— Абунай! (Берегись!)

— Сурипу! (Скользко!)

— Тайхэн сурипу! (Очень скользко!)

Гейша XX века

Есть на Гиндзе дом, по виду ничем не отличающийся от других. Современный фасад его холодно-щеголеват, внизу несколько узких окошек, а сверху глухая серая стена, как бетонный лоб, украшенный неоновой короной. Корона из разноцветных английских букв, с веселым миганием складывающихся в слово «Куин би» — «Пчелка». Но вопреки названию, видимо оттого, что неоновый огонек зажигает букву постепенно, ползя по ней снизу вверх, вывеска напоминает сытую, холеную, породистую кошку, которая, всласть выспавшись, потягивается, выпрямляя лапки, и лениво выгибает над городом крутую упругую спину.

Глубокой ночью, когда столица спит, когда гаснет и меркнет и становится пустынной Гиндза, еще долго стынут в темной вышине неоновые буквы… Почему этот роскошный ресторан называется «Пчелка» — никто определенно не знает. Большинство сходится на том, что это намек на здешние цены, которые кусают и жалят. Цены здесь действительно необыкновенные: только входная плата — несколько тысяч иен.

Широкая лестница с плавным поворотом ведет на второй этаж. В зале полукругом вполоборота к сцене расставлены круглые столики. Верхнее освещение обычно выключено, и в мягком полусвете на столах колеблются синевато-голубые тени газовых светильников. Неверное пламя их дрожит и мечется, языки с белым острием лижут края оградительных колпачков, в сиреневой полутьме, как на дне морском, двигаются люди с дрожащими отсветами на лицах. Весь облик этого зала несет настолько явную, неприкрытую печать бутафории, что невольно вспоминаются сцены из оперы «Садко».

В глубине зала, где нет столиков, пол слегка приподнят и там на стульях, расставленных вдоль стены, сидят девушки. Их много, 50–60. Cамые разные и в то же время совершенно одинаковые. Это девушки для танцев — гёрлс, или гейши сегодняшнего дня.

Иностранцы, попадая впервые в Японию, обязательно спрашивают: «Скажите, а есть ли у вас сейчас гейши?» — на что японцы отвечают: «Нет, В том понимании, как было раньше, нет».

Быть гейшей — профессия, которую осваивают с малых лет. В специальных школах старые гейши обучают молодых множеству вещей — танцам, игре на музыкальных инструментах сямисэне, кото, искусству вести умный, живой разговор, чайной церемонии, «икэбана» («жизнь цветка») — сложным приемам составления японского букета, умению выражать определенные символы соединением цветочного стебля и сухой ветки дерева.

Институт гейш — явление очень древнее, исторически сложившееся, обусловленное тем тысячелетним культом мужчины и зависимым положением женщины, которые существовали в Японии. Вековые традиции превращали женщину со дня ее рождения в полную собственность мужчины — сначала отца, брата, потом мужа, Вся жизнь ее была лишь отражением жизни «высшего существа» — мужчины, подчинена удовлетворению его прихотей и потребностей. Даже внешне и до сих пор тип японской женщины носит печать этого длительного унизительного положения. Каждое ее движение — это сама покорность, мягкость, уступчивость, красивость, которая должна ласкать глаз мужчины. Достаточно посмотреть, как вползает она в комнату на коленях, чтобы прислуживать гостям, как низко она кланяется, почти складываясь вдвое и касаясь лбом пола, как учтиво и скромно улыбается, каким напевным, мелодическим голосом говорит (в удивительном тембре его слышатся те же древние каноны — услаждать слух мужчины), как движется неслышно, словно тень.

И веками было заведено, что отдых свой «высшее существо» проводило в изящном чайном домике, где его встречала очаровательная, похожая на диковинную бабочку, женщина.

В наши дни, особенно в последние десятилетия, когда темпы жизни изменились, институт гейш становится слишком дорогим и не отвечающим времени предприятием. Длительная подготовка гейш оказывается во многих случаях ненужной и неоправданной в суматошной жизни, с грохотом мчащейся по японским островам, словно скачущая тень курьерского поезда. Правда, гейши еще есть в стране, даже, наверное, их не так уж мало. Они по-прежнему приглашаются на официальные приемы, существует даже контора, принимающая подобные заказы. (Известно, что чем почетнее гость, тем опытнее должна быть гейша, которую сажают рядом с ним).

