— Пока нигде… — признался я и, тем самым, подставился под очередную шутку:

— О-о-о, как это мило: не успел отработать по плохим дядькам, как вспомнил о любимой напарнице!

Впрочем, это меня не расстроило, ведь девушка не только развлекалась, но и работала — оглядевшись по сторонам, подошла к дереву с узловатыми корнями, торчащими над землей сантиметров на двадцать с лишним, и огляделась снова. Суть этих телодвижений была понятна без слов, поэтому я снял разгрузку, положил ее так, чтобы с нее просматривались подступы к джипу, и заявил Росянке, что первая половина ее ложа готова, но укладываться можно и на спину, так как следить за окрестностями буду я…

…Шаляпин вернулся в канал минут через двенадцать-пятнадцать и сразу же успокоил:

— Все, шоу закончено. С парой мелких накладок, но без проблем. Вертолетчики и саперы подняты по тревоге, отделение РХБЗ задолбалось сидеть в тоннелях под аэродромом, так что максимум через полчаса у вас станет заметно многолюднее. Кстати, видео, демонстрирующее принцип загрузки оружия и спецконтейнера, оказалось в тему и позволило сгладить ряд ошибок, допущенных при уничтожении третьей группы, за что тебе, Раздор, огромнейшее спасибо!

— А что там были за ошибки? — спросила Росянка.

— Если очень коротко, то Север с Шаманом проявили инициативу при выборе места встречи, но машина пошла не туда, куда они рассчитывали, и работать пришлось Вереску. С крайне неудобной позиции. Остальное вам расскажут во время разбора полетов, а я снова отключаюсь.

В канале стало тихо, так что я повернулся к подруге, заметил, что она побледнела, и вопросительно мотнул головой, почему-то решив, что ей стало хуже. Ан нет, оказалось, что блонда поняла куда больше, чем я, и представила вполне вероятную альтернативу:

— Если дело дошло до Вереска, значит, там была полная задница: из него стрелок, как из меня балерина!

— Честно говоря, снайпера с таким позывным я что-то не припоминаю.

— Снайпер⁈ — насмешливо воскликнула она. — Снайперы — это Триггер, Мадонна, Шорох, Катран…

—…ты…

— И я. С некоторой натяжкой. А Вереск — военный переводчик. Мотается в командировки в Африку. Вагоном. Поддерживает физическую форму. И знает, с какой стороны браться за автомат.

Я пожал плечами:

— В этот раз не сплоховал. Значит, честь ему и хвала.

Росянка нехотя согласилась:

— Ну да, он сделал то, что требовалось. А Шаман с Севером облажались. И получат по первое число.

Судя по интонации, с которой была произнесена последняя фраза, у моей напарницы были какие-то претензии как минимум к одному из них. Задавать личные вопросы девушке, с которой только-только подружился, я был не готов, поэтому плавно перевел разговор на менее болезненную тему — поинтересовался, чем именно она себя взбодрила. А когда услышал название препарата, закатил глаза к розовеющему небу, местами проглядывающему сквозь густую листву. Нет, под этой «дурью» работалось очень даже ничего, но через четыре-пять часов начинался на редкость неприятный откат, превращающий недавнего берсерка в размазню, мучающуюся дикой головной болью, сушняком, сильным ознобом и тремором верхних конечностей!

— Хотела подстраховать… — призналась Росянка, устав от затянувшейся паузы. — Но, судя по расстоянию между следами ботинок, ты несся, как лось во время гона…

— Честное слово, бежал к ним, а не от тебя! — притворно испугавшись, затараторил я, почувствовав, что эта тема тоже не доставляет напарнице особой радости.

Проследив за моим взглядом, девушка задумчиво оглядела «Крузак», уперевшийся в дерево грязным кенгурятником, а затем молитвенно сложила ладони перед грудью:

— Раздорчик, миленький, если вдруг решишь бежать ко мне, имей в виду, что я люблю не кавалерийский напор, а деликатность и нежность!

Я, конечно же, удивился и начал выяснять, что еще мне надо знать о своей новой подруге. В процессе шуточной грызни узнал много интересного, по достоинству оценил ее чувство юмора, изворотливость и фантазию, окончательно избавился от внутреннего напряжения и, конечно же, убил время. Поэтому слегка удивился, сообразив, что зеленая метка, выползающая из-за края миникарты — это, вероятнее всего, обещанный вертолет.

