- Доктора, умоляю, доктора! — все не мог угомонится дипломатический работник.

- Хорошо. — я выстрелил в сердце своему несостоявшемуся убийце и пошел обратно, в сторону консульства. Оказалось, что у меня там неоконченное дело образовалось.

Имя: Петр Степанович Котов

Раса: Человек

Национальность: русский

Подданство: подданный Российской Империи

Вероисповедание: православный

Социальный статус: бывший.

Параметры:

Сила: 3

Скорость: 2

Здоровье: 3

Интеллект: 6

Навыки:

Скрытность (3/10)

Ночное зрение (1/10)

Достижения: Начальные навыки ученика эксперта -криминалиста

Активы: три пистолета, носимый запас патронов, одежда, вещмешок, шинель, хромовые сапоги, галоши, солдатская папаха. Кладовая без окон в краткосрочной аренде. Десять банок рыбной консервации.

Пассивы: подлеченный пес породы доберман по кличке Треф, два инвалида войны на содержании.

Фьючерс на устройство судьбы трех десятков инвалидов войны.

Российская Империя. Ориентировочно начало двадцатого века.

По дороге к дому норвежского почетного консула мой взгляд зацепился за афишную тумбу. Приглядевшись, я понял, что в числе нескольких фотографий, смотрящих с большой афиши «Разыскивается», на мир глядит и моя физиономия. Под фотографией было размещено краткое пояснение «Городовой первого разряда Полицейского резерва Флегонтов Петр Степанович. Стрелял в восставший народ с крыши здания дирекции императорских театров.» Все разыскиваемые с афиши были «пулеметчиками», виновными в «расстрелах сотен безоружных жителей».

Разыскивала нас совместно Военная комиссия Временного комитета Государственной Думы, и Военная комиссия Постоянного Исполнительного комитет Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Оглянувшись по сторонам, и убедившись, что в мою сторону никто не смотрит, я ухватился за отошедший с уголка краешек афиши и резким движением, частично, сорвал компромат на меня. Во всяком случае, клок бумаги с моей фотографией остался у меня в руках. Первым желанием было бежать по улицам города и сделать тоже самое со всеми розыскными афишками, но приглядевшись к своему изображению, понял, что это будет излишним. Никто, кроме меня самого, не опознает оригинал по этому снимку, просто себя мы слишком любим, слишком пристально вглядываясь в свое изображение в зеркале, поэтому всегда себя узнаем. К тому же, господин Флегонтов на фотографии щеголял пышными холеными усами, от которых я избавился в первый же день здесь.

Во дворе лже-консула Норвегии я чуть не попался, в самый последний миг не шагнул из-за угла, а осторожно выглянул. У входа на черную лестницу нужного мне подъезда стояли обычные крестьянские дровни, в которые была запряжена чалая кляча. Впереди саней сидел, держась за вожжи мужик в нагольном тулупе, пускающий вверх клубы табачного дыма. А два джентльмена в элегантном пальто, матерясь по-русски, грузили в сани обмотанное мешковиной нечто, напоминающее человеческое тело. Устроив свою ношу, «джентльмены» вошли в черный вход здания, а я со всех ног бросился за ними. Возчик, типичный крестьянин, приехавший в город на заработок, проводил меня равнодушным взглядом, и снова уткнулся в, нечесаный хвост коняги. Ну да, мало ли болтается по городу солдат, подпоясанных брючным ремнем, с немецким пистолетом в открытой кобуре и парой кожаных чехлов с запасными обоймами. Говорят, что из Арсенала восставшие растащили то ли пятьдесят, то ли семьдесят тысяч различных пистолетов и револьверов, которые раздавали даже несовершеннолетним, так что, чему удивляться.

Моя задача была ворваться в квартиру консула на плечах людей в пальто, но я не успел. Эти парни поднялись на третий этаж слишком быстро и успели захлопнуть дверь в квартиру перед моим носом, а я остался как дурак возле запертой двери.

