— Давай в дом!

Оба взлетели по ступеням. За спиной слышался топот преследователей.

Геродот с досадой вспомнил, что беспечно повесил свою махайру на спинку клисмоса в андроне. Он хотел броситься туда, но дядя указал на лестницу, которая вела из ойкоса в погреб.

Захлопнув за собой дверь, Паниасид задвинул засов.

— Почему сюда? — спросил Геродот.

— Здесь есть еда и вода. Если это воры, то они точно уйдут. Ночью я вылезу, чтобы проверить — ушли или нет. В драку лезть ни тебе, ни мне сейчас нельзя, потому что нам надо своих спасать. Мало ли что…

В дверь заколотили снаружи. Послышалась грязная брань.

Дядя с племянником тревожно ждали, что будет дальше. Паниасид сжимал рукоятку махайры. Геродот вооружился деревянной колотушкой для отбивания мяса.

Внезапно кладовая стала наполняться запахом гари. Вскоре сквозь щель между створками повалил дым.

— Сволочи! Дверь подожгли! — прорычал Паниасид.

— Что делать? — спросил Геродот.

Почему-то ему не было страшно.

— Значит, так, — в голосе дяди слышалась мрачная решимость, — будем выбираться. Я сейчас выбью дверь. Вряд ли воры этого от нас ждут. Ты сразу беги наверх, пока они не очухались. Только не в андрон, а в перистиль. Если увидишь копье — хватай и защищайся. Если нет, беги из усадьбы в лес. Они тебя преследовать не будут — им не ты нужен, а деньги. Дальше не знаю… Я тебя найду.

Из-за едкого дыма щипало в глазах. В комнате уже было нечем дышать. Паниасид распахнул ставни на маленьком окне под самым потолком, но от сквозняка пламя только усилилось.

— Давай! — крикнул Паниасид.

Он изо всей силы пнул Дверь ногой. Обгоревшая створка с треском развалилась. Закрыв лицо рукавом хитона, Геродот бросился в черный проем.

В темноте он различил, как вор помогает подельнику подняться с пола. Первого он оттолкнул, через второго перепрыгнул. Третий махнул ножом, но не достал.

— Держи его! — заорал Гнесиох.

Беглец в несколько прыжков одолел лестницу. Выскочив в перистиль, бросился к тому месту, где лежал мертвый эпибат. Вот и копье! Геродот обернулся, держа древко обеими руками.

Пираты не торопились. Они осторожно подбирались к жертве с двух сторон, каждый вытягивал руку с ножом. Сейчас выйдет Гнесиох, и все будет кончено. Копье, конечно, мощное оружие, но в драке с тремя соперниками копейщику не устоять…

Гнесиох бросился на Паниасида. Галикарнасец увернулся от ножа, при этом споткнулся и упал. Меч зазвенел по каменному полу. Курчавый навалился сверху, взял удушающий захват.

Уже задыхаясь, Паниасид дотянулся до аскоса. От удара в голову кувшин разбился. Уксус залил Гнесиоху глаза. Он кричал, пока галикарнасец молотил его кулаками по лицу. Но когда Паниасид сунул соперника головой в кратер, вопли прекратились.

Вскоре затихли и судорожные рывки руками. Тело курчавого обмякло. Паниасид для верности опустил его еще глубже — по пояс. Потом так и оставил лежать: голова и торс в воде, ноги на полу…

Геродот жался спиной к колонне, делая выпады то влево, то вправо. Гринн с Баттом держались на безопасном расстоянии, выжидая удобный момент для атаки.

Одинокий копейщик успел бросить взгляд на портик. Кто-то бежит. Неужели бородатый пират? Если дядю убили, все кончено. Без Паниасида ему долго не продержаться…

Дядя кинулся на выручку племяннику. Пираты растерялись. Галикарнасцу хватило мгновения, чтобы нанести удар. Охнув, Гринн схватился за предплечье, на котором расплывалось красное пятно.

Тогда Батт жестами показал: все — мы уходим. Паниасид не стал их преследовать. Как и тогда в Коринфе, дядя с племянником просто смотрели в спины пиратов, пока те не покинули перистиль.

Потом оба вернулись в дом.

Галикарнасцы спали тревожно, ожидая новой атаки.

Да Паниасид и не спал почти — просидел всю ночь спиной к стене андрона, держа махайру на коленях. Геродот долго ворочался на клинэ, но к рассвету затих.

