Что делало гегельянца и марксиста Ильенкова русским философом (не просто по крови, но прежде всего — по духу), я поясню на примере Александра Блока. Известно, что Блок поначалу принял и приветствовал большевистскую революцию, призывал интеллигенцию слушать ее «музыку». Что же заставило его разочароваться в ней? Отнюдь не только и не столько террор большевиков, как принято думать (Блок даже воспел его в «Двенадцати»). Но еще в 1918 году революционная Россия, пусть во многом варварская, азиатская, «скифская», была для Блока культурной антитезой цивилизованному, но уже умирающему и загнивающему, как он думал, Западу. Еще до выхода в свет книги Шпенглера «Закат Европы» Блок сформулировал понятие культуры, во всем противоположное цивилизации. Подобное противопоставление — вообще чисто русская тема. И до Блока русская культура отличалась ярко выраженной антибуржуазной настроенностью, неприятием бездуховной «западной цивилизации». Носителем же культуры, как утверждал Блок, является не интеллигенция, а народ. Революция есть восстание, бунт народной стихии против цивилизации во имя спасения мистических и творческих основ культуры, «духа музыки». «Поэтому не парадоксально будет сказать, — писал он, — что варварские массы оказываются хранителями культуры, не владея ничем, кроме духа музыки, в те эпохи, когда обескрылившая и отзвучавшая цивилизация становится врагом культуры, несмотря на то, что в ее распоряжении находятся все факторы прогресса, — наука, техника, право и т. д.»[114].

Блок разочаровался в революции после того, как ему стало ясно, что в ее результате цивилизация (как бы ее ни называть — модернизацией, индустриализацией, вестернизацией и пр.) все же победила культуру. Ранее других он почувствовал «буржуазный дух» революции, называвшей себя пролетарской и социалистической. Сегодня этот «дух», освободившийся от былых марксистских и коммунистических клише, обнаружил себя в полной мере, заявил о себе как главной движущей силе русской истории XX века. Его победа в нынешней России и есть суммирующий итог русской революции, ее подспудный смысл, который так напугал и отвратил от нее Блока. При всем антикоммунизме русских «реформаторов-демократов» они — прямые наследники большевизма по методам и способам своего политического поведения. Те хотели цивилизовать Россию под прикрытием коммунистических лозунгов (в действительности — чисто варварскими методами), эти хотят того же, но без коммунистической риторики — вот и вся разница между ними. Но для поэта и философа решающим остается вопрос, в каком все-таки отношении чаемая теми и другими цивилизация находится к культуре.

Тема несовместимости культуры с буржуазной цивилизацией — центральная в русской философии, у позднего Блока и… в философии Ильенкова. У последнего она получает форму критики позитивизма и формальной логики — этих двух разновидностей «буржуазного рассудка». Кому-то, возможно, и покажется, что в работах Ильенкова речь идет лишь о гносеологических проблемах, о диалектико-материалистической теории познания, но в действительности в них столкнулись два разных мировоззрения, содержащие взаимоисключающие принципы и установки человеческого существования в мире. Не знаю, читал ли Ильенков книгу Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», но для него этот «дух» предстал не в протестантском, а в позитивистском обличьи. Он исследовал не этическую, алогическую природу капитализма. Все написанное им можно было бы назвать «Позитивистская логика и дух капитализма» с тем лишь отличием от Вебера, что Ильенков — не апологет, а непримиримый противник этого «духа». Работу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», философски слабую даже по марксистским критериям, он поднял на щит потому, что она также содержала в себе критику позитивизма в лице Маха и Авенариуса. Позитивизм для Ильенкова — своеобразное философское выражение «мещанского», антигуманного «духа»'буржуазной цивилизации, а в его войне с этим «духом» нельзя не увидеть отголосок той борьбы, которую русская философия — под разными идейными знаменами — ведет уже на протяжении двух столетий.

Орудием своей борьбы Ильенков сделал диалектическую логику. Диалектика для него — не просто логика и теория научного познания (хотя об этом он писал больше всего), но прежде всего — логически представимый всеобщий способ практической деятельности человека, всех ее форм, направленных на преобразование природного мира в мир культуры. Хотя познание — предмет преимущественного интереса Ильенкова, субъект познания для него — «общественно-определенный индивид, все формы жизнедеятельности которого даны не природой, а историей, процессом становления человеческой культуры»[115]. Мышление неотделимо от преобразующей деятельности человека и только в такой связи может быть понято в своей познавательной функции. А поскольку результатом такого преобразования является культура, диалектика, будучи всеобщей логической формой человеческой деятельности, оказывается одновременно и формой бытия человека в культуре. Логически представшую в диалектике форму человеческого общественнопрактического бытия следует отличать от формально-рассудочного (формально-рационального, как сказал бы Вебер) существования людей в мире буржуазной цивилизации. Диалектично мыслит тот, кто живет по законам культуры, противостоя в этом смысле тем, кто телом и душой пребывает в овеществленном и абстрактном мире буржуазного рассудка. Диалектика — логическая ипостась духовности, творческой активности, тогда как позитивистская логика — синоним бездуховной, безидеальной «буржуазности», пусть и с внешними признаками цивилизованности.

Такое мышление — материалистическое и диалектическое одновременно — является естественным только «для человека коммунистического общества, где культура не противостоит индивиду как нечто извне заданное ему, самостоятельное и чужое, а является формой его собственной активной деятельности. В коммунистическом обществе, как показал Маркс, становится непосредственно очевидным тот факт, который в условиях буржуазного общества выявляется лишь путем теоретического анализа, рассеивающего неизбежную здесь иллюзию, что все формы культуры суть только формы деятельности самого человека»[116]. Идущее от Маркса понимание культуры как человеческой деятельности было впервые четко сформулировано в нашей философской литературе именно Ильенковым, а уж вслед за ним и другими советскими философами. Впоследствии оно стало исходным для всей отечественной марксистской культурологии 60-80-х гг. Ильенков первым же усмотрел прямую связь между так понятой культурой и диалектической логикой, с одной стороны, коммунистическим идеалом — с другой. То и другое — логическая и историческая формы существования культуры в ее собственном содержании и значении.

Выявленная Ильенковым связь между материалистически понятой диалектикой и реальным процессом культурного развития позволила ему дать оригинальное толкование такой важнейшей философской категории, как «идеальное». Под «идеальным» он понимал, как известно, не содержание индивидуальной человеческой психики, а такое соотношение материальных объектов, когда один из них берет на себя функцию репрезентации (представительства) другого. Предмет отражается не просто в голове, но в другом предмете, созданном человеческой деятельностью (в том числе и посредством головы), причем в форме создавшей его деятельности. В этой форме он и есть идеальное — уже не природный объект, а предмет культуры. Идеальное есть материальное, преобразованное человеческой деятельностью, вещественно закрепленная форма этой деятельности. Разве культура — это не мир предметно созданных человеческой деятельностью произведений, в которых выражены, предметно представлены способы и методы этой деятельности? «Идеальность, по Марксу, — пишет Ильенков. — и есть не что иное, как представленная в вещи форма общественно-человеческой деятельности. Или, наоборот, форма человеческой деятельности, представленная как вещь, как предмет»[117].