— Нельзя в Новгород!

— Это еще почему? — явно смущается Мирослав.

— Потому! Займут Новгород…

Не договариваю, Борислав грубо перебивает.

— Ты мне это прекращай! С чего бы они туда пойдут? Отродясь не ходили, а тут пойдут…

Теперь уже Борислава перебивает Мирослав, вернее заставляет брата замолчать, положив руку на его плечо и взглянув обезоруживающим взглядом — мол, братец, успокойся, у человека горе, ушибся головой, вот и несет всякую ерунду. Борислав замолкает, хотя и ворчит, а Мирослав поворачивается ко мне.

— Не переживай, не пойдут собаки дотуда, тамошно русы сидят, а они всю дурь выбьют из тех, кто в город сунется.

Понимаю, что спорить нет смысла. Да и спорить, когда мне нечем доказать свои слова дело неблагодарное. В глубине души, я сам не до конца уверен в том, что мои опасения имеют под собой твердые основания. Все «как-то» не так в этой реальности. Пусть шкала идентичности и показала совпадение на все 100%.

— Очень надеюсь, что будет именно так, как вы говорите, — заключаю я.

— Еще вопросы? — спрашивает Мирослав.

Медленно качаю головой.

— Бывай…

— Подождите, — спохватываюсь. — Может дорогу в Новгород покажете? Не бросите же в поле подыхать?

Недовольно искажается лицо Борислава, да и Мирославу не нравятся эти слова. Я все же предпринимаю попытку вывернуть ситуацию в свою пользу.

— Мне идти особо некуда, но это не значит, что по пути я вас подъедать начну или распиздяйничать. Вы дорогу покажите, а я потом и бурлаком к вам наймусь. Дело?

Мирослав задумывается, он старший братом и решает подобного рода вопросы тоже он.

— Дело, — мужичок соглашается.

— Только ты это, ни на что особо не рассчитывай, понятно?

— Куда яснее, — тут уже соглашаюсь я.

— Слышь, а распизд… пфу ты и не выговорю даже? Это ты что имеешь ввиду? — щурится Борислав.

— Баклуши бить, — пожимаю плечами, а сам думаю — это то хоть будет понятно ладожанину? — Нахватался словечек, нет-нет, а подверну.

— У-у, ну понятно.

Хотя по роже вижу, что не понял Борислав ничего. Но разговор на этом заканчиваем. Братцы уходят, а я со своим положением прилипалы мирюсь наедине с собой. За разговором женушки братьев успели собрать топливо для костра. Остановились ночевать у небольшой рощи. Темнело и такое решение казалось разумным — следует набраться сил перед новым маршем, который начнется завтра с утра. Да и у меня уже ноги заплетаются — всяко в тему.

Несколько минут спустя развели костер. Потянуло готовящейся едой — у славян с собой провизия, которую они сумели захватить из Ладоги. У меня нет ничего, облизываюсь и слушаю как бурчит собственный желудок, едой с ним никто не поделился. Еще одно неприятное наблюдение — оказывается в виртуальном мире тоже хочется есть, да еще и как.

Чтобы попусту не дразнить себя запахом еды, отхожу подальше от костра, хотя никто меня оттуда не гонит. Усаживаюсь на землю и, подобрав колени, опускаю подбородок на них, устремив взгляд вдаль. Крепко задумываюсь. Странно все оборачивается итого. Если я все правильно рассчитал, то незаметно минули сутки с того самого момента, как я вышел на созвон с Толей и запустил программу. Уже должен был случиться аварийный выход из системы виртуального мира. Но ничего не случилось. Передо мной маячила перспектива провести ночь в чистом поле на сырой земле. Температура падает и в захудалой рубашке и портах холодно. Я хоть и стараюсь согреться, растирая тело ладонями, но выходит дрянно — очень скоро начинает першить горло, появляется насморк и поднимается температура.

Раскачиваюсь из стороны в сторону и смотрю на звезды, в один миг вдруг отчетливо поняв, что никакого виртуального мира больше нет… Я оказался прямиком в 862 году физически, реальный мир прошлого и виртуальный мир будущего переплелись и шагнули за пределы созданной программы. Как это произошло? Я даже не стал искать ответ — когда ты сгораешь от жару, без куска съестного во рту, единственные мысли в этот миг — как выжить в новой реальности. Новая реальность заставляет действовать. Поднимаюсь на ноги, покачиваясь, собираю траву для «матраса», на котором смогу пережить эту ночь. И насобирав внушительную охапку, иду к костру, рядом с которым возвожу свою ночную кровать. Славяне спят после тяжелого дневного пути. У костра теплее и несколько минут спустя, закрыв глаза, я поддаюсь размышлениям о Новгороде. Великом Новгороде, куда теперь лежит мой путь вслед за группой торговцев из Ладоги и их семьями. Ловлю себя на мысли, что думаю отныне своим новым настоящим — реальностью земли, в которой оказался. Возникают новые вопросы — что если все сложилось совершенно не так, как известно в официальной истории. Не зря ведь существовал спор по поводу 862 года в науке? Спор существовал потому, что никому из ученых не было достоверно известно о том, как все происходило на самом деле, а значит вариаций событий могло быть великое множество. Братья уверенно говорят, что атака данов на Ладогу — привычное дело. Что захватчики не ходят дальше берега и не заходят в Новгород потому, что там собак пришлых погонят варяги. Так что если в таком случае атаковал Ладогу не Рюрик? Что если Рюрик, тот Рюрик, который известен как первый русский князь, сейчас сидит в Новгороде? Уже сидит там на княжении, чем черт не шутит? Об этом же сказано в летописи, в конце то концов. Да, система четко идентифицировала лидера напавших, как Рюрика Ютландского, но этот товарищ лишь «один из», претендовавших на место реального Рюрика, как первого князя в 862 году. И вообще, вполне может оказаться, что на эти земли пришли сразу несколько «рюриков» в одно и то же время, а учитывая погрешность летописи в датировке, так фиг его знает как оно на самом деле. Узнаю…

С этими мыслями проваливаюсь в глубокий сон, не ведая, что будет дальше и в какой реальности я проснусь.

Утро выдалось тяжелым. Я с трудом продираю глаза из-за того, что начал замерзать. Температура спала, мне стало чуточку лучше — рана, как на собаке, снова начала затягиваться.

За ночь костер выгорел и теперь практически не отдаёт тепла, хотя славянам все же кое-как удалось соорудить из выгоревших угольков подобие печки. От угольков идёт жар и прямо туда положили горшочки с провиантом, чтобы как следует разогреть. Сказать, что мне хочется есть, значит ничего не сказать. Пожалуй, именно голод таки заставляет меня окончательно проснуться и подняться, оторваться от своего псевдо-матраса из сложенной на голой земле травы, теряя последние кусочки тепла в это холодное утро. Вижу, что подо мной остается красное пятно — рана видать кровила, вся повязка влажная. Снимаю, делаю по новой — отрываю второй рукав у рубахи.

С завистью кошусь на горшочки с провиантом, содержанием которых предстояло отзавтракать славянам. Мне тоже следует подумать чем набить желудок на первое время. Голод не тетка и очень скоро можно получить голодный обморок. Да и рана заживает хуже, когда в организме нет на то энергии.