Утром Паниасид заявил:

— Так дело не пойдет. Мы не знаем, сколько их, где они и когда вернутся. А вернутся точно: не дом обчистить, так хотя бы тело подельника забрать.

— Куда пойдем?

— Обратно в лагерь. К полудню доберемся.

Старика похоронили за выгульным двором. Геродот сунул в котомку оставшиеся от обеда лепешки и сыр. Паниасид оседлал кобылу. Подсадил племянника, потом вскочил сам.

Ехали шагом. Так и лошадь не устанет, и слышно, что происходит вокруг. Пихтовый лес недовольно шумел, словно пугая чужаков. В ущельях гулял ветер. Паниасид сжимал копье, готовый дать отпор хоть лесному духу, хоть грабителю с большой дороги.

Когда между холмами засинело море, из чащи вынырнул афинский дозор.

Эпибаты привели беглецов в шатер стратега. Кимон сидел на походном дифросе, вглядываясь в расстеленную на земле шкуру с рисунком местности.

Он смерил галикарнасцев удивленным взглядом:

— Я же вас в усадьбу Эвриптолема отвез.

— На нас напали, — сказал Паниасид. — Зарезали сторожа. Мы еле отбились.

— Кто?

Паниасид пожал плечами:

— Думаю, что обычные воры. Трое. Одного я убил. Дальше там оставаться было опасно.

Кимон огладил бороду пятерней. Подумав, отправил Геродота к санитарам в обоз, а Паниасиду приказал ждать возле шатра — будет вестовым.

Лагерь бурлил: эпибаты готовились к бою. Одни проверяли крепление рукояток на внутренней стороне щита, другие чинили ремешки сандалий, третьи точили лезвие махайры, ножа или наконечник копья.

Паниасид обратил внимание, что у многих гоплитов к щиту крепится кожаная привесь, как это принято у персов.

"Ветераны, — с уважением подумал он. — Такой опыт приобретается только ценой крови".

Геродот спустился в лощину, где санитары готовились к приему раненых. Два раба, сидя на корточках в повозке, перебирали арибаллы с мазями и пуки перевязочной ветоши. Еще двое наполняли водой большой пифос. На огне закипал медный котел.

Галикарнасца тут же отправили к реке за вязовой корой для обеззараживающего отвара. Так он и бегал до заката: то нарвет кизиловых листьев, то принесет охапку василистника, то надергает стеблей девясила.

Отдыхал, наблюдая за работой санитаров в повозке.

Один из них протянул ему пиксиду, наполненную темно-коричневыми шариками:

— Давать надо только тем, кто кричит от боли.

— Это что? — спросил Геродот.

— Меконин. Загустевший маковый сок. Просто чтобы ты знал, где лежит.

— А если не поможет?

— Тогда вот это. — Раб протянул бронзовую статуэтку женщины со змеей. — Гигиея. Больше у нас ничего нет.

Когда ветер задувал с суши, из-за леса доносилось пение — армия Фаланта воодушевлялась перед боем. Разведка донесла, что повстанцев около восьми тысяч. Кимон принял решение вооружить гребцов и матросов, иначе перевеса не добиться.

Мантис долго не отходил от походного алтаря. Измазанными кровью руками тщательно потрошил утку. Когда солнце опустилось в такую же красную марь над горизонтом, стратег потребовал отчета.

— Прилетела справа — это хороший знак, — важно заявил жрец. — Убили с первого выстрела — тоже хороший. Печень здоровая, суставы не опухли, в желудке нет щепок и камней — очень хорошо.

— Вывод? — спросил Кимон.

— Знамения благоприятные, — довольным тоном заключил жрец…

На рассвете островитяне пошли в атаку.

Сначала из леса полетели стрелы. Фаланга Кимона прикрылась щитами. Потом среди деревьев показались бегущие повстанцы. С воем, размахивая топорами и дубинами, они мчались на афинян.

Первыми врага встретили пельтасты. Одни раскручивали над головой пращу, другие метали дротики. Исчерпав запас снарядов, воины бросались в бой с ножом.

Эпибаты в волнении наблюдали за боем, ожидая команды опустить копья. Наконец запели авлосы. Фаланга медленно двинулась вперед — навстречу врагу.

Повстанцы накатывали волнами. Пельтасты уже не могли сдержать напор врага. Тогда они разделились, чтобы защитить фланги. Конницу Фалант не мог себе позволить, но для удара сбоку солдат у него хватало.