— У наших господ каган в имении есть отличный гарем. Доживет — туда пойдет.

Полянин делает внушительную паузу и прожигает меня взглядом, на миг скользнув глазами по моей промежности, отчего я невольно сглатываю обильно выделившуюся слюну. Не к добру такие взгляды, а еще когда на причинное место смотрят, холодок по спине идет.

— Тебе там понравится, — продолжает он, губы кривятся в ухмылке, превратившись в тонкую нить. Подшагивает ко мне и почти что касается губами моего уха, перейдя на шепот. — Только вот незадача, благочестивый каган Аскольдир не терпит в его стенах никого, кроме евнухов…

С этими словами толстяк необычайно ловко и проворно для своей комплекции хватает меня за промежность и будто тисками сдавливает пальцами яйца, зажатые в его кулаке. Это произошло настолько неожиданно, что я не успеваю ничего предпринять — от боли заволакивает глаза, кровь приливает к вискам. Будь это удар, возможно, мне удалось бы увернуться или хотя бы среагировать. Но тут я никак не ожидал, что толстяк, у которого самого между ног болтаются два шарика, провернет подобный трюк, зная как это чертовски больно для любого мужика. Может полянин мыслит тем, что яйца мне больше не понадобятся?

От нестерпимой боли падаю на колени, ударяясь о землю коленными чашечками. Следует приказ «паковать» меня и двое славян из сопровождения толстяка отволакивают меня под руки в сторону от остальных пленных. Бросают на землю, пока я медленно прихожу в себя, а толстяк полянин продолжает свой осмотр пленных.

Но не зря, что называется, терпел — кое-чего ценного из разговора я извлекаю. Сведения, которые немного скрашивают гул в яйцах и позволяют переключиться. И не зря сейчас толстяк полянин смотрит баб, будто собирая женщин для того самого гарема… Аскольдира. Кагана Аскольдира. Имя, названное полянином ничто иное, как объединённое имя Аскольда и Дира, летописных варяг из дружины Рюрика, севших княжить в летописном же Киеве. Что получается на самом деле — у кого-то из ученых я встречал гипотезу, что имена князей родились в виду неточности перевода и с тех пор пошло это разделение. Только спор у того ученого шел о том является ли Аскольд и Дир одним человеком или их было двое? Да и ученый вроде как относил всех их к варягам! Так причем тут каган и варяжский князь? Хотя… вспомнилось другое исследование, автор которого с пеной у рта заверял, что Киев тех лет располагался на Дунае, а на Днепре откуда пришли эти товарищи, и выходит там была не больше ни меньше, а хазарская ставка? И этот Аскольдир никто иной, как хазарский ставленник⁈ Вон почему летописный Олег пошел на Киев и разбил своих бывших комрадов. Вон почему эти «поляне» покупают рабов, не брезгуя своими братьями славянами. Никакие это не поляне, а хазары, либо поляне охазарившиеся, предатели ассимилировавшие в среду каганата.

Очень интересно все складывается. Чувствую как на лбу выступает холодный пот — перспектива оказаться евнухом на дворе кагана Аскольда расцветает во всех красках. Если нет никакого Киева на Днепре, если меня поведут в хазарскую ставку во главе Аскольдиром, то помощи ждать не откуда.

Меж тем толстяк продолжает смотрины пленниц, причем делает это крайне избирательно. Викинги, на правах продавцов, подняли всех женщин, которые выставлены на торг. Пленными удалось взять четырнадцать представительниц прекрасного пола, новгородок в возрасте до двадцати лет край. Всех кто старше толстяк полянин отбраковывает небрежным жестом, взмахивая рукой так, будто смахивает пыль или мусор со стола. Отбракованными оказываются сразу шестеро. Старуха с почти что белыми от седины волосами, которую викинги, возможно, планировали продать в качестве служки. Троица женщин между тридцати и сорока годами, которые живя тяжелой жизнью утратили свою красоту и мало чем отличаются от седой старухи, если говорить о мужском внимании. Парочку девушек моложе, женщинами их назвать не поворачивается язык. Обоим едва перевалило за двадцать, обе пышногрудые, полнозадые и дышат здоровьем и красотой как на мой вкус. Чем они не угодны толстяку не знаю, но не стоит забывать, что в эти времена к возрасту отношение особое. Прибавь сюда тот факт, что отбор ведётся в гарем к кагану, так все становится на свои места.

Оставшихся четырнадцать «избранниц» толстяк осматривает по тому же принципу, что до того меня. Они поднимают руки, приседают, открывают рты и демонстрируют зубы, а в довесок полянин заставляет их обнажиться ниже пояса. Не совсем понятно, что хочет увидеть толстяк в женских генеталиях, потому что ни на извращенца, ни вообще на человека интересующегося женским полом, он не смахивает. Ничуть не удивлюсь узнай, что толстяк сам является евнухом при дворе Аскольдира.

— Вот эти, — заключает толстяк, обращаясь к дану и показывая на отобранных девушек. — За сколько отдашь?

— А за сколько взял бы?

— Ну… — полянин задумчиво касается пальцами подбородка.

— По две дихремы за голову, больше не дам. Нам еще их вести, боюсь довезем не всех…

Он наверняка приведёт еще тысячу и один аргумент в пользу названной цены, но викинг прерывает его.

— Двадцать, — он смотрит на девчонок, на полянина. — Двадцать дихрем вместо двадцати шести за всех.

Полянин усмехается, на щеках его вспыхивает румянец. Еще бы, викинг называет сумму на шесть дихрем меньшую той, которую сам толстяк только что назвал как отправную сумму торга. Сам же наверняка готов поднять ставку до трех, а может и четырех дихрем за пленника, а тут такая щедрость.

— Беру всех. С чего вдруг такая щедрость, заморыш?

Как и положено настоящему торговцу, думающему о своем благосостоянии, полянин думает о вверенных ему Аскольдиром деньгах, за которые наверняка отвечает головой. И ему любопытно, почему вдруг даны называют заниженную цену за отменный товар. Конечно истинную причину никто не скажет, но спросить он обязан.

— Шишак, — викинг впервые за все время обращается к толстяку по имени. — Передай Аскольдиру, что отныне это будет новая цена, если он будет торговать с нами.

— Ой ли?

Шишак не делано изумляется, при всей своей прошаренности не сумев скрыть сей факт, отпечатавшийся на лице. Он не задаёт вопроса, но по всему его виду считывается — с какого это перепугу разбойники поставляют товар? У хазар налажена торговля с местным людом и разрывать имеющиеся договоренности они не хотят.

Однако меняется и лицо викинга. Он вмиг серьёзнеет, от налета доброжелательности не остаётся следа, исчезает напускное гостеприимство. Теперь в нем я узнаю того самого варвара, который накануне жег города и убивал славян, будто мясник.

— Теперь мы тут хозяева, — в его голосе звучат металлические нотки.

Шишак подбирается от этих слов, расправляет плечи. Делает все то, чтобы потянуть время с ответом, потому что не знает, как реагировать на услышанное. По всей видимости, слова викинга не укладываются в голове полянина. Наконец, молвит.

— Нам надо подумать…

Викинг снова превращается в душку хозяина, принимающего гостей.

— Для того, чтобы лучше думалось великородному Аскольдиру, мы преподносим подарок — забирайте бесплатно остальных пленных. Они ваши.