— Позволь, — вмешался Бурмасов, — ко ведь этим троим сам престолонаследник строго-настрого воспретил покидать дворец. Они что ж — вопреки его запрету?

— Едва ли, — сказал барон. — Но ты забываешь, что имеется еще и дворцовая почта. Через нее злодей мог получить и наставления, и яд.

— Твоя правда… — Никита снова принялся вышагивать, так ему думалось лучше. Наконец его озарило. — Постой! — воскликнул он. — Ведь прежде злодей должен был сообщить своим нанимателям, где мы! Выезжая во дворец, мы соблюли всю мыслимую осторожность Ехали ночью; готов поклясться, за нами никто не следил. Стало быть, известие о нашем местонахождении могло поступить только снова же от одного из лакеев, не так ли?

— Полностью согласен.

— Все тогда очень просто, — заключил князь. — Вызвать всех троих лакеев да как следует потрясти. До тех пор трясти, покуда один не признается, кому послания свои писал.

— Думаешь, непременно скажет? — стараясь скрыть улыбку, спросил фон Штраубе.

— Ну, если как следует потрясти, чтоб едва не душа вон… Уж Никита Бурмасов языки развязать умеет!.. Я им всем!.. — князь сжал кулаки.

— Ничего у тебя не выйдет, — остановил его барон, — причем сразу по двум причинам.

— Это каким же?

— Во-первых, — сказал фон Штраубе, — они вовсе не холопы, вольные люди, причем состоящие при особе престолонаследника, и душу из них вытрясать никому, кроме самого великого князя, недозволительно.

— Мда, пожалуй что… — вынужден был согласиться Никита. — Но можно, по-моему, все ж как-нибудь… Хотя, ты говорил, есть еще вторая какая-то причина.

— Да, — кивнул барон, — и она делает эту тряску вовсе бессмысленной. Причина сия в том, что злодей наверняка и не знает, кому послание свое направлял. Если вправду действовал кто-то из ордена, то он бы никому доверяться не стал и сделал бы все так, чтобы посылавший не смог выдать его даже под пытками.

— Это как же? — удивился князь. — Послать, не знаючи кому. Как может дойти послание без адреса?

— Если моя догадка верна, то вскорости сам поймешь, — сказал фон Штраубе. — Я видел у тебя целую кипу петербургских газет. Давай-ка неси сюда.

Бурмасов не замедлил исполнить просьбу.

— Ну? — протягивая газеты, спросил он.

— Ого, сколько их! — вздохнул барон.

— А ты думал! — не без гордости ответствовал князь. — Санкт-Петербург — это считай почти Париж, а не какой-нибудь Любек задрипанный. Это, брат…

— Посему, — оборвал его фон Штраубе, — для ускорения нам придется разделить труд. Я возьму одну половину, а ты другую. Читай повнимательней, ничего не пропуская, вдруг что-то эдакое найдешь.

— А что искать-то? — не понял Никита.

— Что-нибудь совершенно глупое, бессмысленное. Есть такой шифр, передаваемый через газету. Коли найдем, я тебе все объясню.

— Да, через газету — это хитро, — согласился Бурмасов. — Так можно и вправду — не знаючи адресата… Только чепухи, боюсь, тут очень много. Иные даже императорские указы — полнейший вздор, только для бедлама.

— Нет, не совсем вздор, — объяснил фон Штраубе. — Просто ничего не значащие словеса.

— Ладно, попробую, — кивнул Никита и, прихватив половину газет, удалился к себе.

Вернулся он часа через два. Вид у него был немного грустный.

— Ну что, нашел? — спросил фон Штраубе.

— Нашел, да не то, чего ты хотел, — сказал Бурмасов. — Ну шестерых фон Штраубе уже изловили; чепуха, конечно, да не та, о которой ты говорил. Указы последние — тоже чепуха, да снова не та. На одно известие наткнулся даже на такое, что должно бы меня обрадовать. Вот: сгорел дом Извольского вместе с самим Извольским и всеми векселями. Стало быть — и с моими. Выходит, я опять богат.

— Поздравляю! Но чего ж ты не весел? — удивился фон Штраубе.

— Да про Тишку нашего прочел, — сказал князь. — Вовсе он и не Тишкой звался, а якобинским именем Марат, и принадлежал вдове генерала Врангеля. Мало ей, что мужу после смерти выговор сделали, так еще такого разумного пса потерять! Ведь жизнь тебе спас, якобинец маленький! На кресте клянусь — похороню с почестями, как героя, и салют из пистолета дам… Ну а ты, по лицу вижу, что-то эдакое раскопал…

— И кажется, то, что надо, — подтвердил барон. — А ну-ка прочти. — Он указал Бурмасову на заметку в газете.

