С покрытых бронзовыми пластинами стен на беглеца смотрели боги и герои. Жрец у входа в храмовый придел от удивления выронил связку дров. Оттолкнув жреца, Павсаний ворвался в помещение и задвинул засов. Тяжело дыша, опустился среди кож, храмовой утвари, рулонов войлока, мешков с паклей.

Когда в дверь заколотили, регент даже не пошевелился. Просто смотрел, как от ударов створки заходили ходуном.

"Врешь — не возьмешь, — мстительно бормотал он, — из убежища выдачи нет".

Дверь слетела с петель, но внутрь никто не зашел. Вскоре гиеродулы подвезли на тачках камни. До вечера они закрывали кладкой дверной проем. Павсаний в последний раз увидел кусочек закатного неба, потом придел погрузился в непроглядную темень.

Прошло несколько дней. Замурованный заживо, измученный голодом и жаждой, доведенный до отчаяния Павсаний ждал чуда. Пока было чем, ходил в углу придела. Вскоре вонь стала невыносимой, но он терпел.

Однажды утром регент проснулся от грохота — на земляной пол посыпалась черепица. Сквозь разобранную крышу прямо в лицо било солнце. Со стропил на него смотрели люди — насмешливо и зло.

Он запаниковал: "Неужели эфоры отважились на святотатство!"

Не было сил ни встать, ни закрыться от яркого света.

В полдень с крыши спустились люди. Привязав веревки к рукам и ногам Павсания, вытащили его наружу. Но регенту было уже все равно — он умирал от истощения.

Вечером его не стало. Окружив мертвое тело, эфоры решали, что делать дальше. По законам Ликурга труп преступника полагалось сбросить в Кеадскую пропасть, но без предъявления обвинения и вынесения приговора Павсаний преступником не считался.

Мало кто пришел оплакивать регента. Слух о его предательстве распространился по Спарте, поэтому ни один из олигархов или всадников не рискнул своей репутацией ради поминальной церемонии.

Ойкет положил хозяину в рот обол для Харона. Кухарка дрожащими руками развернула тряпицу, в которой была завернута медовая булочка. Всунув Павсанию в ладонь зороастрийский амулет, она забормотала древнюю молитву из "Авесты".

Жена и двое малолетних сыновей регента не осмелились покинуть дом. Из окна гинекея семья со страхом смотрела на собравшихся перед воротами виллы женщин, которые в бессильной злобе швыряли камни через стену.

Труп закопали недалеко от пропасти. Старушка мать долго сидела возле надгробия, вытирая слезы и поглаживая холодный шершавый камень ладонью.

Заговорщики и на этот раз собрались в доме Паниасида.

Обсыпанный темно-синими ягодами миртовый куст издавал тонкое благоухание. Освобожденные от плодов оливы облегченно расправили ветви. Астры раскрыли на клумбе перед статуей Зевса Патрооса фиолетовые бутоны.

Опустив голову, Херил заявил, что смерть Агесии лежит на его совести — он не должен был отпускать ее в дом Лигдамида одну. Паниасид не соглашался: кто мог знать, что островитянку узнают.

— Надо найти другой способ, — мрачно сказал галикарнасец. — Я не имею права подставлять друзей. Но и тянуть нельзя…

Сошлись на том, что предстоящие Малые Панионии в честь Посейдона Геликонского в Приене — самый подходящий случай для возмездия. Эллины Ионии и Дориды во время праздника решали в том числе и политические вопросы. Лигдамид собирался на встречу с архонтами пяти приморских городов для восстановления справедливости.

Много лет назад галикарнасец Агасикл победил в пентатлоне на празднике в честь Аполлона Триопийского. Но вместо того чтобы посвятить богу полученный в качестве приза медный треножник, он отнес его домой и повесил на стену. За этот проступок Галикарнас был исключен из дорийской амфиктионии Аполлона.

Лигдамид считал, что с тех пор утекло много воды. Он не сомневался: жертвенный бык мычанием не только подтвердит свою готовность умереть на алтаре, но и даст сигнал к взаимному примирению полисов Шестиградья[53].

Менону, как приближенному к эсимнету лицу, была известна дата выхода эскорта из города — двадцатого пианепсиона. А жертвоприношение назначено на двадцать пятое и приурочено к концу навигации. Для подготовки покушения оставалось несколько дней.

