— Так точно, — козырнул я. — Могу идти?

— Идите, унтер-офицер Кейн, идите, — махнул рукой Юнкер.

В эти дни я наконец-то обзавелся сейфом, в который легли кое-какие рабочие документы, мешок с перчаткой и «Виконт». Последний, кстати, попался на глаза Негору, который проявил к оружию большой интерес.

— Что там у тебя, Маловер? — спросил ефрейтор, кивая на рукоять револьвера, что выглядывала из-за приоткрытой дверцы сейфа.

— Это? — включил я дурачка. — А, просто личное оружие. Знаешь, после налета на участок как-то увлекся, подкопил и…

Ефрейтор же в этот момент уже по-хозяйски нырнул в мой сейф, извлекая «Виконта».

— Ого! — взвесил мужчина в руке ствол. — Это что, ламхитанский?

— Ага, — кивнул я.

Зейт с любопытством покрутил «Виконта» в руках, взвесил, прицелился, заглянул в каморы, пощупал патроны.

— По мне, великоват. Особенно рукоять. Не схватиться, будто болтается в руке, — сообщил ефрейтор. — И отдача небось плечо выбивает?

— Есть такое, — улыбнулся я.

Сослуживец даже не догадывался, почему у моего револьвера такая рукоять. Чтобы можно было стрелять прямо в латной перчатке.

— Ну, оружие хорошее дело для мужчины, — подытожил ефрейтор. — Господин Юнкер, вот, ножи собирает.

— Правда? — удивился я.

Ефрейтор важно кивнул.

— Если надо будет подмазать… поблагодарить господина Юнкера, можешь смело дарить что угодно по уходу за клинками. Масла, шелковые тряпочки, точильные камни… Бархат на обивку футляров — тоже хорошее дело.

— Понял, спасибо за совет, — кивнул я ефрейтору.

Не зря я сводил мужчин тогда в ресторан, это наладило отношения с младшими чинами. Казалось, Негор решил, что ему обязательно надо взять надо мной негласный патронаж и помочь молодому офицеру втянуться в трудовые будни участка. Я на самом деле многого не знал о реальной службе и совет или подстраховка мне не помешают.

То, что ефрейтор увидел «Виконта» меня тоже мало беспокоило. На самом деле, я вообще планировал специально его «забыть» на столе или вот так, в сейфе. И то, что Негор так рано заметил мое основное оружие, было мне даже на руку. В моих планах было «нормализовать» ношение «Виконта», как часто это делали офицерские чины в управлении. Если не как основное оружие, то хотя бы как дополнительное, в кобуре под кителем. Безликие не будут смотреть на мой график, выходной я или на службе, а столкнуться с тем же скребуном, имея на руках только табельную хлопушку — верная смерть.

Тут важно понимать, что безликие сами вылезали на мой «запах», который давала мне реликвия де Гранжей. Как скребун из квартиры господина Наусса пришел по следу собственной крови и шлейфу перчатки в участок, так и на меня со временем должна начать переть всякая мерзость. На самом деле, я был почти уверен в том, что Пауль Эссау пропал, потому что на том месте ранее побывал я, а не потому что я избил парня в кровь. Так что постоянное ношение нормального револьвера — вопрос выживания.

Позже, когда ефрейтор ушел на какой-то вызов, я проскользнул на цокольный этаж, где расположился архив третьего участка. Там, среди чуть косых рядов стеллажей и стоек, на которых хранились папки и коробки с делами, я начал искать все, что касалось сквера и пропажи людей в том районе.

В итоге набралась внушительная стопка пустых папок только за последние десять лет. Сорок шесть заявлений о пропаже людей, протоколы опроса, пара служебных записок и… Больше ничего. Ни одной зацепки, ни одного тела. Полсотни человек будто бы растворились в пустоте. Я выбрал еще десяток дел, которые показались мне подозрительными, и, перетащив все это добро в свой кабинет, стал разбираться с бумагами.

На чтение протоколов и объяснительных у меня ушел остаток дня. Все они были сделаны как под копирку: кто-то из родственников или знакомых по прошествии суток приходил в участок, чтобы заявить о пропаже. Все эти люди просто вышли по делам и не вернулись. Опросы на рабочих местах тоже ничего не дали. То есть исчезали они где-то посередине между работой и домом.

