— Но в одном ты прав — по какой-то причине ходоки были в том заброшенном коридоре… Кого они ждали? Что они там делали?

— Я бы очень хотел это выяснить — признался я — Но не рискнул… Мы с Миленой, пока дожидались машину, успели придумать несколько вариантов подобной вылазки, но дальше теории дело не дошло.

— И правильно! — отрубил Михаил Данилович — Вы нам тут нужны — живые и здоровые!

— Потому что мы…

— Да! Потому что вы сильные, молодые и даже не тупые.

— Впору на футболках печатать и носить — вздохнул я.

— А?

— Да это я так… глупые мысли вслух — затушив сигарету, я вздохнул и поднялся — Думаю, пока надо прекращать с нашими теориями. Что от меня требуется, Михаил Данилович?

— Пока что ничего. Просто будь рядом к моменту, когда нагрянут наши гости.

— Буду — пообещал я и покинул наполняющуюся тихим народом большую комнату, куда все завозили и завозили более чем странные устройства, напоминающие реквизит для низкопробного фантастического фильма.

— Пошел про цели ходоков и Столпа думать?

— Нет… надо дать голове отдохнуть. Пойду лучше проткну рогатиной какого-нибудь мишку…

— Тоже дело…

Старость — не трусость. Гости в дом — мысли в…

Охотиться я стал далеко не сразу.

Какое-то время — достаточно немалое — я провел в своей комнатушке, неспешно снаряжаясь, порой прерываясь для более глубокого обдумывания той или иной мысли. Собравшись, понял, что не уверен взял ли все необходимое и, выругав себя, начал все снова. Вот до чего доводит размазанные по всем направлениям мысли. В результате вышел наружу с запозданием и не один, а в конце той самой бравой стариковской группы, подбадривающих себя бравыми смешками и нарочито громкими предположениями о том, кого из них первого сожрет медведь. За нами закрылась тяжелая дверь, мы прошли буквально шагов пятнадцать, увязая в свеженанесённом снегу и… один из высоких сугробов медленно качнулся к нам. Облепивший его сухой снег ссыпался подобно пыли, обнажая густую и уже не белую, а сероватую густую шерсть. Идущий впереди охотник замер от вполне ожидаемого для новичка шока. Он даже не шелохнулся, когда ему в грудь ударила выброшенная вперед телескопическая лапа выхваченного светом дрожащего фонаря грозного хищника. Старика спас я, успев за эти мгновения оттолкнуть четверых, обогнуть еще одного и ударить рогатиной. Острое лезвие пронзило лапу, породив яростный рев и даже не отбросив, а лишь отодвинув ее в сторону — настолько силен был огромный медведь. Отпрыгнув, я оставил застрявшее копье в ушедшей назад лапе, а сам схватил трясущегося старика в охапку и оттащил, понимая, что ног он просто не чует. Остальные отбежали сами. Отбежали — но не убежали. Поднялись рогатины, зажегся еще один драгоценный фонарь, дав слабенький, но все же свет. Старики встали неровным полукругом, развернулись к врагу и подняли оружие, намереваясь дать заставшему их врасплох хищнику отпор!

— Мясо! — зло и лихо выдохнул один из охотников, содрав с лица шарф — Возьмем!

Остальные тут же отозвались криками и шагнули вперед. А я… я отступил. Оставил выпущенного из рук уже приходящего в себя старого охотника, стащил с плеча ружье и отошел на пару шагов в сторону, поднял ствол и замер, цепко вглядываясь и старательно вслушиваясь. Медведь был настолько огромен — гораздо больше премиального быка — что, похоже, попросту не знал слова «страх», считая себя вершиной здешней пищевой цепи. Выдрав зубами рогатину, он с треском переломил древко — скотина! — и уронил обломки в снег. Внутри его груди захлюпало, захрипело, утробно взревело и… старики неумело, но вовремя разошлись и подались назад. Выплюнутая мощнейшая струя едкого желудочного сока оросила утоптанный снег, пасть с клацаньем сомкнулась и… — тут я попросту онемел от удивления — тот самый замерший вначале старик размахнулся и с силой метнул совсем небольшое копьецо! Со свистом пролетев эти пару метров, тонкий стержень вонзился в морду и ушел так глубоко, что сразу становилось ясно — наконечник угодил в место, где не встретил сопротивление.

