Она не сердилась больше на старуху. Ведь та разрешила ей поехать в Стамбул. «Но с одним условием! — сказала старая Пембе. — Ты будешь меня слушаться, наденешь туфли на высоких каблуках, накрасишь губы, будешь танцевать, не побежишь в тюрьму к этому паршивому щенку Джевдету!»
Джеврие согласилась. Ведь за одну возможность попасть в Стамбул она все готова была пообещать, даже садиться, как раньше, на колени к посетителям кофеен. Но она этого никогда не сделает. Пусть лучше ее убьют! Не собиралась она также надевать туфли на высоких каблуках и красить губы. Но сейчас главное — молчать.
Вместе с бабкой они опять поселятся в старом бараке. Старуха цыганка останется жить у них. Ну и пусть, какой от нее вред?
Не успел катер причалить у Галатского моста, как Джеврие спрыгнула на пристань. Она не слышала, как вслед ей выругался матрос, принимавший брошенный с катера канат. Пулей взлетела Джеврие по ступенькам лестницы. Мимо проносились автомобили, трамваи. Джеврие прицепилась сзади к трамваю со знакомой табличкой. Мелькнула мысль: как же идти в тюрьму с пустыми руками?
Джеврие соскочила на площади Эминёню. Что делать? Денег нет, а идти к Джевдету с пустыми руками она не может. И все же она должна пойти! А что, если попросить милостыню?
На трамвайной остановке было много народу. Прихрамывая, Джеврие затянула:
— Подайте ради аллаха и ваших близких! Три дня голодаю. Зимой, когда идет снег, моя бабушка всегда болеет… — И, вытащив из кармана помятый рецепт, продолжала: — Я никак не могу заказать лекарства по этому рецепту, тетеньки и дяденьки! Да сохранит аллах вашу молодость!
Джеврие подошла к пожилому, хорошо одетому мужчине, думая, что он попадется на удочку. Тот сразу понял ее хитрость.
— Отстань! — сердито буркнул мужчина. — Откуда ты взяла, что я молодой?
Все же он достал из кармана десять курушей и с отвращением протянул их Джеврие. Взяв деньги, она подошла к старушке и, понизив голос, решила повторить тот же прием.
— Да продлит аллах вашу молодость, тетенька!
Женщина оглянулась по сторонам: ей понравилось, что девочка назвала ее молодой, но она не хотела, чтобы кто-нибудь слышал это. Никто, кажется, не обращал на них внимания. Тогда, желая поскорее избавиться от нищенки, она тоже подала ей десять курушей.
Так за какой-нибудь час Джеврие набрала семьдесят три куруша. Купив сыру, пастырмы[52], колбасы и большую французскую булку, она положила все в бумажный пакет и побежала снова на трамвайную остановку. На этот раз Джеврие уже не прицепилась к трамваю. Войдя в вагон, она, как настоящая пассажирка, взяла билет. Вечером Джеврие, конечно, не откроется бабке, что ходила к Джевдету. Она наберет еще несколько курушей и отдаст их старухе. Та, возможно, даже и не спросит, где она была.
Джеврие сошла у мечети Султанахмед и направилась к тюрьме. Там она неожиданно встретила Кости и страшно обрадовалась. Как одержимая бросилась она к нему на шею. Они расцеловались.
— Откуда ты взялась, Джеврие?
— Вчера вечером мы приехали из Текирдага!
— Как поживаешь?
— Хорошо, а ты? Как Джевдет-аби?
Глаза Кости заблестели.
— Он еще в тюрьме, но скоро мы вытащим его оттуда.
— Правда? Но как?
Кости подробно рассказал о Хасане, о молодом адвокате и его жене.
На душе у Джеврие стало легче. Ее очень заинтересовал новый друг Джевдета — Хасан.
— Когда он придет, Кости-аби?
— Хасан забежал к адвокату, скоро будет здесь!
— А кто он?
— Учится в школе. Если бы не он, ни один адвокат не взялся бы без денег за дело Джевдета!
— Значит, Хасан уговорил адвоката? Ах, если бы я знала!..
— Что бы ты сделала?
— Ну, раз уговоры помогают…
— Что ты! Дело не в уговорах! Просто Хасан умеет задеть человека за душу!
Джеврие задумалась: и это она умела. Если бы не умела, разве ей подал бы кто-нибудь сегодня милостыню?
— О чем думаешь, Джеврие?
— О Джевдете-аби! Ведь он еще ничего не знает.
