Литмир - Электронная Библиотека

А не рвануть ли нам в Ливадию, хотя бы на несколько часов. Чтобы смыть в баньке и речке все свои грехи — смыть мерзость и кровяную слизь повседневности. И упасть в прибережные травы. Или пусть даже в коровью лепеху. О чем я и сообщил по радиосвязи всей группе — о лепехе. Мое предложение было принято с восторгом, и мы покатили на природу заряжаться живительной энергией колдовской нашей Ливадии.

3. НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА

Понедельник — день тяжелый. И с этим трудно не согласиться. В особенности после праздничных мероприятий. На ливадийских грядках. С парной банькой. А после неё — квасок с хренком. Холодный квасок до ломоты в зубах. Эх, Ливадия, Ливадия, родина моя малая…

Моя жена Полина вместе со своей мамой Екатериной Гурьяновной, то бишь моей тещей, привели дом в образцовый порядок, что можно было принимать дипломатов. Но вместо них оказались мы.

— Как дела, родная? — поинтересовался я, улучив момент. — Лариска Борсук интересовалась: не родила?

— Паразит, — отмахнулась жена. — Я же просила, а ты?..

— Больше не буду, — обнял за плечи. — Родим всем на зло.

— Сделал свое дело — гуляй смело, — с завистью вздохнула Полина. — А я как дура… сижу на грядках.

Когда выяснилось, что мне таки удалось заслать астронавта на незнакомую планету, жена, рыдая и стеная, устроила истерику. И заявила, что сделает аборт. Женщин я не бью — по принципиальным соображениям. Но, чтобы снять все вопросы, отвесил полноценную пощечину любимой и предупредил её о нехороших последствиях. Во всех смыслах. Наверное, я умею быть убедительным? И теперь мы имеем то, что имеем: новый мир, родной и пока неведомый.

Родим — несмотря ни на что: вот лозунг мой и всего нашего славянского народа.

Вечером, откушав домашних пирогов, наша боевая группа отправилась в город выполнять задание Родины (большой).

И вот теперь — понедельник, враг всего человечества. Я бы на месте ООН отменил этот день как вредный. После выходных — вторник. Два вторника. И никаких проблем.

В 6.00. утра генерал Орехов ярился через телефонную трубку, требуя объяснений по поводу трупа гражданина Моргулица. Генерал — поскольку наш товарищ пошел на повышение.

— А кто это? — пошутил я со сна. — Кстати, Вольдемар, поздравляю с генеральским званием.

— Александр Владимирович, — стальным голосом проговорил специалист по антитеррору. — Вы что себе позволяете? У Моргулица есть депутатский иммунитет.

— Был, — поправил я.

— А за поздравление спасибо.

— Пожалуйста, — ответил я. — С вас, генерал, бутылка.

— Две бутылки, если ответишь на вопрос: кто убил Моргулица?

— Не мы.

— А кто?

— Это не телефонный разговор, — потянулся к окну. Даже птахи не функционировали в кипенном рассвете. Что это с господином Ореховым? Волнуется за свое теплое, насиженное местечко и новое высокое звание?

В конце концов, накрепко обматерив друг друга, мы уговорились о встрече на нейтральной полосе. В известном для всех спецслужб местечке. В уютном скверике между двумя театрами. Под липами. Удобная точка для доверительных бесед, содержание которых тотчас же становится известным дворникам из Лубянки.

Когда вы с приятелем, отдыхая на лавочке, болтаете о любимой власти всякие пакости и замечаете, как медленно к вам приближается человек, шаркающей метлой по дорожке, убедительная просьба произносить слова четче и громче. Для облегчения труда операторов, страдающих профессиональным заболеванием — тугоухостью.

Надо понимать, у нас каждый имеет право на труд, и работает там, где отечество приказывает. Помогайте бойцам невидимого фронта, и они помогут вам. Шутка.

В скверах разгуливал праздный люд: мамы катили коляски, папы листали газеты, пенсионеры колотились в шахматишки, сознательные бойскауты тренировали Джульбарсов для будущей службы на границе с Украиной.

Светило катилось в деревьях, как колесо истории во времени. Воздух был прозрачен и чист, как шведская водка «Aбсолют».