Через пару минут, когда до нас донесся характерный звук, Росянка уверенно заявила, что это Ми-8АМТШ-ВН и, как вскоре выяснилось, не ошиблась. Правда, подняться в салон с энергопоглощающими десантными сидениями мы смогли далеко не сразу — после того, как винтокрылая машина навелась на наши «Амики», ей пришлось нарезать приличный круг в поисках подходящей точки посадки/высадки. А мне — дожидаться появления группы бойцов, сопровождаемых Дятлом, и передавать им «охраняемый объект». Зато потом мы с напарницей прогулялись до небольшой полянки, опробовали лебедку и с комфортом расположились в десантном салоне старенькой, но вполне рабочей вертушки…

…Разбор полетов продлился три с лишним часа, так что после него вся толпа, участвовавшая в операции, ломанулась на завтрак. Продолжать до смерти надоевшее обсуждение не хотелось даже самым записным болтунам, но к плечам Вереска, проявившего себя с неожиданной стороны, приложился каждый. Досталось и мне. Правда, с меньшим энтузиазмом. Но ломать голову, обдумывая, какая из двух напрашивающихся причин стала тому причиной, я поленился — добрался до столовой, сел за свой столик, назаказывал всякой всячины, потом как-то уместил все тарелки, столовые приборы и упаковки с соками на один-единственный поднос и поперся в гости к напарнице.

Росянка, которая сразу после приезда на базу попала в цепкие ручки Афины и освободилась от силы за полчаса до меня, обнаружилась в кровати — лежала на спине, накрывшись тонким одеялом, и старательно держала лицо. В смысле, встретила меня радушной улыбкой, послала вместе с подносом в гостиную — за журнальным столиком, на котором можно было расставить все, что я приволок — и так далее. Но признаки приближающегося отходняка вроде расширенных зрачков, бисеринок пота на лбу, крыльях носа и верхней губе, пересохших губ и дрожащих пальцев, были заметны невооруженным глазом.

Задавать вопросы, на которые мог ответить сам, я не любил с детства, поэтому поинтересовался вердиктом врача. Сразу после того, как подтащил к журнальному столику кресло. И получил развернутый ответ:

— Самое противное — сотрясение. Обычное: МРТ и рентгенограмма не показали никакого криминала. Все остальное — ушибы, хотя местами очень сильные. В общем, придется проваляться в кровати трое суток и еще дней пять-шесть изображать инвалида.

— Трещин в ребрах и правом бедре тоже не нашли? — на всякий случай спросил я.

Тут Росянка ощутимо напряглась:

— Ты успел заметить, когда и чем я долбанулась⁈

Я чуточку поколебался и утвердительно кивнул.

Девушка ответила тем же. В смысле, откровенностью за откровенность — выпростала из-под одеяла пульт от настенного телевизора, ткнула в кнопку включения и как-то странно усмехнулась:

— Я просмотрела записи со всех микрокамер шлема раза по три с десятикратным замедлением и пришла к выводу, что все твои действия были осмысленными — ты заметил провал под передними колесами чуть ли не раньше, чем мы вылетели из кустов, выдернул меня из-за руля, оттолкнулся от квадрика и сделал все, чтобы минимизировать ущерб от падения! Более того, принял первый удар на себя. Хотя мы летели к склону слишком быстро, и он должен был оказаться страшным. А сейчас выясняется, что параллельно всему этому ты следил еще и за мной⁈ Как⁈

Говорить правду в прослушиваемом и просматриваемом помещении было бы редкой глупостью, поэтому я выдал достаточно правдоподобный вариант, который приготовил еще в лесу:

— Я занимаюсь борьбой всю сознательную жизнь, и первое, чему меня начали учить — это страховке при падениях. И если первые года три-четыре я успевал гасить большую часть силы удара только при падении из стандартных положений, то с течением времени и расширением арсенала приемов, используемых противниками, в принципе перестал задумываться о том, что и как надо сделать, чтобы не поломаться самому и не поломать противника.