— Чего им здесь надо? — разозлился старик. — Выгоните их отсюда!
Толпа стала таять, люди исчезали, как карты из колоды. В комнате осталась только Шехназ. Бедняжка смотрела на него широко раскрытыми, испуганными глазами. На кого он ее оставит? У нее никаких родственников нет. Кто заплатит за квартиру? Кто будет покупать ей украшения, губную помаду, пудру?
— Нет, нет! Вы не имеете права подозревать мою жену. Виноват только я. Арестуйте меня, довольно разговоров!
Поздно вечером Ихсана-эфенди отвели в тюрьму.
Какие-то незнакомые лица, шум, гам.
— Да поможет тебе аллах! — К его ногам упала грязная миска.
— Что это? — удивился Ихсан-эфенди.
Какой-то чумазый парень с заостренным подбородком повторил:
— Да поможет тебе аллах, папаша!
— Хорошо, но…
— Никаких «но», старикан. Гони монету!
Ихсан-эфенди обвел взглядом арестантов. Почему он должен давать деньги? Что это — обычай, закон?
— Клади лиру. Обычай! — сказал сидевший рядом с ним седой человек.
— Обычай? — переспросил Ихсан-эфенди.
— Да, закон!
Ихсан-эфенди достал лиру и бросил в миску. Чумазый парень схватил ее, повертел перед носом:
— Ха, на счастье!
Арестанты стали расспрашивать Ихсана-эфенди, — за что его посадили. Слушали внимательно, серьезно.
— Вчера вечером деньги были целехоньки. Утром я еще ничего не знал… Пошел себе спокойно на работу. Я должен был сдать их кассиру…
— Глядь, а монет уже и след простыл! — хихикнул рыжий пижон в рубашке с накрахмаленным воротничком и с красным галстуком.
— Уж не думаешь ли ты, что я вру? — с гневом повернулся к нему Ихсан-эфенди.
— Что ты, стоит ли об этом говорить, старикан?
— Я не из тех, кто занимается такими мерзкими делами! — взорвался Ихсан-эфенди.
— Тогда как сюда попал? Может, тебя посадили за то, что ты молился в мечети? Скажет тоже… Он, видите ли, не занимается такими делами!
— Хватит! — шепнул Ихсану-эфенди седой человек. — Не накликай на себя беды.
— А что?
— Что? Молчи — и все тут!
Седой человек встал и вышел из камеры. Ихсан-эфенди посмотрел ему вслед. По цементному полу коридора, заложив за спину руки, перебирая четки, ходили хмурые заключенные. Казалось, они разговаривают сами с собой.
Со стены исчез последний слабый луч солнца. Быстро темнело. В камерах зажглись маленькие лампочки. Арестантов закрыли, задвинули железные засовы.
Жена, что она делает сейчас? Как проведет ночь одна, в большом обезлюдевшем доме? Хоть бы догадалась позвать к себе мать Адема!
Он услышал грохот поезда, проходившего где-то рядом. Потом донесся шум моря. Волны бились тоже близко. Ихсан-эфенди сомкнул веки.
Он очнулся от толчка. Над ним склонился рыжий пижон.
— Эй, вставай, здесь мое место!
Все уже улеглись; слышалось приглушенное бормотание, чей-то тихий смех.
Ихсан-эфенди поднялся, осмотрелся. Прилечь можно было только под парашей, прибитой ржавым гвоздем к двери камеры.
— Да не маячь ты перед глазами, старикан! — крикнул парень с чумазым лицом, тот, что днем подхватил брошенную Ихсаном-эфенди в миску лиру.
— А что же мне делать?
— Ложись под парашей!
Седой человек бросил Ихсану-эфенди рваное тряпье.
— Накройся пока этим. Завтра тебе принесут постель.
— Кто?
В камере стало тихо, арестанты с любопытством смотрели на Ихсана-эфенди.
— Ты спрашиваешь кто? Разве у тебя нет жены?
— Жена есть.
— Молодая, старая? — послышалось сразу несколько голосов.
Ихсан-эфенди сердито вскинул голову.
— Послушайте, если вы скажете хоть слово о моей жене…
— А что?
— Моя жена не чета тем, кто носит сюда постели.
На мгновение воцарилась тишина, потом заговорили все сразу:
— Что это значит? Разве те, кто приносит сюда постель, не люди?
— Или ты хочешь сказать, что они хуже твоей жены?