— Да, не знает. Адвокат должен был прийти еще вчера, но не смог. Будет сегодня!
— Вот обрадуется Джевдет, когда увидит нас! Он, наверное, похудел?
Джевдет и в самом деле исхудал. Особенно после драки с Козявкой. Произошло это вот как.
Без Хасана ему жилось плохо. Правда, у него была и постель и посуда. Были даже приятели. Одного не было — его закадычного друга. И хотя Джевдет не любил откровенничать, казалось, поинтересуйся сейчас Хасан, почему он грустит, и он излил бы ему свою душу.
Даже не разобрав как следует постели, которую оставил ему Хасан, он залез в нее и натянул одеяло на голову. И все-таки не мог заснуть! Как только он закрывал глаза, перед ним вставал Хасан. Какой он хороший! У Джевдета еще никогда не было такого товарища. Друзья у него были — Кости, Джеврие, и все же куда им до Хасана! Ведь они проболтались, хотя он строго-настрого наказывал им ничего не говорить.
Нет, видно, не суждено ему окончить университет и стать адвокатом, как предсказывал Хасан. Нет, это лишь несбыточные мечты! Мало верил он и в то, что Хасан уговорит своего отца нанять адвоката. Хасан, конечно, будет учиться и станет доктором, а он, Джевдет? Он сгниет в тюрьме!
А отца все нет… Джевдет не выдержал, тихо заплакал. К действительности его вернул крикливый голос Козявки:
— Вставай, бездельник! Прибери постель, поганый воришка!..
Сорвав с Джевдета одеяло, Козявка отбросил его далеко в сторону. И тут чаша терпения Джевдета переполнилась. С яростью набросившись на врага, он схватил его за грудь.
Обычная смелость сразу покинула Козявку. Он беспомощно оглядывался по сторонам, словно ища поддержки. Смех затих, с лиц исчезли улыбки. Но никто не спешил на выручку к Козявке. Широко раскрыв глаза, маленькие преступники ждали, что будет дальше. А Козявка совсем растерялся, поняв, в какое позорное положение он попал. Только сейчас он впервые осознал и почувствовал силу своего противника. А старшие друзья, на которых он всегда так надеялся, вовсе и не думают прийти к нему на помощь! Что делать? Потерять авторитет на глазах у всех? Ведь тогда он слова никому не посмеет сказать!
— Пусти! — жалобно пролепетал Козявка.
Но не тут-то было — руки Джевдета стиснули его как клещи.
— А ну, повтори, что ты сказал!
— Пусти, тебе говорю! Плохо будет! — Козявка все еще пытался вывернуться.
— Сначала повтори, что сказал!
— Отпусти, тогда скажу!
Тиски разжались.
— А ну, говори!
Козявке не оставалось ничего делать, как повторить сказанное. Но не успел он договорить, как случилось совсем неожиданное. Удар! Из носа у Козявки хлынула кровь. Второй и третий удары швырнули его на пол. Козявка взвыл от боли и страха, но тяжелые кулаки Джевдета не оставляли его в покое, они настигали его повсюду. Услышав истошные крики, прибежали арестанты из других камер: уж не режут ли кого?
В камеру ворвались надзиратели. Оттащив Джевдета от Козявки, они надавали ему затрещин и поволокли в канцелярию тюрьмы. Привели туда и окровавленного Козявку. А когда спросили, из-за чего они подрались, арестанты встали на сторону пострадавшего и свалили вину на Джевдета. Козявка, мол, подошел к Джевдету и сказал: «Вставай, браток, убери постель, я подмету в камере». Джевдет обругал его. Из-за этого все и началось.
Как ни бились начальник тюрьмы и начальник охраны, Джевдет не проронил ни слова. Наконец, когда все попытки заставить говорить его оказались напрасны, Джевдет взял вину на себя: «Он давно ко мне приставал, вот и заработал!»
Его посадили в темную одиночку. Он должен был пробыть здесь неделю на одном хлебе и воде. Дабы неповадно было нарушать дисциплину!..
…Джевдет очнулся, услышав, как за дверью надзиратель несколько раз громко повторил его имя. «Что случилось? Или пришел отец?» Но если он и пришел, им сейчас не разрешат увидеться. Хасан ему как-то говорил, что штрафникам не разрешают свиданий. Его охватило беспокойство. Может быть, отцу сообщили о его драке с Козявкой. Что ответил отец? Наверно, сказал: «Этот мальчишка никогда не будет человеком. Он не умеет себя вести даже в тюрьме».