Сашка привстает на носочки, чтобы казаться выше, но все равно не чувствует себя хозяйкой положения. Возвращается на пятки, взъерошивает густые пряди цвета темного шоколада и упорно пытается найти во мне что-то человеческое.

– Отдай, пожалуйста, Мот.

Выводит меня из себя своей покладистостью, и я резко подрываюсь, вскочив на ноги. Пересекаю разделяющие нас сантиметры и нависаю над Бариновой, задыхаясь от запаха ее кожи, перемешавшегося с едва уловимым ароматом апельсина. Который в считанные секунды заполняет легкие и включает во мне неправильные кнопки, пробуждающие желание впиться выматывающим поцелуем в приоткрытые губы сводной сестры.

И осознание всего этого бардака бесит меня даже больше, чем бретелька, медленно сползающая с плеча девчонки.

– Выметайся отсюда, Саша. Живо!

– Губу закатай, Матвей, – иронично фыркает Александра, до предела натягивая канат моих нервов, и показывает язык, обнажив ровные белые зубы. Ловко ныряет мне под руку и в несколько шагов перемещается к компьютерному столу, засунув свой вздернутый любопытный нос туда, куда ее не просили.

Инспектирует содержимое ящиков одного за другим, натыкается сначала на нетронутые, девственно чистые учебники, затем – на полупустой баллончик для граффити. И, в довершение, обнаруживает вскрытую пачку с презервативами. Торопливо опускает ее обратно, шурша целлофаном, и отпрыгивает к огромному во всю стену шкафу, потупив глаза.

А меня, как ни странно, умиляет ее реакция на нормальную для мужского жилища находку. И ямочки эти на ее покрасневших щеках трогают, заставляя на пару мгновений забыть о собственной злости и скрупулезно составленном плане по избавлению от семейства Бариновых.

– Извращенец!

– Как раз наоборот. Обычный пацан.

С легким азартом вступаю в пикировку со сводной сестрой и возвращаюсь обратно в кресло, закинув нога на ногу. Вальяжно облокачиваюсь на спинку и с предвкушением жду, когда Сашка захочет изучить содержимое моего гардероба и дернет на себя массивные резные ручки.

Что она тут же и делает.

– Ауч!

Только и успевает выдохнуть Александра, прежде чем оказывается погребенной под кучей моих свитеров, футболок и спортивных штанов. И где-то в глубине души я, пожалуй, рад, что борд приземляется в полуметре от ее симпатичной задницы, а не пробивает с грохотом ее макушку. Потому что везти пока еще не родственницу с сотрясением в больницу накануне крутой вечеринки мне совсем не улыбается.

– Ни в голове порядок не можешь навести, ни в шкафу, ни в жизни!

Обиженно сопит младшая Баринова, вместо заветной коробочки получившая ворох мужского нижнего белья, и осекается, встречаясь взглядом с прибежавшей на устроенный нами шум Верой Викторовной. Отодвигает от себя подальше мои белые «Кельвины Кляйны», водит тыльной стороной ладони по ковру и стремительно пунцовеет, силясь выдавить застрявшие в горле слова.

– А Саша пообещала мне помочь убраться, представляете? Так мило с ее стороны.

Поднимаюсь навстречу недоверчиво изогнувшей бровь женщине и вешаю на лицо самую серьезную маску из своего богатого арсенала. Стойко выдерживаю проверку, проглотив рвущийся наружу искрящийся смех, и намеренно закрываю Александру от ее матери. Чувствуя, как пара горящих синих глаз рисует между моих лопаток мишень, а их хозяйка втыкает туда пару десятков воображаемых кинжалов.

– Потом с этим закончите, а сейчас спускайтесь ужинать.

Окончательно успокаивается или же держит при себе закономерные выводы моя будущая мачеха и оставляет нас с Сашей наедине, неслышно выскальзывая в коридор в не издающих ни единого звука мягких пушистых тапочках. Я же убеждаюсь, что дверь плотно закрыта, после чего выдергиваю Александру из вороха ткани.

– Лжец!

Передернув плечами, девчонка тыкает пальцем мне в грудь и умудряется попасть в самое чувствительное место, как будто нарисовала карту тригеррных точек на моем теле и заучила ее наизусть. А я в это же мгновение ее цепляю, до одури желая вывести на эмоции.

– Еще.

