Нанести удар по Моссадегу было заманчиво еще и потому, что отказ от него был сопряжен с политическим риском. Сенатор Джозеф Маккарти и другие антикоммунистические фанатики в Конгрессе осуждали дипломатов, которых они обвиняли в "потере" Китая. Если бы "потеряли" Иран, Эйзенхауэра и братьев Даллесов обвинили бы в бездействии. Избежать этой опасности можно было, взяв события в Иране под свой контроль.

Последним фактором в этом уравнении было давление со стороны Великобритании. Потерять доступ к иранской нефти, составлявшей основу экономической и военной мощи Великобритании, британским лидерам было трудно даже представить. Они были вынуждены отдать Индию, Кения пылала антиколониальными страстями, а теперь иранцы национализировали свою нефтяную промышленность. Один из британских дипломатов уныло предупреждал, что если не остановить этот процесс, то "нас загонят обратно на наш остров, где мы будем голодать".

Чтобы избежать этой участи, британское руководство в 1951 и 1952 гг. начало кампанию по усилению давления на Иран. Она не только не увенчалась успехом, но и спровоцировала Моссадеха на закрытие британского посольства в Тегеране с высылкой всех дипломатов, включая секретных агентов. Последней надеждой премьер-министра Уинстона Черчилля стало обращение за помощью через Атлантику. Он предложил президенту Трумэну "поскакать вместе" против Моссадеха. Трумэн отказался по двум причинам. Во-первых, он не считал, что ЦРУ должно свергать правительства, а во-вторых, он был антиколониалистом и не испытывал симпатий к тем, кого он называл "блокадными англичанами".

Госсекретарь Ачесон четко донес эту мысль. "Только по приглашению иранского правительства, или в случае советской военной интервенции, или в случае коммунистического переворота в Тегеране, или для эвакуации британских граждан, находящихся под угрозой нападения, мы могли бы поддержать применение силы", - заявил он. Позднее он писал, что американское и британское отношение к национализации нефти и Моссадеху разделяет "явный раскол".

Этот раскол исчез, когда Эйзенхауэр сменил Трумэна в Белом доме. Его госсекретарь и директор центральной разведки нетерпеливо ждали, когда они вместе "галопом помчатся" в мир тайных действий. Судьбоносная расстановка сил привела их к выбору Моссадега в качестве первой цели:

- Они пришли на высокий пост, не доверяя ему.

- Они хотели где-то одержать стратегическую победу.

- Иран был заманчивой целью.

- Англичане были крайне заинтересованы и стремились помочь.

За всем этим стояла непреодолимая реальность "холодной войны". Вступая в должность, Эйзенхауэр считал, что Иран "сегодня стоит на том же месте, что и Китай всего несколько лет назад", и что Соединенные Штаты должны найти "какую-то схему или план, которые позволят этой нефти продолжать течь на запад". Братья Даллес заручились поддержкой переворота, оформив свою антипатию в соответствии со страхами холодной войны. Даже посол Джордж Макги, который был связным Трумэна с Моссадехом и считал его "патриотичным иранским националистом, у которого нет причин тяготеть к социализму", понимал, что это необходимо.

"Если бы не "холодная война", - размышлял Макги во время подготовки переворота, - то нет никаких причин, почему бы нам не позволить англичанам и иранцам сражаться друг с другом".

* * *

В некоторые дни Фостер лично или по телефону беседовал с Эйзенхауэром до десяти раз. В сумерках он часто заходил в Белый дом, чтобы побеседовать за выпивкой. На этих встречах никто не присутствовал, и никаких записей не велось. Не велись записи и во время обедов по выходным, которые Фостер и Аллен часто проводили в доме своей сестры в пригороде Маклейна (штат Вирджиния), а также во время их многочисленных частных бесед. Аллен часто заходил к Фостеру после работы, и, по словам одного из сотрудников, они "ежедневно, часто по многу раз, говорили друг с другом по телефону в быстрых, коротких разговорах, которые обходили все бюрократические инстанции". Принятие далеко идущих решений втайне вполне соответствовало стремлению новой администрации к тайным действиям.