Я сунул лезвие ножа, что достался мне в качестве трофея после братьев Епишевых, рано ушедших из жизни, в щель между дверью и косяком, и попытался зацепится за полотно щеколды, но дверь внезапно распахнулась, передо мной появилась мужская спина, обтянутая черным габардином. Два сотрудника почетного консула вытаскивали из квартиры следующий труп. Первый, не видя меня шагнул спиной вперед и напоролся на лезвие финки, что я держал в вытянутой вперед руке. Однажды, в каком-то американском боевике я видел очень натуралистическую сцену, как мексиканцы в тюрьме убивали заточками своих врагов. Они били узкими лезвиями в темпе швейной машинки «Зингер», нанося за несколько секунд десятки ударов, и ты, как искушенный зритель понимал, что никакая «скорая помощь» жертве уже не поможет, там все порублено в фарш. Что-то подобное сделал и я, успев ударить в спину противника раз пять, после чего потянулся за «парабеллумом». Кобура была стремная, явно перешитая из армейской, путем удаления верхнего клапана. Я пытался засунуть пальцы между жесткой кожей кобуры и деревянными щечками рукоятки пистолета и понимал, что не успеваю. Меня спасло лишь то, что второй немец, что пыхтя, тащил труп со стороны ног, понял, что происходит что-то не то лишь после того, как я зарезал его товарища, после чего он еще пару секунд стоял, выпучив на меня глаза и продолжая удерживать свою ношу. Когда он сообразил бросить ее и, что-то, отчаянно заорав, полез в карман пальто, «парабеллум» уже смотрел на него. Два выстрела прогремели совсем негромко, немец, так и не успев вытащить из кармана пальто то, что он мне приготовил, сделал два шага назад, боком осел на печь, после чего завалился на пол рядом с ней. У меня оставалось пять патронов в магазине «парабеллума», а в квартире, теоретически, должен был оставаться только консул, который, безусловно, был вооружен и опасен. Моего боезапаса было категорически недостаточно, и я, перехватив «парабеллум» в левую руку, держа его стволом в сторону выходя из кухни, вытащил из галифе «браунинг», скинул флажковый предохранитель, и зажав затвор пистолета локтем левой руки, загнал патрон в патронник. Теперь можно было и воевать, имея двенадцать патрон в запасе. Держа два «ствола» перед собой, соприкасаясь большими пальцами, я, скользящими шагами, прижимаясь к стене, двинулся в глубь квартиры. Пока меня не было, тут кто-то порезвился. Подозреваю, что виновник кражи, заподозрив, что отпечатки пальцев с служащих консула я снимал неспроста, не стал дожидаться, когда вернется пятый сотрудник, посланный «зачистить» меня, а решил проявить инициативу и напал на своих коллег первым. Во всяком случае, шелковых обоях на стенах встречались новые дыры, а, кое-где, на полу, валялись свежие гильзы.

Из малого кабинета доносились натужные ругательства на немецком языке. Я толкнул заскрипевшую дверь и осторожно заглянул в комнату.

- Густав, вен дер арзт комт? — или что-то похожее, не поворачивая головы, пролаял лежащий на диванчике Генрих Готлибович. Выглядел почетный консул неважно- из-под расстегнутой рубахи виднелись бинты, с проступившим сквозь них пятном крови, сочащейся из раны на животе.

- Хреново выглядите, господин консул. — я шагнул из коридора, направив один ствол на раненного, а второй — вдоль длинного коридора в сторону еще не обследованной части квартиры. Генрих попытался дотянуться до лежащего у дивана на полу небольшого пистолетика, но делал он это так долго и неловко, что я успел ногой откинуть оружие в середину кабинета, а потом сунуть его в карман. После чего, пятясь как рак, дошел до стола и бесцеремонно полез изучать его ящики.

— Вы, господин Котов, бесчестный грабитель. — консул, обливаясь потом, со стоном откинулся на подушку.

- Кто бы говорил! Шпион, убийца и мародер. — не полез я за ответным словом в долгий ящик.

- Мародер? — удивился немец.

- Конечно. Вот это же вы не привезли из Фатерлянда! — я потряс в воздухе двумя альбомами с монетами, извлеченными из шкафа: — А за три копейки скупили здесь.