— «Барон, — стал вслух читать Никита, — догадайтесь, что тут скрывается. Помните о встрече во вторник в известном дворце? Вы тогда стояли у изгороди…» — Он взглянул на друга недоуменно. — Вот уж чушь так чушь! Ежели во дворце, то при чем тут изгородь?.. Полная белиберда!.. И что, интересно, ты из этой белибердистики вывел?

— А вот что, — сказал фон Штраубе. — Прочти теперь по-иному: сначала первое слово, затем, три слова пропустив — четвертое, потом еще через три слова, и так до конца. Посмотри, что тогда выйдет.

Князь прочитал единым махом:

— «Барон скрывается во дворце у А. Прошу за сведения, как договорились»… — И задумчиво добавил: — Да, хитро. Это ж надо как выдумали!.. Только вот что нам в такой позиции делать, не могу покуда сообразить.

— Есть одна мысль, — сказал барон. — Злодей хочет получить за свое злодеяние все то, о чем они там договорились — ведь так?

— Из послания сие прямо следует, — подтвердил Бурмасов. — И ты думаешь, другой злодей, который его нанял, придет на встречу, чтобы расплатиться, рискуя быть узнанным?

— Непременно придет, — кивнул барон. — Только, полагаю, отплатить пожелает вполне по-своему — кинжалом в бок, чтобы спрятать все концы. А попробуем-ка мы сами выманить его на встречу.

— Это как?

— Да все так же, — сказал фон Штраубе.

Он сел к столу, взял перо и начертал на бумаге:

«Милостивый государь!

Прошу немедля напечатать в Вашей газете еще одну мою заметку, по-прежнему не меняя ни одного слова. В конверте 50 рублей вознаграждения Вам за эту услугу. По напечатании получите еще вдвое».

На другом листе, уже изрядно задумываясь над каждым словом, он наконец вывел крупными буквами:

«Барон, слог Вашего письма мертв. Ужель тот, кого жду, не даст мне обещанной, столь ожидаемой мною награды?

Мною не забыта встреча, та наша встреча в парке! Помните ту пятницу? Вы тогда стояли в черном плаще, и семь Ваших слуг ждали вечера. А я ждала возле дома, в тени статуи безразличного ко всему ангела. Я дрожала, вся в нетерпении, в своем летнем платье, ожидая в саду своего рыцаря».

Бурмасов только головой покачал, заглянувши ему через плечо:

— Да, ничего тут не скажешь! Даже слов нет, какая чушь!.. Ну-ка, попробуем, как ты говоришь: через три на четвертое… — И он почти без запинки прочел: «Барон мертв. Жду обещанной награды. Встреча в пятницу в семь вечера у статуи ангела в Летнем саду». Да, брат, лихо! — одобрил он. — Стало быть, встречу ему назначил? И ты полагаешь, он поймается и на эту встречу придет?

— Непременно придет, — заверил его фон Штраубе. — Придет, с тем чтобы убить. Ему лишних свидетелей оставлять в живых ни к чему.

— А явимся мы! — догадался Бурмасов. — То-то ему будет подарочек! Уж от меня не уйдет!.. И за тебя, и за Тишку… за Марата то есть, поквитаюсь!.. Да чего ж так надолго откладываешь — до пятницы?

— Во-первых, только в четверг выпуск газеты, — объяснил барон, — а во-вторых, не забывай, что мы сами тут в некоем смысле пленники. Александр повелел, чтобы мы до его возвращения не покидали дворец, и мы дали ему в том свое дворянское слово, а великий князь вернется снова же не ранее вечера четверга.

Никита, подумав, сказал:

— А ну как этот злодейский слуга уже назначил встречу для получения барыша где-нибудь в другом месте?

— Едва ли, — пояснил фон Штраубе. — Барыш он получит только за выполненное злодейство, а покуда я жив, рассчитывать ему не на что.

— Значит, снова беречь тебя как зеницу ока, вывел заключение князь. Что ж, не привыкать… Однако, — добавил он, — больно хочется и с этим злодеем тоже за все поквитаться. Как бы нам и его тоже выманить? Что думаешь, Карлуша, можно так подстроить?