Но как бы рано ни женился молодой человек (я имею в виду людей умственного труда), во всяком случае он не может жениться тотчас по выходе из лицея или гимназии; следовательно, у него все-таки остается несколько лет, в течение которых ему приходится бороться с физиологической потребностью. Это борьба — дело тактики: если мы взялись за нее неумело, мы неизбежно будем разбиты.
3. В книге, которая предназначается главным образом для молодых людей от восемнадцати до двадцатипятилетнего возраста, мы не должны бояться затронуть вопрос о чувственности, — вопрос, представляющий такую первостепенную важность. Умалчивать о том, от чего страдали самые высокие гении человечества, было бы чистейшим лицемерием. У Канта есть об этом предмете прекрасная страница, которая во французском переводе заменена несколькими строками точек. Эти точки много говорят о состоянии нашего общественного мнения по этому вопросу, и зная, какими грубыми шуточками обмениваются после обеда в курильных так называемые «благовоспитанные» мужчины, надо быть очень наивным, чтобы принимать за чистую монету эту лицемерную стыдливость и не решаться высказаться прямо о таких вещах, говорить о которых есть долг всякого честного человека. Что сентиментальная чувствительность, развивающаяся с наступлением половой зрелости, очень скоро перерождается в чувственность, — это слишком верно. Неясные образы получают определенность, смутные желания становятся поступками, и молодой человек или предается позорным привычкам, или же
как это делает меньшинство молодежи посмелее или побогаче — начинает посещать женщин, торгующих собой.
Мы так привыкли преувеличивать последствия такого порядка вещей, что самые приукрашенные в этом смысле картины никого не ужасают. Тем не менее остается бесспорным, что излишества чувственности серьезно отражаются на здоровье; несомненные их последствия — спинная сухотка, ослабление мышц, чувство тяжести в спинном хребте, — симптомы, которые обыкновенно скрывают и которыми пренебрегают в безрассудном ослеплении животным инстинктом. Молодой человек, который грешит такими излишествами, принимает старообразный вид: живые краски бледнеют, свежесть пропадает, глаза тускнеют и становятся томными; под глазами появляются синеватые круги. Лицо носит явные следы истощения. Все в человеке обличает утомление, и утомление то, — если оно повторяется часто, — не замедлит подорвать жизнь в самых источниках: все эти признаки — предвестники всевозможных гасталгий, невралгий, гипертрофии сердца, ослабления зрения, короче — всех недугов, которые, начиная с тридцати лет, отравляют существование неблагоразумных людей.
Но роковое влияние чувственности сказывается не только на здоровье; оно отражается и на умственных способностях. Память притупляется, ум как бы цепенеет, утрачивает всю свою гибкость, энергию, становится неподвижным. Внимание ослабляется и теряет способность останавливаться на чем-либо подолгу. Дни проходят в ленивой апатии, в вялом равнодушии ко всему. Труд не приносит живого, бодрящего наслаждения и, лишенный своей естественной награды, становится мукой.
Наконец, благодаря привычке к грубым и острым физическим наслаждениям, тихие, но прочные духовные радости утрачивают всю свою прелесть. А так как наслаждение, которое дает нам удовлетворенная чувственность, всегда скоротечно и не оставляет по себе ничего, кроме отвращения и усталости, то и характер естественно портится: человек становится мрачным, угрюмым и тоскует той удручающей тоской, которая заставляет его искать забвения в грубых, шумных, бессмысленных удовольствиях. Это какой-то безвыходный, заколдованный путь.
Надо ли сгущать краски этой картины (к слову сказать, ничуть не приукрашенной)? Надо ли говорить о социальных последствиях разврата, — последствиях, столь печальных для женщины в таком полуварварском обществе, как наше, где хлопочут лишь о том, чтобы обеспечить полную безнаказанность молодым людям достаточных классов, снимая с них всякую ответственность за разврат?
