Я приоткрываю один глаз и вижу, что он смотрит на меня снизу вверх. Он явно развлекается. Я полностью унижена. А он еще даже не лизнул меня.

Его большие пальцы рисуют круг на внутренней стороне моего бедра. Я дергаюсь и издаю самый жалкий хнычущий звук. Мне стыдно. Я стесняюсь. Нервничаю. Все это мне не привычно. Должно быть, он замечает это, потому что сжаливается надо мной.

— Пенелопа, посмотри на меня. — Ухмылка исчезла. В его глазах нет ни капли веселья. Только дикое желание и грубое чувство собственности. — Мужчина когда-нибудь целовал тебя сюда? Да или нет?

Я качаю головой.

— Нет.

Его веки опускаются, и он рычит.

— Чертовски жаль.

Моя голова откидывается назад. Пальцы цепляются за стекло в поисках чего-нибудь, за что можно зацепиться. Голосовые связки раскрываются, и крик вырывается из глубины моей груди.

Его рот на моей вагине.

Его язык на моей вагине.

Облизывает щелочку.

Скользит между губ.

Исследует.

Дегустирует.

Пожирает.

Он двигается подо мной. Поднимает одну мою ногу, чтобы опустить себе на плечо. Раскрывает меня. Дает себе полный доступ ко всему. Я стону так громко, что это заглушает грохот в ушах. Что бы он ни делал с клитором, я превращаюсь в бесстыдную, возбужденную, сумасшедшую маньячку, которая эгоистично хочет больше этого… круг языком-посасывание-поцелуй-повтор.

Нащупываю его голову. Пальцами перебираю волосы. Крепко удерживаю его. Там, где он сейчас. Громко умоляю:

— Да. Так. Вот так.

Он стонет.

Я дрожу.

Колени почти подгибаются.

Его хватка усиливается.

Сжалься.

Этот мужчина стоит на коленях. Заставляя меня чувствовать то, чего я никогда не испытывала. Целует там, где меня никогда не целовали. Никаких ограничений. Никаких поддразниваний. Сосет и лижет, поднимая меня все выше, выше и выше.

Я и представить себе не могла, что это может быть так хорошо.

Никогда не знала, чего была лишена.

Но даже если бы у меня имелся опыт в этом типе поцелуев, сомневаюсь, что любой мужчина, кроме Джейка Суэггера, знал бы, как прикасаться ко мне так, как это делает он. Как дать именно то, что мне нужно. Как взять то, чего он хочет, потому что он знает, что я тоже этого хочу.

Можно представлять это красивым и называть это красивым, но есть только один верный способ описать оргазм.

Безрассудное.

Охрененное.

Освобождение.

Что я и делаю.

Я не сдерживаюсь. Не могу. Это физически невозможно. Но даже будь это так, я бы этого не сделала. Потому что Джейк Суэггер не только ожидает, что я отдамся ему вся, но этот мужчина, черт побери, заслуживает этого. Он заслужил право знать, что со мной делает. Что творит. Как увел меня от всего, что я знаю, далеко от того места, где я нахожусь, и где когда-либо находилась, и перенес туда, где единственное, что имеет значение, — это его рот.

На моей вагине.

Избавлю вас от подробностей моих криков, дрожи и пульсирующих волн изысканного удовольствия и просто скажу: я кончаю.

Он прокладывает поцелуями путь вверх по моему телу. Ладони скользят по моей спине, расстегивая молнию платья. Стягивает ткань с плеч, и та лужицей растекается у моих ног. Его рот опускается к моей груди. Он целует один сосок, одновременно теребя пальцами другой.

Я дрожу. Мурашки покрывают тело. Не от холода, а от последствий того, что я только что испытала. Я все еще пытаюсь оправиться от лучшего оргазма в своей жизни. И его прикосновения к моему сверхчувствительному телу не помогают спуститься с вершины кайфа — они заставляют меня хотеть большего.

Меня приподнимают. Мои ноги обвиваются вокруг его талии. Пальцы все еще в его волосах. А он поддерживает меня за задницу. Губы оставляют влажные следы на моей шее. Я ударяюсь спиной о диван. Большое, теплое тело Джейка накрывает меня.

— Я хотел трахнуть тебя на этом диване с того момента, как пришел домой и нашел тебя на нем.

Я киваю.

— Да, — выдыхаю я, задыхаясь. — Я тоже.