По словам биографа Питера Гроуза, "грань между разведкой и политикой была тонкой с самого начала". "Аллен всегда проявлял фантазию при разработке разведывательных операций, которые по своей природе определяли форму национальной политики".

В Вашингтоне ЦРУ считалось бастионом относительного либерализма. Аллен считал - что неудивительно для руководителя разведки - что он обладает глубоким и тонким пониманием мира. В своих выступлениях и интервью он избегал жаркой риторики, которая была визитной карточкой его брата. Он рекомендовал не казнить Юлиуса и Этель Розенберг, считая, что это вызовет антиамериканские настроения за рубежом. Его аналитики часто казались более острыми и изобретательными, чем их коллеги из Государственного департамента.

"Многие либералы, которых вытеснили из других ведомств, нашли убежище, анклав, в ЦРУ", - вспоминал позднее Роберт Ф. Кеннеди. "Поэтому там стали собираться лучшие люди Вашингтона и всей страны".

Аллен даже пытался нанять Джорджа Кеннана, одного из самых вдумчивых американских дипломатов той эпохи, после того как Фостер вытеснил его из Госдепартамента. Кеннан, недавно вернувшийся после недолгого пребывания на посту посла в Советском Союзе, был автором доктрины "сдерживания", которую Фостер, по его словам, ненавидел. Его цитировали, называя Фостера "опасным человеком", охваченным "эмоциональным антикоммунизмом". Государственный департамент не мог принять их обоих. Взлет Фостера означал падение Кеннана. Вместо того чтобы сразу уволить его, Фостер предположил, что ему будет лучше в ЦРУ. Аллен был готов принять его на работу, но Кеннан отказался.

"Я чувствовал, что если я не могу быть там, где я вырос и к чему принадлежал, т.е. в Государственном департаменте, то я предпочел бы не быть нигде", - писал впоследствии Кеннан.

К 1953 году ЦРУ превратилось в действительно глобальную организацию, в шесть раз превышающую по масштабам ту, что была создана в 1947 году. Аллен руководил пятнадцатью тысячами сотрудников в пятидесяти странах мира, его годовой бюджет исчислялся сотнями миллионов долларов, не требуя никакой отчетности. При этом у него было на удивление мало средств. Все три его основные операции в Восточной Европе, направленные на возбуждение антикоммунистического сопротивления в Польше, Украине и Албании, потерпели поражение. Его аналитики не предвидели ни смерти Сталина, ни ее первого серьезного последствия - появления Никиты Хрущева в качестве нового советского лидера. Он попытался использовать Бирму и Таиланд в качестве плацдармов для партизанской войны против "красного Китая", но его тайные армии не одержали ни одной победы.

Операция в Бирме стала первым примером того, насколько тесно сотрудничали братья и как часто их проекты приводили к непредвиденным последствиям. Стремясь дестабилизировать коммунистический режим в Китае, они создали на севере Бирмы партизанские силы китайских националистов, сформированные из остатков разбитой армии Чан Кайши. Под руководством людей Аллена эти боевики совершили ряд рейдов в Южный Китай. Роль Фостера заключалась в обеспечении дипломатического прикрытия, для чего он неоднократно отрицал связь США с повстанцами. Он даже держал операцию в секрете от своих дипломатов в регионе. Однако к концу 1953 года стало ясно, что ЦРУ - это внешняя сила, поставляющая оружие повстанцам и стремящаяся спровоцировать войну на нестабильной границе. Это привело к вспышке патриотического возмущения в Бирме, решению премьер-министра У Ну прекратить прием американской помощи и резкому улучшению отношений Бирмы с "красным Китаем". Вскоре Бирма погрузилась в длительный цикл военных переворотов, репрессий и межнациональных войн.