К Милету из Галикарнаса вела только одна дорога — вдоль Грионского хребта. Чтобы оттуда попасть в Приену, нужно пересечь Латмосский залив на лодке. Легче всего будет напасть на Лигдамида по пути в Милет.

— Все началось с камней, — со злорадством сказал Паниасид. — Камнями и закончится. Только на этот раз они будут большими.

По замыслу мстителя, Геродот с Херилом заранее подкопают несколько валунов на гребне. Геродот сразу вернется в Галикарнас, чтобы подготовить семью к побегу. Херил заночует в горах, а с рассветом начнет следить за дорогой. Как только бига Лигдамида поравняется с засадой, он устроит камнепад.

Вряд ли получится разбить бигу. Наемники из эскорта полезут в горы, чтобы выяснить, кто и зачем спустил лавину. Херил должен к этому времени скрыться.

— Столкнул — и сразу беги, — учил Паниасид саммеота. — Не смотри вниз, не теряй время. Твоя задача — создать затор на дороге. Остальное — мое дело.

Он решил, что в возникшей неразберихе сможет легко подобраться к тирану и убить его кинжалом. Теперь Лигдамид знает нового казначея в лицо, а значит, тревогу поднимать не станет.

Мститель будет рядом — среди музыкантов, которые должны принять участие в мусическом агоне на второй день праздника. Кинжал можно спрятать в сумке вместе с принадлежностями для кифары: бронзовым плектром, запасной самшитовой планкой, обрезками бычьей шкуры, мотками бараньих кишок.

То, что покушение состоится за пределами Галикарнаса, еще и лучше — у семьи будет достаточно времени на побег. Геродот лишний раз проверит схрон.

Обсудив детали, заговорщики отправились спать…

С утра женщины начали готовиться к жизни в пещере. Евтерпа и Дрио собирали одежду в большой сундук, паковали по мешкам посуду. Лике, Геродот и Формион занялись телегой.

Паниасиду снова пришлось идти в порт к трапезитам — семье точно понадобятся деньги. Иола с Феодором отправились на рынок за новыми запасами.

Первым делом приценились к сушеному винограду и смоквам. Добавили в корзину орехов. В овощном ряду выбрали капусту, лук, чечевицу, бобы.

Потом настала очередь масла, уксуса, меда. Еще купили мешок муки и мешок соли. Оплатив покупки, наняли двух крепких носильщиков с тележкой.

Пока Иола отсчитывала задаток, Феодор засмотрелся на обезьянку, сидевшую на руке дрессировщика.

— Да ты уже здоров! — Менон неожиданно положил руку ему на плечо. — Тебе понравился мой подарок?

Феодор смущенно поблагодарил.

Потом добавил:

— Сегодня мы купили только вяленых.

— Зачем, когда есть свежие? — удивился гиппарх.

— Нам в дорогу… — начал было Феодор, но Иола успела его прервать.

Закрыв собой племянника, недовольно посмотрела на Менона. Вечно возникает ниоткуда, лезет с разговорами. Какое ему дело?

— Пойдем, нам еще сыра надо купить. — Она подтолкнула Феодора вперед.

Менон задумчиво смотрел им вслед.

"В дорогу, значит…" — недоумевал он.

Что-то здесь не вязалось: куда и зачем. Не собираются же они всей семьей сопровождать Паниасида в Приену. Но все встает на свои места, если семья готовится скрыться из Галикарнаса. Неужели казначей все-таки решился на покушение.

Догадка все больше казалась обоснованной. Ох, неспроста приживалка Иолы пыталась тайно пронести в дом Лигдамида оружие. Ведь как раз в этот день Паниасид с ним встречался.

Эсимнету повезло, что наемник… как его — Гринн, что ли, — …проявил бдительность. Паниасиду тоже повезло: никто в доме Лигдамида не знал, откуда в Галикарнасе взялась дочь архонта Хоры.

"Нет, Паниасид, я не дам тебе провалить задание. Если ты не передашь Лигдамиду предложение Кимона, то это сделаю я". — гиппарх решительно зашагал к улице Изготовителей ларей…