Если я пойму, скольких людей уволок безликий, я смогу предположить его класс. Больше двух трупов в год — уже большая проблема, а папок у меня около полусотни. Значит, надо исключить тех, у кого были хоть малейшие причины исчезнуть.

До конца следующего дня я перебирал дела. Выбросил из выборки тех, кто жил и работал в другом конце района от сквера и не мог оказаться там случайно. Потом — исключил молодых девушек из неблагополучных семей. Эти могли податься в бега. А вот десяток тихих работяг и алкоголиков, на исчезновение которых никто толком не обратил внимания — меня заинтересовал.

В жизни столичного алкаша происходит не очень много необычного. Маршруты у этих людей одинаковые, к бродяжничеству они если и склонны, то в пределах какой-то своей территории. С рабочими вообще все понятно — эти тянут свою лямку, тихо выпивают по вечерам дома и с переменной интенсивностью поколачивают жен и детей, если с характером не повезло. Так куда же они делись?

Я раздобыл карту района у Негора, выписал адреса и места работы пропавших, и стал строить маршруты. По моим самым смелым оценкам, жертвами безликого за последние десять лет стали семь человек. Не так и много, на самом деле. Не похоже на кормежку по весне или осени, совсем не похоже. Ведь если бы это была сезонная охота, трупов было бы минимум один в год, а скорее, и два.

Не знаю, что там наплел Негор моим прочим коллегам и даже Юнкеру, который был на месте во второй день, но меня никто не трогал. Я, конечно, заполнил пару бланков и даже принял в работу дело об одной краже — абсолютно бесперспективное заявление о том, что кто-то вскрыл пустую квартиру и вынес «ценности» в виде старого чайного сервиза и пары одеял — но вообще меня не трогали.

К концу второго рабочего дня я чувствовал себя абсолютно разбитым. От пыли старых папок, мелкого почерка предшественников и казенных формулировок протоколов голова шла кругом, но дома было покати шаром, так что после работы ноги сами вынесли меня к гастроному на углу.

Все та же хмурая тетка за кассой, небольшая очередь, которая грозила вот-вот перерасти в толчею. Я тихо встал в очередь и стал ждать, когда обслужат людей передо мной. Впрочем, продавщица особо не торопилась — ее коллега куда-то отлучилась, и женщина томно перемещалась между двумя отделами, мясо-молочным и бакалейным — словно и не было в помещении полтора десятка голодных агионцев.

Какая-то бабка зло покосилась на меня, стоящего с разбитым лицом, но по форме, после чего громко, так, чтобы слышала вся очередь, шепнула товарке:

— Ишь! Пошли полицейские! Морда как у моего соседа, синяя вся! Совсем молодежь от рук отбилась!..

На меня стали бросать любопытные взгляды — в основном женщины. Мужчины, завидев и офицерские погоны, и табельный револьвер в кобуре, вели себя как-то тише.

Буквально за пять минут группа из четырех старух уже вовсю мыла мне кости на тему пьянства и распутности современных городовых, я же стоял и ждал, когда это все закончится.

— Чего вам? — грубо спросила тетка-продавщица когда подошла моя очередь, вылупившись на меня так, словно я отвлекал ее от крайне важных дел государственной важности.

— Макарон пачку, масла, бутылку молока… — начал перечислять я.

— Из мясного отдела что надо⁈ Я что, бегать буду⁈ — нахамила тетка.

Это едва не стало последней каплей. В глазах потемнело от злости и мне очень захотелось потянуться через прилавок и сделать с хамкой что-нибудь травмирующее. Но пара глубоких вдохов, каменное выражение лица, волевое усилие и я, улыбнувшись разбитыми губами, отвечаю:

— Конечно-конечно. Сосиски есть?

— Есть! Вот, лежат! «Любительские» и «Диетические»! — рявкнула тетка.

Я посмотрел на холодильник, в котором лежала указанная продукция, и прикинул, что в диетических мяса не будет совсем. В «Любительских», впрочем, тоже ситуация так себе, но там будут хоть вкрапления жира. Надо поискать тут в округе мясную лавку и начать покупать вырезку и птицу, или заказывать у мясника фарш. А то с этим ассортиментом ноги протяну…