Как-то вечером в Осака, в одном из погружающихся в темноту переулков, я встретила рикшу — явление довольно редкое в больших городах Японии. В колясочке важно восседала гейша. Сиреневое кимоно ее перехватывало черное с золотом твердое оби. Этот широкий пояс каменным кольцом сжимал плоскую грудь и огромным пропеллером угрожающе торчал сзади. На голове ее была сооружена прическа, которую мне доводилось видеть только на гравюрах Утамаро. Черные, залитые плотным слоем лака волосы были украшены огромными шпильками с яркими шишками на концах. Лицо, набеленное и нарумяненное, походило на маску и от неестественной белизны так и светилось в темноте. Наверное, это была весьма пожилая и очень уважаемая гейша. Она проплыла мимо меня как символ старой, уходящей в вечность Японии, и водоворот машин на перекрестке, поглотивший рикшу, и стройная японка, простучавшая мимо каблучками-шпильками, были одной из многих существенных примет этого.

Еще раз мне довелось увидеть гейш на одном из больших приемов в Токио, устроенном в нашу честь госпожой Арита, занимавшей важный пост в комиссии по организации нашего пребывания в стране. После старинных танцев, исполненных гейшами в саду у озера при свете луны, все перешли в чайный павильон. Здесь были низкие столики, уставленные шедеврами японской кухни, и несколько гейш с веселой хлопотливостью принялись усаживать нас на большие шелковые подушки. В памяти остались их мягкие, как бы скользящие движения, грациозность, с которой они подносили рисовую водку — сакэ, их песни под сямисэн и обращение к гостям с просьбой не садиться по-японски на пятки (оказывается, довольно часто иностранцы бывают наказаны за попытки подражать японцам — не имея длительной практики сидения на пятках, к концу приема гости не могут подняться, затекшие и одеревеневшие ноги отказываются идти).

Но эти гейши — остатки былого величия старой школы. Сегодня их заменили новые, отвечающие духу времени и имеющие довольно мало общего с прежней профессией гейш, — это гёрлс — гейши электронной Японии нынешнего дня.

В «Пчелке» все гёрлс отвечают требованиям самых взыскательных клиентов. Они молоды, изящны, очаровательны. Чуть ли не половина этих девушек — студентки. Днем они чинно слушают лекции, прилежно корпят над конспектами в библиотеке, выполняют лабораторные работы, вечером — оживленные и улыбающиеся сидят на освещенной части зала и ждут приглашения. Впрочем, помимо танцев с ними посетителей целый вечер развлекают по очереди то певица, подымающаяся на круге прямо из-под пола, то каскад полуголых девиц на маленькой сцене в углу зала.

Вечер в «Пчелке» обходится посетителю в 5—10 тысяч иен (на эту сумму семья рабочего из пяти человек живет целую неделю). Но деньги идут отнюдь не гёрлс — им платят 1–2 тысячи иен, а остальное получает хозяин этой фабрики увеселений.

И никого из клиентов, веселящихся с этими сверхсовременными красотками, совсем не интересует, действительно ли они так веселы и беззаботны. Кто замечает напряженность улыбки и тревогу, притаившуюся в зрачке, когда слишком долго не приглашают? Есть ли кому дело до того, что сквозь стеклянные двери со сверкающей Гиндзы сюда совершенно свободно на правах самого всесильного клиента входит конкуренция и расправляется с этими девицами, как в любом бюро по найму рабочей силы, оставляя одних и выбрасывая других?

Ханако, одна из самых красивых гёрлс «Пчелки», очень хорошо знает эти беспощадные законы. Обычно раз в месяц в заведении устраивается конкурс. 7 а из девушек, которая имеет самое большое число приглашений, равно как и наибольшее количество лестных отзывов клиентов, занимает первое место, свидетельствуя тем самым свою наивысшую ценность. Руководствуясь тем же принципом, определяют значимость остальных. Не пользующихся успехом выгоняют — всегда можно набрать других.