В следующий миг громадный зверь «поднялся». Вскинув обе лапы, он вытянул их вверх, на секунду превратившись в ревущее подобие великана. Качнувшись, огромная туша тяжело рухнула, едва не зацепив лапой замешкавшегося охотника — я дернул его назад за воротник. Медведь упал… и на него накинулась вся стариковская ватага, с матом и подбадривающими криками дружно пронзив его рогатинами. Я был готов выстрелить — но вмешиваться не пришлось. Да одного отбросило лапой, и он уже не поднялся, но шевелился и с шипением держался не за туловище, а за левую ногу.

Через несколько секунд старики разбежались, а на снегу осталась бьющаяся в агонии туша гигантского зверя. Он затих примерно через минуту. Остались только легкие подергивания — он уже умер, но все еще не хотел этого признать. И тогда же один за другим эти бравые дедки начали опускаться в снег. Кто-то прижимал пригоршни снега к окровавленному лицу, кто-то, морщась, засунул руку под куртку и вытащил ее назад обагренной. Кто-то баюкал ногу, а сидящий рядом с ним зажимал шею, другой рукой стаскивая с нее продранный шарф. И ведь я даже не заметил, когда хищник нанес эти ранения — явно лишь касательные, скорей всего случайные. Битва длилась мгновение, но была поистине страшной…

— Вы… — выдохнул я и покрутил головой, не в силах найти правильных слов — Вы… ну вы мужики даете…

Какие тут старики? Не вижу стариков. На снегу сидят улыбающиеся седобородые крепкие мужики…

Отмер я быстро, ухватив пару самых тяжелых на мой взгляд и потащив обратно к ведущей в Холл двери. Она была заперта, но мой стук услышали быстро, а затем и отворили. Когда я вошел, втаскивая за собой двух охающих охотников и язык морозного белого пара, одна старушка заметила кровь и перепугано вскрикнула, привлекая всеобщее внимание. Я не стал на нее шикать и, широко улыбнувшись, громогласно заявил, кивая на стариков охотников:

— Они прямо у порога так-о-о-ого зверя завалили… не увидь сам — не поверил бы! Громадина!

— Мяса море! — прохрипел сидящий у моей ноги старик, придерживая раненый живот — Ох зацепил тварь такая…

— Сильно? — спросил его сидящий рядом друг.

— Да не… только кожу порвал…

Дальше я уже не слышал, вернувшись в мороз и вскоре вернувшись с еще одним. Остальные зашли сами, но там снаружи оставалось два охотника, и я вернулся к ним. Нечего было и думать, чтобы затащить эту неподъемную тушу внутрь — даже если привязать веревку и дернуть сообща, пока не примерзла ко льду, все равно в дверь не войдет. Поэтому я на ходу уже вытаскивал из ножен отточенный нож, в то время как высокий старик, прикрытый защитным козырьком рюкзака от возможной опасности, уже воткнул нож в брюхо и, с силой налегая на рукоять, делал быстрые движения, вспарывая толстую кожу.

Вот это поохотились…

— З-завалили мамонта-то… — прошелестел прислонившийся за моей спиной плечом к стене еще один престарелый охотник, стягивая с мокрой головы шапку.

— Завалили — улыбнулся я — Вы завалили. А я так… рядом постоял, немея от удивления. Ну вы даете, мужики…

— А что делать оставалось, когда он перед нами поднялся? — почти без эмоций спросил старик и я понимающе кивнул:

— Выбора он нам маловато оставил. Съесть или быть съеденным, верно?

— А?

— Да я так — хмыкнул я и, положив ему руку на дрожащее плечо, попросил — Как мясо разделаем — сегодня уже наружу вы не ногой, хорошо?

— Ноги трусятся…

— Вот и я о том же.

Вспышка адреналина на короткое время дает немалый прилив сил и выносливости, но за все хорошее в этой жизни надо платить и вскоре придет откат, что принесет с собой вялость и сонливость. И лучше эти последствия встретить в тепле и уюте, лежа в собственной кровати с полным желудком доброй еды…

Медведя мы разделали вместе — и я проделал большую часть работы, понимая, что нахожусь в лучшей форме. Ожесточенно работая топором, я с уже неплохим умением разделал тушу на здоровенные куски, поочередно зацепил каждую крюком с веревкой и общими усилиями мы втащили мясо в убежище. Невероятная по размеру добыча — тут никак не меньше четырехсот килограммов свежайшего мяса. Большая часть уйдет на заморозку, часть отправится в Замок, остальное с аппетитом будет съедено. А мелкие ошметки уйдут на удобрение — вместе с тем, что прямо сейчас кишит и подыхает у меня под подошвами сапог.