Жарко. Неправильно. Стыдно.
– Урод!
– Дура!
Обмениваемся любезностями хриплым шепотом, как только нажим его пальцев ослабевает, и я торопливо занимаю прежнее место. И, как по команде, натягиваем на хмурые лица фальшивые улыбки, стоит встревоженной маме к нам повернуться.
– Дети, вы в порядке?
– Да.
– Да.
Повторяю за Мотом нестройным эхом и замолкаю до конца дороги, как будто губы спаяли клеем. Ни за что не признаюсь, что в груди сейчас взрываются разноцветные фейерверки, заставляя сердце замирать пойманной в силки птицей.
А на горизонте уже маячит многоэтажный торговый центр, где можно найти все, начиная от самых дешевых канцелярских принадлежностей, заканчивая баснословно дорогими «Ролексами». Где можно потеряться от разнообразия еды в ресторанном дворике, сыграть в боулинг на минус первом этаже или зависнуть в кинотеатре на четвертом.
И, пока я перебираю в уме варианты возможного времяпрепровождения, Зимин-старший ловко толкает джип вперед и виртуозно занимает освободившийся пятачок недалеко от входа. Так, что нам не приходится долго идти, чтобы попасть внутрь.
– Опять шоппинг? – неверующе выпаливаю я, когда мы вчетвером останавливаемся у бутика с одеждой из Милана, и с восхищением залипаю на струящихся платьях, которыми хвастаются безликие манекены.
– Конечно. Вы с мамой должны быть самыми красивыми на свадьбе.
Безапелляционно заявляет Сергей Федорович и осторожно подталкивает меня вперед – к разноцветному великолепию из атласа, шифона и органзы. Я же скорее упаду в счастливый обморок, чем сделаю выбор между ярко-синим и насыщенным изумрудным нарядом.
– Как думаешь, что подойдет твоей сестре, Матвей?
Вот черт!
Оборачиваюсь нарочито медленно, мысленно ругая за непрошеное вмешательство маму, и застываю, приготовившись к очередной подколке или оскорблению. Ковыряю носком белоснежных кед полированный пол и с удивлением наталкиваюсь на абсолютно серьезного Мота, не собирающегося шутить на тему содержанки из провинции.
– Вот это. Примерь.
С опаской я принимаю из его рук длинное платье цвета Шампани с корсетом, расшитым перламутровыми бусинами, и стремительно скрываюсь в кабинке под трогательное мамино «такая она взрослая стала».
Неуклюже стаскиваю с себя самые обычные джинсы и розовый джемпер и очень долго пытаюсь застегнуть молнию дрожащими пальцами. Оцениваю свое растерянное отражение с лихорадочным румянцем на щеках и отдаю должное вкусу сводного брата прежде, чем выйти на общий суд.
– Потрясающе!
– Великолепно, дочь.
Радостно вторят друг другу родители, и только Мот молчит, очерчивая линию моего декольте темнеющим взглядом. Удовлетворенно кивает, недвусмысленно намекая, что я без него бы не справилась, и вынуждает стрелой лететь в примерочную и торопливо напяливать безопасные шмотки.
А затем настает черед Матвея быть моделью, и я не могу отрицать, что черная рубашка и такого же цвета пиджак, идеально повторяющий изгибы его поджарого тела – лучшее, что только может быть в мужском гардеробе. По крайней мере, имеющиеся там свитшоты и поло явно проигрывают бессменной классике.
– Слюни подбери.
С едким смешком шепчет Зимин-младший, беспечно фланируя к кассе мимо меня, и задорно улыбается молоденькой продавщице с родинкой у виска. Недолго с ней флиртует, стреляет номер телефона и возвращается к нам, заставляя мою эйфорию от удачных покупок немного померкнуть. И я хочу поинтересоваться, а может ли он быть со мной так же любезен, как с ней, но мои слова тонут в баритоне Сергея Федоровича.
– Ну, что, в кино?
– Пожалуй.
– С удовольствием!
Соглашаются наперебой Матвей с мамой, и мне не остается ничего другого, как уныло плестись за ними и нырять в темный зал. Располагаться в мягком кресле и делать вид, что происходящее на экране мне хоть капельку, но интересно.
– Расслабься, Саша, – наклоняется к моему уху Мот, обжигая кожу дыханием, и произносит с показным равнодушием: – скоро у отца закончится отпуск, и не нужно будет изображать образцово-показательную семью.
