

Собственно говоря, в те годы не только формируется почва для какого-то одного стиля, скорее технический прогресс, помноженный на неустанное движение архитектурной мысли, создает возможность превращения архитектуры в интернациональную.

Японский национальный стиль между тем завоевывает все большую популярность на Западе. Необычайная логичность, чистые, строгие линии, незамкнутость интерьера, гармонически соединяющего наружные и внутренние объемы, каркасное строительство, позволяющее освободить стены от несущих функций и превратить их в обширное поле деятельности декоратора, гармоничное сочетание здания с окружающей природой — все это как нельзя лучше отвечало общим тенденциям, проявлявшимся в развитии мировой архитектуры. В самой Японии группа молодых архитекторов — Маэкава, Сакакура, Хаяси, Нисияма, Исикава, Ито и другие осуществляли активные поиски соединения старых национальных традиций с тенденциями складывающегося современного стиля. Предвоенное строительство в столице и крупных городах Японии (Киото, Осака) давало для этого широкий простор.

Однако большая часть такого рода построек была уничтожена во время бомбардировок американской авиацией центрального промышленного района Японии. Столица лежала в руинах. Железные скелеты фабрик и заводов, груды досок, мусора и щебня, черные пепелища, тянущиеся на километры, тысячи бездомных, ютящихся в жалких, наскоро сколоченных хибарках, — вот лицо послевоенного Токио.

Не случайно, видимо, больше всего пострадали рабочие кварталы Токио. Единственным районом, оставшимся почти нетронутым среди черного моря руин, был деловой центр — Маруноути. Американские самолеты заботливо обходили эту цитадель японского монополистического капитала.

После войны вновь встал вопрос о застройке разрушенной столицы. Однако разрешить его в условиях капиталистического строя по существу невозможно — мешает столкновение своекорыстных интересов собственников. Восточная часть Токио после его восстановления имеет более правильную планировку, но в целом город по-прежнему беспланово расширяется во все стороны. В сугубо урбанистическом облике его здания современного стиля совершенно произвольно переплетаются с точеными силуэтами храмов и узкими улочками, наполненными серыми толпами деревянных домиков. Именно поэтому токийцы говорят, что они столько раз упускали возможность сделать свой город более красивым.

«Безумный город», «город-лабиринт», «город-спрут», «самый сумасшедший город в мире», «город ущелий и храмов» — как только не называют Токио иностранцы, посетившие Японию. Что же все-таки верно из этого щедрого набора «комплиментов» в адрес японской столицы? Не берусь судить, самый ли сумасшедший город в мире Токио, но то, что он действительно задыхается от нехватки земли, чистого воздуха, широких просторных улиц, налаженного транспорта и, наконец, самого главного для человека — жилья, — это так. Рубрика «Город в кризисе» давно уже не нова для токийских газет.

Как-то газета «Джапан таймс» устроила диспут о дальнейшей судьбе города, напечатав по этому вопросу десять статей, идущих из номера в номер.

Газета предоставила слово двум выдающимся специалистам по истории города — Натану Глейзеру и Токуэ Сибата. Натан Глейзер — писатель и преподаватель социологии в Калифорнийском университете. Завершив свою очередную книгу о Нью-Йорке, он приехал в Токио для изучения этого крупнейшего города мира и сравнения его с американскими городами. Сибата Токуэ — ассистент профессора Токийского городского университета (Торицу), автор нескольких книг о Токио, только что вернулся из турне по самым крупным городам мира.

Итак, консилиум двух видных специалистов. В роли пациента — Токио.

Что же предлагают Сибата и Глейзер? Прежде всего они признают, что рост столицы стоит в прямой связи с сокращением сельскохозяйственного населения. В Японии за последние 15 лет его удельный вес уменьшился с 50 до 35 процентов и продолжает падать. Отсюда горький диагноз — остановить рост населения Токио вряд ли возможно. Город будет расти, он непременно прибавит в ближайшем будущем еще 5—10 миллионов населения (не правда ли, ошеломляющий прогноз?).

Но это не значит, по мнению Сибата и Глейзера, что создавшееся положение безнадежно.

Нужно попытаться использовать все меры, какие еще возможны. Первейшая из них — децентрализация, изменение экономической структуры района, связанного со столицей. Практически это означает выведение нескольких отраслей промышленности из сферы столицы и создание новых индустриальных центров, в первую очередь на побережье Внутреннего Японского моря и острова Хоккайдо. Также следует переместить центры образования— университеты из столицы в другие города. И, наконец, проект, обещающий как будто самый радикальный выход из кризиса — осушение Токийской бухты.

И Сибата, и Глейзер — оба считают проект осушения бухты очень интересным. Новая территория будет застроена современными, благоустроенными, комфортабельными зданиями, «новорожденный Токио» будет способен принять 5 миллионов человек. Подобная практика в истории человечества далеко не нова. В качестве примера можно привести голландцев, с великим упорством в постоянной борьбе отвоевывающих у моря один за другим куски его дна.

«Правда, — заявил Сибата, — я думаю, что только богатые смогут переселиться в этот, Токио-модерн, а старый Токио — обиталище средних слоев и бедняков — будет постепенно превращаться в трущобы».