…Любопытные, однако, бароны подчас оказываются в древних рыцарских орденах!..

— —

Граф Кирилл Курбатов сообщает о помолвке своей дочери Елизаветы с подпоручиком лейб-гвардии гренадерского Семеновского полка дворянином Христофором Двоехоровым.

Мой друг!

Пален — предатель. Увы, мне это стало ясно лишь теперь! Он игрался со мной, как кошка с мышью. Он обсуждал со мной наши конституционные прожекты. На деле же, как я окончательно понял, он всей душой всегда был предан Калигуле.

Сколько лучших людей погублено из-за моей доверчивости!

Спасайтесь, мой друг! И помогите спастись оставшимся, ибо со дня на день жду арестов по всему С.-Петербургу и всех сопутствующих кар. Постарайтесь укрыться за границей, покуда Паленом не перехвачены все дороги из города.

Кару для себя за свою непростительную доверчивость изберу сам. Надеюсь, Господь меня простит.

Ваше сиятельство!

Большинство названных Вами лиц арестовано нынешней ночью. Скрыться удалось лишь немногим.

Что касается важных зачинщиков заговора генерала от кавалерии князя Гагарина и поручика князя Извольского, то, хотя их дома были окружены еще накануне, они все же избегли заслуженной кары, предпочтя перебраться в мир иной.

Князь Гагарин, вероятно, почуяв, что обложек со всех сторон, отравился.

Поручик Извольский пустил себе пулю в лоб, перед тем зачем-то поджегши свой дом. Прислуга сообщает, что у него как у известного игрока одних только векселей имелось более чем на 700 тысяч, сгоревших, вероятно, вместе с ним.

Прочие арестованные закованы в кандалы и в такой позиции ожидают встречи с Вами.

Лишь в одном не знаю, как далее быть, ибо все городские остроги и гауптвахты уже переполнены.

Друг мой князь Платон!

Вы все еще, я вижу, не просите руки брадобрейской сестрицы, а стало быть, и не торопитесъ в С.-Петербург, ибо сие поставлено августейшим Уродом как непременное условие Вашего возвращения.

Между тем зря, видит Бог, не торопитесь!

Все заговорщики мной либо уже схвачены, либо раскрыты и будут схвачены в ближайшее время. Вынужден буду даже пожертвовать нашим другом G.

Однако благодаря этому как никогда заслужил доверия Урода. При таких условиях мы можем приступать к осуществлению нашего плана, ничего не опасаясь. Даже нерешительность А. нам не помеха. Пускай себе пребывает в нерешительности до самого конца, который, если не будем медлить мы, тоже, полагаю, не замедлится.

Само время призывает Вас торопиться, дорогой Платон!

Ваше Императорское Величество!

Я был слеп. Только Ваша прозорливость и Промысел Божий спасли Отечество от неминуемой беды!

Да, заговор среди якобински настроенного офицерства тлел и грозил обернуться пожаром!

Нынче он мной раскрыт. Арестовано свыше 100 офицеров лейб-гвардии, лишь немногим удалось скрыться заграницей.

А душой заговора, тем самым G., оказался не кто иной, как князь Гагарин. Увы, не удалось захватить его живым; должно быть, чувствуя, что раскрыт, он принял накануне яд. Оставил после себя лишь тысячи листов безумного конституционного бреда.

Зато ныне, когда заговор обезглавлен и моими силами идет тушение последних его искорок, безопасности Вашего Величества уж ничто более не грозит.

Также представляю Вашему Величеству уточненный список ущерба от водной стихии.

Прочел в «С.-Петербургских ведомостях>>, что 140-пудовый африканский единорог, испив ведро русской водки, вследствие отравления всего, организма немедля отошел в мир иной.

Призываю тогда с себе князя Вербицкого, славного своей приверженностью к Бахусу, и говорю ему: «Что, князь, в состоянии ли вы осилить полведра сего крепкого русского напитка?» Сошлись окончательно на том, что полведра — это навряд ли, а вот четверть он осилит без большой угрозы для своей жизни.

Тогда, рассмеявшись, говорю:

«В таком случае, князь, должны вы иметь вес более тридцати пяти пудов; в вас же, сколь я понимаю, от силы шесть. Как же вам удается после своих возлияний выжить?»

Любопытен был и ответ князя:

«Однако ж я не единорог!»

(Для передачи графу Палену)

Тут пропечатана сообщение вдовы генерала Врангеля. Что ж, сам-то генерал, выговора моего не вытерпев, тотчас и помер? Хорош вояка! Выговора не может перечесть. А когда, случись, вражеская картечь хлестать по нем станет?..

Вполне правильно, что помер.

Да и Врангельша его хороша. Шельму свою драгоценную именем якобинца Марата назвать!

Какой ей по вдовству назначен пенсион? Дайте мне на подписание. Если чересчур много, поправлю.

— —

Что этим газетным писакам про уральский бунт поминать? Еще собираются историю про какого-то капитана Миронова пропечатать.

Воспретить сие не менее как на 30 лет, слово же «бунт» с сего дня считать непечатным.

Владельца газеты подвергнуть выговору, саму же газету — штрафу в 500 рулей.

— —

Подвергнуть также выговору начальника полицейской части. Что они мне двух Штраубе изловили? Один к тому же старик, а другой беглый каторжник. Я того фон Штраубе видал: вполне молодой человеку и язык у него вполне на месте.

Если он у кого и не на месте, так снова же у газетного писаки, что порочит благородный рыцарский орден, возглавляемый мной. Хозяину этой газеты также выговорить и раскошелить его в пользу претерпевших от потопа на 1000 рублей.

Однако же, Гагарин каков!..

А вот Извольского, хоть и злодей, мне жаль немного: на парадах лучше всех держался в седле…

Фон Штраубе же — настоящего! — найти да по-тихому допросить. О том, что скажет, донести лишь мне одному.

Граф!

Поздравляю Вас с успешным раскрытием заговора!

Видите, никто не верил в мои подозрения, только мы с Вами. Выходит, мнению только двоих в нашей империи можно целиком доверять.

Что-то не слышу о предложении Зубова кутайсовской сестре. Поторопите его.

А за остальное искренне благодарю Вас. Теперь спокойствие мое возросло стократно.

Каков, однако, Гагарин! Жаль, что не попался к нам с Вами в руки живым!.. Распорядитесь, чтобы похоронили, как должно хоронить самоубийц, — без отпевания, за кладбищенской чертой.

Посылаю также свои ремарки, сделанные мной по прочтении газет. Примите к сведению и сделайте все, как я там сказал.