– Извращенец!

Охотно ведется на мою провокацию распаляющаяся Александра и моментально ловит очередную подначку, уничтожающую ее показное благоразумие.

– Еще.

– Урод! Козел! Хам!

Теряет поводья ослабшего контроля раскрасневшаяся Сашка, выстреливает в меня пулеметной очередью из едких слов и поливает огнем сверкающих синих озер, только оказывается совершенно не готова к тому, что я поймаю ее за запястья, резко придвину к себе и замру в каких-то жалких пяти сантиметрах от ее губ.

– А на посвяте ты говорила совсе-е-ем другое…

Глава 12

Саша

Брошенная низким шепотом фраза вгоняет меня в состояние, близкое к ступору, и я теряюсь в напоре Матвея и тщетно пытаюсь прочесть в его темно-карих глазах ответы на мучающие меня вопросы.

Что им движет сейчас, когда он так крепко держит мои руки? Что он бы испытывал ко мне, если бы моя мать не собиралась замуж за его отца? И почему я напрочь теряю рассудок, стоит его пальцам коснуться моей кожи?

– Тогда я еще не знала, какой у тебя … отвратительный характер.

Выплевываю Моту прямо в лицо, наивно просчитываю несуществующие варианты отступления и обреченно выдыхаю, не найдя ни одного. А уже в следующую секунду Зимин вжимает меня в стену, запускает по телу мощнейшие электрические разряды и бесит своей фирменной ухмылкой «ты-от-меня-без-ума-детка».

И я могу сколько угодно врать самой себе, что меня не трогает эта опасная близость с привкусом миндаля и карамели. Но от этой лжи вряд ли перестанут подкашиваться колени, а сердечный ритм по волшебству придет в норму.

– Даже если бы и знала, это ничего бы не изменило.

Саркастично хмыкнув, утверждает Мот, и самое отвратительное – он прав. Я упиваюсь его древесным парфюмом, забившимся в ноздри, и превращаюсь в комок нервов в ожидании запретного жаляще-жадного поцелуя.

– Саша! Матвей!

А потом объективная реальность врывается в это полное напряжения мгновение, расталкивает нас по разным сторонам, и я первая вылетаю из комнаты сводного брата и торопливо скатываюсь по лестнице. На ходу поправляю растрепавшиеся волосы, надеюсь, что никто не заметит ярко-малиновых пятен на моих щеках, и занимаю привычное место между мамой и Сергеем Федоровичем за накрытым на четыре персоны столом.

Пропускаю мимо ушей их беззаботную болтовню, кое-как заталкиваю в себя овощную лазанью, запивая ее безвкусным слабым чаем без единой ложки сахара, и избегаю сталкиваться взглядом с Мотом. Который спустился на кухню как ни в чем не бывало и теперь с завидным аппетитом поглощает блинный пирог, заедая его свиной отбивной, как будто наши стычки ни капли его не волнуют.

– Завтра буду поздно, не ждите. С одногруппниками у Насти зависнем.

– Сашу с собой возьми.

Отвлекшись от беседы с моей мамой, Зимин-старший отдает сыну команду не терпящим возражений тоном и тут же возвращается к обсуждению приближающейся скоростным экспрессом свадьбы, а у меня желудок ухает в пятки. Единственное, чего я сейчас хочу – так это провалиться в подвал или еще глубже, лишь бы исчезнуть с горизонта Матвея.

Мысленно «поблагодарив» Сергея Федоровича, я резво заканчиваю трапезу и запираюсь у себя в комнате, с ужасом думая о том, как завтра поеду с Мотом на учебу в одном авто. Долго ворочаюсь, плохо сплю и напоминаю себе Бритни Спирс в ее худшие времена, увидев отражение в зеркале поутру.

Я намеренно тяну время, несколько раз умываюсь, стараясь избавиться от залегших под глазами синих кругов, и трачу непозволительные двадцать минут на макияж. Ныряю в то самое красное платье, которое купила с так не понравившимся Моту комбинезоном, решив, что хуже уже не будет, и, как приговоренная к смерти, плетусь в гараж.

 Правда, момент моей казни откладывается, потому что за рулем внедорожника меня встречает жизнерадостный Зимин-старший. Он поправляет воротник своего безукоризненного белоснежного поло, распахивает передо мной дверь и хлопает ладонью по кожаному сидению.