Заканчивая марш-поход по городу, я увидел уморительный пейзаж. Пяток дворников толпились на одном квадратном метре. Без орудия производства. Но в плащах и фетровых шляпах.

В самом квадрате примечался новоявленный генерал, замаскированный под простого советского (б) чиновника. В костюмчике от покойного Версаче.

Я хотел пройти мимо, чтобы телохранители случайно из меня не сделали мишень. Но меня признали, отмахнув — милости просим в священный квадрат.

Люди в плащах и шляпах растворились в соседних кустах, будто грибники в лесу. И мы могли спокойно поболтать на волнующие нас проблемы. На лавочке. Под липами. На которых шебаршились пташки — капали пометом на планету. Мне-то что — я в курточке, а вот ежели такая едкая плюха на Версаче? Я было собрался предупредить товарища об этой опасности, да он отвлек вопросом о ЧП близ железнодорожного вокзала.

Я привел убедительное алиби о непричастности меня и нашей группы к бомбе. Это не наш метод убеждения, сказал я. А чей, спросил генерал. Я доложил. В общих чертах, но с некоторыми конкретными подробностями, касающих финансовых махинаций. Орехов задумался. Или сделал вид, что задумался.

— Молодчина Кеша. Хитро сработано. Не копнешь. Да, и зачем копать?

— Правда ваша, генерал, — пожал плечами.

— Давно надо было эту бочку с говном, — и уточнил. — Это я про Моргулица. — И свободно вздохнул. — Есть справедливость на небесах. А, Алекс?

— Есть.

И мы взглянули вверх, где вершилась высшая справедливость. Когда опустили очи долу, узрели студентку в облегающих джинсиках и джемперочке. С такой грудью, что её можно было использовать, как подставку для книг во время поездки в метро — в час пик.

— Хороша, — крякнул генерал. — Говоришь, со старичком уговорились?

— За коньячком-с.

— Это хорошо.

— А что плохо? — попытался я отвлечь товарища от приятных для глаза удаляющихся форм.

— Что плохо? Все хорошо… Э-э-э, в смысле, плохо, что возникают новые проблемы.

— Проблемы? — оживился я. — Ну-ну?

— Как дитя радуется, — покачал головой. — Очень сложные проблемы.

— А когда были легкие?

— Алекс! Я вот удивляюсь. К тебе все говно притягивается, как магнитом.

— Это как? — обиделся я.

— Все вокруг тебя взрывается, кровь бурлит, стрельба-пальба, трупы штабелями, а у меня? Тишь да благодать. Как это понимать?

— Я — практик, ты, Вольдемар, теоретик, — ответил я. — Можем поменяться местами.

— Э-э-э нет, разве что на лавочке, — хмыкнул штабист.

И вправду пересел, опасаясь за костюмчик. Поскольку бомбометание пометом на его стороне шло куда интенсивнее, чем на моей.

— И что за проблемы? — сдвинулся я на генеральское место.

— Надеюсь, тебе известно сложное международное положение…

— Вольдемар, будь проще.

— НАТО прет на восток, так?

— Так.

— Ему нужно дать по сусалам, так?

— Так.

— А наши политикашки-какакши собственной тени боятся, так?

— Да, так-так! — не выдержал я. — И что?

— Ничего, — генерал неопределенно махнул в сторону. — Есть одна проблема, но ею другие занимаются. Если не сложится, тогда — пожалуйста.

— Надыбить оружие нового поколения? — предположил я. — Всегда готов.

— Алекс, рано пока об этом, — взглянул на свои часы. — О! Мне пора.

— Хорошие ходики, — заметил я. — «Командирские».

— Подарок, — и начал движение к подъему высокопоставленного тела.

— И все? — удивился. — И надо было будить меня в шесть утра?

— Нет, не все, — снова сел на лавочку. — Ты держи своих в ежовых рукавицах.

— Что такое?

— Вчера Резо пристроил скандал в зале Чайковского. Нехорошо. Мешал проводить мероприятие. Рояль треснул. Общественность считает, что это происки шовинистов-националистов. У нас что, Хулио меломан?

— Да, — признался я. — На балалайке играет. И лютне.

— Лютне?

Птичье бомбометание завершилось точным попаданием. На плечо генерала Орехова, который сидел на моем прежнем месте.

33
{"b":"85121","o":1}