— Ты не знаешь, что говоришь, старик! Подбирай слова, прежде чем открыть рот. Не забывай, что ты в тюрьме!
Ихсан-эфенди расстелил тряпье и лег под парашей.
На море бушевал шторм. Волны с грохотом разбивались о скалы, время от времени оглушая воздух пронзительным свистом, проносился поезд.
Ихсан-эфенди заснул. Во сне он видел Шехназ. «Не беспокойся, дорогой, — говорила она ему. — Мать Адема не бросит меня одну!»
Шехназ и в самом деле не была одна.
В тот день следователи были особенно придирчивы. Один из них даже сказал ей:
— Муж подозревает вас. Скажите, где деньги, и бедняга будет освобожден!
С этой минуты она возненавидела мужа.
— Да покарает его аллах! — закричала она. — Я ничего не знаю. Если уж кто и украл деньги, так это он сам. У него по горло долгов. Весь квартал об этом знает! Пьет, шатается по всяким непристойным местам. Он и первую свою жену загнал в гроб. А теперь за меня взялся!
Время шло к полуночи; они, как и каждый вечер, пили вино. Шехназ сидела напротив Адема, подперев голову руками, и прислушивалась к нарастающему шуму моря. Она не смотрела на Адема, но он ни на минуту не выходил у нее из головы. Итак, три тысячи сто семьдесят лир… На эти деньги он сможет купить автомобиль и устроить свою жизнь. Но что будет с ней? Ведь у нее никого нет. А если Адем не возьмет ее в жены…
Их взгляды встретились.
— О чем задумалась? — спросил Адем.
— Так просто. Ни о чем.
— Слава богу, вам есть о чем подумать, — вмешалась в разговор мать Адема. — Вот выйдет из тюрьмы ее муж…
— Ничего, мамаша. Пусть выходит. Через несколько дней заглянем в министерство юстиции. У меня там приятель. Попросим его написать заявление…
— Какое заявление?
— О разводе!
— Разве нас сразу разведут?
— В момент. Мой друг стоит целого адвоката. Старик украл деньги, шутка ли? Его посадили в тюрьму. Позор. Значит, он нечестный человек. Кто тебя заставит быть женой вора?
Шехназ, не отрываясь, смотрела на Адема. Зеленоватые глаза, опушенные длинными черными ресницами, улыбались.
— Так ты и в законах разбираешься…
Мать Адема вышла из комнаты. Они остались вдвоем.
— Сразу разведут? — снова спросила Шехназ.
— Вот увидишь!
— А что дальше?
— То есть?
— Ну когда разведут?..
— Какой может быть разговор? Конечно, мы поженимся!
Шехназ вздохнула. Ей почему-то не верилось. Она боялась, что Адем обманет ее.
Адем потянулся через стол и взял Шехназ за руку.
— Почему ты вздохнула?
— Так просто.
— Ты мне не веришь? Мы поженимся и уедем куда-нибудь отсюда. Не бойся: машину купим не сейчас, позднее… Старик к тому времени, наверно, умрет в тюрьме!
Шехназ перевела разговор на другую тему.
— Тебя спрашивали о Джевдете?
— Ага… Они думают, деньги украл он!
— Да, но ведь в тот вечер мальчишки не было дома!
— Ну и что же? Отец бил его, выгнал из дому… Разве он не мог отомстить?
— И все-таки он этого не сделал.
Адем отпустил руку Шехназ.
— Не обижайся, но ты очень глупа. Забудь о том, что я был здесь в ту ночь. Есть только старик и его сын. И, конечно, подумают на них. А взяли они деньги или нет — какое нам до этого дело? Чем больше все запутается, тем лучше для нас. «Вали пьяного, если он падает!»
Но пасынок не выходил у Шехназ из головы. Да, он грубил, делал все назло, не слушался, но…
— Не думай об этом, — продолжал Адем, — выбрось из головы. Твой муж подозревает тебя, ты должна ненавидеть его за это — наговаривай на него все, что можешь! На что тебе сдался Джевдет? Его разыскивает полиция. Завтра его схватят, и конец! Или тебе больше делать нечего, как только о нем думать? Чтоб он провалился, сучий сын!
Джевдет крепко спал на тахте в комнате Кости, не слыша ни шума волн, разбивающихся о скалы, ни гудков машин, мчавшихся из Сиркеджи в Бакыркёй[47]. А его уже разыскивали. Молчание Ихсана-эфенди навело на мысль: «Деньги мог украсть его сын!»
