Потом обитатели камеры собирались около Джевдета и затаив дыхание слушали истории, которые он им рассказывал. Особенно восхищались малыши.

Вокруг текла обычная тюремная жизнь: курили гашиш, играли в кости. Но те, кто слушал Джевдета, были словно в другом мире и ничего не замечали. Мальчикам казалось, что они вдруг попали в Америку, в один миг стали взрослыми и превратились в разбойников в железных масках или в храбрых томсонов.

Каждый представлял себе, как по условному знаку патрона Микса он входит в трактир «Зеленая обезьяна» на улице Х, дом № 13, выхватывает длинноствольные пистолеты и направляет их на сидящих на высоких табуретках и неторопливо потягивающих пиво разбойников с алыми платками на шее: «Камен! Выходи!»

Все они, конечно, очень хотели бы стать храбрыми томсонами, но этого был больше достоин Джевдет. Вот как здорово он отлупил Козявку, который издевался над ними, отнимал еду, заставлял играть в карты, курить гашиш!..

Как-то вечером Джевдет сказал Мустафе:

— Хасан говорит: «Выйдешь из тюрьмы, оставайся у нас, будем вместе работать на фабрике».

Мустафа удивился:

— Работать на фабрике? Ведь он, кажется, хотел стать доктором?

— Не доктором, а адвокатом, — поправил Джевдет.

— Да не все ли равно? Почему тогда он поступает на фабрику?

— Не знаю… А Кости хочет, чтобы я жил у них. Хасан зовет к себе. Джеврие тоже зовет! Уговорила бабку.

— У кого же ты будешь жить?

— Не знаю. Наверно, у Кости!

— Почему?

Джевдет задумался. В голове его пронеслись воспоминания: Юксеккалдырым, магазин музыкальных инструментов, первая встреча с голубоглазым Кости. Его желтая вязанка, синие брюки, белые тапочки… Он вспомнил, как, устроившись у Галатского моста, они уплетали хлеб с маслинами, а потом долго говорили о фильме «Отряд „Красный шарф“», о Храбром Томсоне. Целыми днями, не расставаясь, бродили они с лотками по Стамбулу, ходили в кино, играли в футбол!.. Чертов Медведь! Джевдет потрогал нос. Ну и здорово же он залепил ему тогда мячом! Так все и поехало перед глазами!.. А как испугался отец, найдя на следующее утро у него в кармане испачканный кровью носовой платок!

Он вспомнил старика отца. Глаза Ихсана-эфенди улыбались за овальными очками. Потом в памяти всплыли безобразные рисунки и надписи на розоватой стене «Перили Конака»: «Рогоносец». Он вспомнил, как подрался из-за этого с Эролом, как отец, не желая даже разобраться, в чем дело, таскал его за волосы… Потом крикливый голос зубного врача, отца Эрола… Полицейский участок… Вспомнил Джевдет и доброго комиссара полиции. «Ну ладно, на этот раз я тебя прощаю. Но смотри…»

— Знаешь, на свете есть хорошие люди, — вдруг пробормотал он, очнувшись от своих мыслей.

— Ты о семье Кости? — спросил Мустафа.

— Нет, я говорю не о них. У нас в квартале есть один такой человек. Комиссар полиции.

Джевдет вздохнул. Снова, как кадры в кино, замелькали картины недавнего прошлого. Вот его выгнали из дому… С тех пор ни разу не удалось поспать в своей постели, а ведь ее сшила мать! «Пусть крепко спит мой сыночек, пусть приснится ему хороший сон!» — говорила она, укладывая его в новую постель. Да, она в самом деле сказала именно так!

На глаза у Джевдета навернулись слезы. Но он даже не замечал этого.

— Что это ты? Почему плачешь? — забеспокоился Мустафа.

Джевдет пришел в себя, смахнул рукой слезы.

— Мать вспомнил… — пробормотал он.

Сидевшие вокруг воришки тоже вспомнили матерей.

— Разве может кто-нибудь на свете быть дороже матери? — промолвил мальчуган, который как-то ночью звал во сне мать.

— Ах, мамочка!.. Если бы ты была жива… — сокрушенно вздохнул другой.

— Ну и что бы было?

— Эх, ты! Чего бы не было — скажи! Разве есть кто-нибудь на свете дороже матери?

— Правильно.

— А на отца наплевать!

Джевдет покачал головой:

— И я одно время думал, как ты, но… У тебя жив отец?

— Жив. Но он плохой. В карты играет, гашиш курит!