Он снимает рубашку. Кончиками пальцев скольжу по его груди. Соскам. Плечам.

— Твои прикосновения так же хороши, как и твой вкус.

Я смотрю на него. Он наблюдает за мной. На коленях между моих бедер. Поглаживая его член через штаны, исследую его руками.

— Наверное.

Он выгибает бровь.

— Ты не знаешь, какова ты на вкус?

Я качаю головой.

— Я всегда надеялась, что это похоже на солнечный свет. Или дождь. Или Skittles. Но я ела всякую нездоровую пищу. И много сегодня танцевала. Поэтому боюсь, что на вкус могу быть как дешевое пиво. Или подмышки. Или, боже упаси, морепродукты.

Он смеется.

— Клянусь, если бы твоя наивность не была такой охрененно сексуальной, или твое тело не было таким великолепным, или от того, как ты кончаешь, у меня так чертовски не твердел член, ты могла бы испортить настроение тем дерьмом, что несешь.

Хм… что ж, это самое приятное, что он когда-либо мне говорил. И, честно сказать, от этого я немного стесняюсь. Прикусываю губу, чтобы скрыть улыбку, и отвожу взгляд.

Его большой палец скользит по моему лону. Он слегка поглаживает клитор, затем погружает кончик большого пальца внутрь. Я хнычу, когда он выходит. И снова хнычу, когда он облизывает и прикусывает подушечку большого пальца.

Он наклоняется и касается носом моего носа. Делаю вдох. Глубокий. Он ухмыляется. Затем целует меня достаточно долго, чтобы наполнить мой рот моим вкусом.

— Ну?

Я хмурюсь.

— Не уверена. Я, правда, не могу дать этому описания. Но это определенно не подмышки. И не морепродукты.

— Нет, не они.

— Дешевым пивом или дождем я бы это тоже не назвала. И, к сожалению, на вкус это совсем не похоже на Skittles.

— Значит, солнечный свет?

— Не будь смешным, Джейк. — Я закатываю глаза. — Никто не знает, каков солнечный свет на вкус.

Мне очень нравится, как его смех грохочет у меня в груди. И когда он опускает голову, чтобы поцеловать меня в шею, мне это тоже нравится.

— Хочешь знать, какая ты на вкус для меня, Пенелопа? — Его губы движутся вниз по моей шее, оставляя дорожку поцелуев на моем плече.

— Л-ладно.

— Как самый сладкий вид греха.

Поцелуями он возвращается к шее.

— Как сексуальная невинность.

Покусывает мочку моего уха. Лижет ушную раковину. Затем рычит:

— Как мой чертов криптонит.

Меня обвиняли во многом. Быть чьим-то криптонитом не входило в их число. Я даже не уверена, хорошо ли это. Тем не менее, это что-то зажигает во мне.

Я притягиваю его губы к себе. Крепко целую. Вдыхаю в себя свой грех. Вкушаю собственную невинность. Использую ту недавно обнаруженную радиоактивную силу, которой обладаю, чтобы заставить его дать мне то, что я хочу. То есть его, голого. И внутри меня.

Пальцами тереблю пуговицу на его брюках. Он отталкивает мою руку и принимается за дело сам. Спускает штаны чуть ниже бедер. Вытаскивает член. Поглаживает его пару раз. Затем, пока он достает бумажник из заднего кармана, я поражаюсь большой штуковине, которая каким-то образом должна поместиться внутри меня.

Да, я знаю, что этим злоупотребляют в каждом любовном романе. Репликой «вместится ли он», за которой следует ответ: «не волнуйся, детка, вместится». Но серьезно. Как, черт возьми, он туда влезет?

Эта штуковина выглядит как чертова пол литровая банка кока-колы. Влагалище не просто растянется. Его разнесет ко всем чертям, чтобы вместить это чудовище. И этого не произойдет. Секс? Между нами? Нет, его тоже не будет.

Кстати, теперь я понимаю, что имеют в виду героини, называя пенис прекрасным. Никогда не думала, что член может быть красивым. Но он действительно красив. Ну, для члена. В смысле, он не идет ни в какое сравнение с закатом, или ясным голубым небом, или долгожданным рождением детеныша знаменитого жирафа, но по сравнению с другими пенисами, которые я видела — в реальной жизни и по телевизору — он прекрасен.

— Эй… — нежный голос Джейка вырывает меня из моих мыслей. На его лице отражается беспокойство. — Ты в порядке?