Развитие чувственности зависит от многих причин. Мы уже знаем, что одна из этих причин органическая. Как потребность желудка принимает в сознании форму страдания, называемого голодом, как потребность дыхательных органов вызывает удушье, лишь только прекращается приток воздуха к легким, так и половая потребность, ощущаемая при накоплении в половых органах семенной жидкости, —потребность животная, настоятельная —если она не получила удовлетворения — нарушает правильный ход умственной работы каким-то таинственным, еще не исследованным путем.
Но разница в том, что в последнем случае страдание вызывается не истощением, как в случае голода, а переполнением. Избыток сил требует исхода. Но в физиологии, как в приходо-расходных сметах, допускается перевод фондов, и не израсходованную сумму можно всегда вывести в расход на другую статью. Все дело только в том, чтобы установить равновесие, и в чем бы ни заключалась причина чрезмерного накопления сил, утомления какого бы ни было рода, — поглотить и уничтожить избыток
Таким образом, если бы приходилось считаться только с нормальной половой потребностью, борьба не представляла бы больших затруднений. Но беда наша в том, что эта нормальная потребность получает чрезмерное развитие вследствие многих причин, превращаясь в иных случаях в необузданный, неистовый животный порыв, приводящий к безумным поступках и даже к преступлению.
Первая причина чрезмерного развития чувственности коренится в нашем режиме питания. Как было указано выше, почти все мы едим слишком много и по количеству, и по качеству пищи. Наша пища слишком питательна: мы едим, как заводские жеребцы, говорит Толстой. Взгляните вы на наших студентов, когда они выходят из-за стола — красные, с налитыми кровью глазами, с громким говором, с шумным смехом, и скажите, возможно ли, чтобы они были в состоянии работать головой в течение тех часов, пока будет перевариваться их обед, и не будет ли для них весь этот промежуток времени сплошным торжеством их животной природы?9.
К неправильному режиму питания, как одной из причин возбуждения чувственности, присоединяются и другие причины: слишком продолжительное пребывание в сидячем положении — на лекциях в залах аудитории, где часто бывает очень жарко, или в тяжелой, удушливой атмосфере ресторанов в зимнее время; слишком продолжительный сон — вернейшая из причин, возбуждающих чувственность. Мы говорим: вернейшая из причин, ибо в том полудремотном состоянии, какое бывает по утрам после сна, воля как бы расплывается, и зверь царит в нас безраздельно. Даже ум дремлет, и если многим кажется, что мысль особенно хорошо работает в эти часы приятного усыпления, то они жестоко заблуждаются: острие ума притуплено, самые банальные мысли кажутся оригинальными, и если мы попробуем записать все те прекрасные идеи, которые мелькают у нас по утрам, то ничего не выйдет, и мы убедимся, что то, что казалось нам самостоятельной работой ума, было просто автоматизмом мысли весьма посредственного достоинства.
Да, автоматизм мысли — иначе этого нельзя назвать, и автоматизм в человеке — это вырвавшийся на волю зверь с звериными инстинктами и желаниями. А чувственное наслаждение — конечная цель звериных желаний, и стремиться к нему — врожденное свойство животной природы. Таким образом (как мы уже говорили) можно принять за правило, не имеющее исключений, что всякий молодой человек, который, проснувшись, остается в постели час или больше, фатально порочен.
Все эти физические причины подкрепляются еще новой причиной другого порядка, а именно влиянием среды. Ясно, что постоянное общение с неразвитыми, бесхарактерными и безнравственными товарищами не может не оказывать вредного действия. И — как это ни грустно — нельзя не сознаться, что между студентами во всех станах света много отъявленных негодяев. В студенческих группах обыкновенно сильно развит дух глупого соревнования: самые отпетые из повес дают тон остальным. В студенческих ресторанах, особенно в мелких университетах, трапеза всегда бывает шумной; нелепые, безалаберные споры разгорячают кровь: молодой человек выходит из-за стола возбужденный и в этом состоянии легко поддается наущениям грубых и предприимчивых товарищей. Компания отправляется в пивную, и начинается оргия. После такой встряски человек надолго становится неспособным к мирному труду и к тонким наслаждениям мысли. Все эти оргии оставляют после себя ядовитый осадок, разлагающий высшие чувства, которые бывают так неустойчивы в молодым человеке.