— Даже если отец и нехороший, все равно лучше него никого нет. Вот умрет, тогда поймешь это. Я согласен, чтобы отец бил меня каждый день, только бы он был жив. Так когда-то Кости говорил, а я спорил с ним. И даже злился. А на самом деле…

Джевдет хотел было сказать: «Дороже отца никого нет». В этот момент ночную тишину тюрьмы нарушил глухой шум, по коридорам забегали надзиратели, потом послышались душераздирающие крики, свистки охраны.

Ребята повскакивали с постелей. Но дверь камеры была на запоре, и узнать, в чем дело, было невозможно. Мальчики бросились к окнам. Джевдет тоже подбежал. Широко раскрыв глаза, они с напряжением вглядывались в полумрак тюремного коридора, прислушиваясь к доносившейся ругани, крикам и пронзительным свисткам надзирателей.

— Драка! — сказал Мустафа.

Глаза его горели от возбуждения. Казалось, он видел дерущихся, мелькающие в воздухе кинжалы, ножи.

— Подняли паруса! — снова проговорил он и вдруг вспомнил, как хотел зарезать Джевдета. Украдкой взглянул на стоявшего рядом друга и покраснел. Ему стало стыдно.

Гам, свистки, крики, не затихая, будоражили ночную тюрьму. Никогда еще Джевдет не слышал здесь такого шума.

— Что же случилось? Кто с кем подрался? Кто одержал верх? — спрашивали ребята.

Но узнать было невозможно. Тем более увидеть.

— Ну их! — неожиданно сказал Мустафа. — Займемся своими делами! — и, подхватив Джевдета под руку, потащил от окна.

Джевдет не мог успокоиться:

— Что же там все-таки?

— Сцепились из-за гашиша, а может, и за картами… — махнул рукой Мустафа. Драка его больше не интересовала.

— Это те, кто торгует гашишем, да?

— Ну да.

Мустафа назвал имя отпетого головореза, державшего в своих руках торговлю гашишем в тюрьме. Потом долго рассказывал про организацию дела.

— Знаешь, сколько денег загребают! — заключил он. — Вот и подрались. Каждый хочет побольше сцапать!

— Ты ведь тоже гашиш продавал?

— Да, и много, — нахмурился Мустафа. — Но что поделаешь — тогда была другая жизнь!

На следующий день стали известны обстоятельства драки. Как и предполагал Мустафа, сцепились два арестанта, торговавших гашишем.

Весь день Джевдет в одиночку бродил по коридору. Думал. Лучше всего, конечно, не быть никому обязанным. Убежать в Америку! Кости можно уговорить! А Хасан? Поедет он? Что, если сказать ему: «Знаешь, на пароходах в порту есть капитаны… Рыжебородые, во рту трубка. Заберемся ночью незаметно на океанский пароход, а когда выйдем в море, уговорим капитана довезти нас до Америки. В Америке каждый сразу становится, кем захочет. Я стану Храбрым Томсоном, а ты будешь доктором или адвокатом…» Нет, Хасан наверняка не согласится. Поэтому, пожалуй, лучше всего опять торговать на улице с Кости. И жить у него. Днем они будут ходить с лотками по Стамбулу, а по вечерам допоздна разговаривать.

Перед глазами вдруг встала Джеврие. «А ведь она лучше их!» — подумал Джевдет. Не такая, как этот умник Хасан. И не плакса, как Кости: «Я бы поехал, да мать жалко, расстроится, горевать будет. Ослепнет от слез…» Итак, решено: Хасану он ничего не скажет! «Как было бы хорошо, если бы Кости все-таки согласился… Ну, а если не захочет, тогда убежим одни с Джеврие».

Она ведь всегда понимала его с первого слова. Но, как знать, может, и Джеврие откажется? Тогда он поедет один, другого выхода нет. Но он-то обязательно поедет. Даже если его ждет смерть! Он знал, что как только уедет, все начнут его поносить: «Бродяга! Он никогда не станет человеком, выродок какой-то!» Ну и пусть ругают, ему-то что? Когда он станет самым знаменитым ковбоем в мире, Храбрым Томсоном, и вернется на родину с кучей денег, то все увидят, как они ошибались, и пожалеют, что так плохо думали о нем.

Джевдет злился, вспоминая переданные ему Хасаном слова адвоката: «Нам нужен такой мальчик. Он будет жить у нас. А если захочет учиться, пусть учится». Нет, никто не заставит его быть слугой. Не выйдет. И учеба ему вовсе ни к чему. Пусть Эрол, Айла и другие становятся адвокатами и докторами. Он не хочет. А за даровое ведение дела можно будет отблагодарить и по-другому. Лучше всего убежать в Америку, стать знаменитым и вернуться с деньгами. Вот обалдеет адвокат, когда он появится перед ним в широкополой ковбойской шляпе, в узких брюках, с двумя длинноствольными пистолетами за поясом!