– А, может, ты дашь всем нам шанс, и мы попробуем ею стать?
– Может…
Снова ошарашивает меня Зимин-младший до того, как я вылью на него тонну железобетонных аргументов, и примирительно тянет ведро с попкорном. После окончания сеанса придерживает передо мной дверь, отодвигает стул в кафе, куда мы заглядываем перекусить, и очень советует попробовать шоколадный мокко.
И я расслабляюсь, поверив, что сводный брат отбросил негатив и решил сделать шаг навстречу. С энтузиазмом делю с ним заднее сидение внедорожника, делюсь трудностями с английским в универе и позволяю проводить меня в спальню и сгрузить пакеты на кровать.
– Спасибо, Матвей.
Провожаю Зимина до двери, робко улыбаясь, закрываю замок и снова примеряю выбранное нами платье. А спустя полчаса обнаруживаю, что в верхнем ящике тумбочки нет родительских обручальных колец…
Глава 11
Мот
Пять шагов прямо по коридору, поворот направо, и ручку вниз до щелчка. Нашарить в кармане небольшую прямоугольную коробку, вытащить на свет и спрятать подальше, чтобы не мозолила глаза.
Глупый поступок, мальчишеский. Который вряд ли что-то кардинально изменит, максимум – отсрочит. И то ненадолго.
Шумно выдыхаю и сваливаю пакеты с новым шмотьем в угол, освобождаюсь от серой толстовки с широким воротом, швырнув ее прямо на пол, и падаю в кресло, откатываясь к стене.
Методично разминаю пальцы, щелкая костяшками, мну закаменевшую шею и планомерно давлю в себе проклевывающиеся ростки жалости к Александре. Бариновых здесь быть не должно. Точка.
– Привет, крошка.
Мажу взглядом по ожившему телефону, тапаю на зеленую трубку и окунаюсь в игривые нотки Настиного голоса, настраивающего меня на благодушный лад.
– Привет, Матвей.
Произносит Шарова с придыханием, и я отчетливо представляю, как она ходит по своей спальне в короткой шелковой пижаме, как устраивается на постели, кокетливо запрокинув голову, и как накручивает на палец блестящий локон.
– Как дела?
– Плохо, – с притворной печалью говорит она и, выдержав паузу, поясняет: – по тебе скучаю. Ты на нас совсем забил, тусишь непонятно где, непонятно с кем. Где тебя носит, Мот?
Настя стреляет в меня вопросом, как будто имеет на это право, и я позволяю ей в это поверить, кидая дешевую отмазку.
– Семейные обстоятельства.
– Неужели нельзя было отложить?
С обидой тянет Шарова, и я даже задумываюсь на пару секунд, а что, если бы я опрокинул родителя с поездкой в торговый центр и погнал бы с ребятами на арену – нарезать круги, палить резину и целоваться с девчонками, выплескивая излишки адреналина.
Слышу, как в мозгу скрипят несмазанные шестеренки, только к какому-то конкретному ответу прийти не успеваю, потому что Саша с силой толкает дверь и маленьким смерчем врывается ко мне в комнату, застыв в метре от порога и уперев маленькие кулачки в бока.
– Нельзя. Перезвоню, Настя. Занят.
Нетерпеливо сбрасываю вызов, не обращая внимания на то, что верещит на том конце провода Шарова, и переключаюсь на гостью, впервые ввалившуюся в мое логово так бесцеремонно. Ее волосы длинные рассыпались по спине, белая хлопчатобумажная майка опасно обтянула аккуратную грудь, а мешковатые домашние штаны сползли на бедра, оголив тонкую полоску плоского живота. Фак.
– Что хотела?
Роняю чуть более хрипло, чем нужно, и откашливаюсь, сцепляя руки в тесный замок. Не поднимаюсь ей навстречу и не предлагаю занять одно из валяющихся рядом с кроватью кресел-мешков, нагло скользя тяжелым взглядом по изящной фигурке.
Вижу, как Баринова поджимает пальцы ног, как будто ей холодно или неуютно. Фиксирую лихорадочно бьющуюся венку на шее и румянец, алыми пятнами окрасивший щеки, тоже замечаю.
– Это глупо, Матвей! Неужели ты думаешь, что родители отменят свадьбу из-за пропажи колец?