– Маслов, мне тебя убрать – вопрос одного звонка, – уверенно заявила я, смотря в упор на ухмыляющуюся рожу капитана. – И ты на Колыме вертухаем или зэком. Так что решай: что тебе ближе?

Ухмылка медленно сползала с его лица. Задумался: не перегнул ли он со мной палку? Но извиняться или признавать свою неправоту такие типы, как Маслов, не умели. И он снова оскалился, только уже в зелёных глазах вспыхнул еле заметный интерес вперемешку с уважением. Семён не рассчитывал на сопротивление такого уровня от женщины. Думал, что припугнет и с меня станется. Но нет, не получилось. Скалится девка. Значит, надо подходить ко мне с другой стороны. По-доброму, не напирая.

– Ладно, Лисовская, поскалились и будет, – прищурив зелёные глаза, сказал Маслов. – Понял: ты хитрее, но я сильнее. Теперь давай по делу. Я ведь не просто поскулить пришёл.

– Дааа? – протянула я.

– Да, – чётко повторил он за мной. – Прогуляться нам надо до купеческих складов. И ты это…, забудь, что вчера говорил. Одно скажу: Настю любил и Тосю тоже, но это было вчера. Вчера был пьян, сегодня трезв. Вчера на эмоциях о деле забыл.

– Ну тогда пьяный ты мне нравился больше, – спокойно подметила я.

Быстро Маслов хоронил в себе чувства, которые терзали его душу последние несколько лет. Достаточно было отрезветь, чтобы избавиться от любви к женщине и от боли по убитому ребёнку. Меня это, как женщину, задело за живое. Может, потому что когда-то сама пережила подобное? Только по другую сторону любовных баррикад. И доносы на Шумского, как я поняла, он строчил по пьяни. Трезвый Маслов был абсолютно другим человеком, менее эмоциональным, но хамство из него перло в любом состоянии.

– Говно вопрос, Лисовская, к вечеру напьюсь, – и чуть качнулся ко мне.

Я отступила, выставив руку, чтобы пресечь неприятное мне сближение. И в это самое мгновение раздался звонок. Мы замерли. Вслушиваясь в шорохи за дверью я впервые, всего лишь на секунду, утонула в глазах малознакомого мне мужчины. Никогда не видела таких красивых зелёных глаз. Даже постепенно расширяющийся зрачок не смог поглотить их чистоту.

– Ждёшь кого-то? – громыхнул, не таясь, Маслов.

Я вздрогнула, выплывая из гипнотической зеленной трясины.

– Нет, – замотала головой, вспомнив, что дала Доронину сегодня выходной.

В дверь снова затрезвонили и Маслов отошёл в сторону, уступив мне дорогу. Не медля, я ринулась открывать ещё одному непрошеному гостю. И каково же было моё удивление, когда передо мной предстал Гончар. Парень топтался в коридоре, прижимая к себе лукошко, прикрытое кухонным полотенцем.

– Ванюша, – улыбнувшись, выдохнула я.

Парень смутился и опустил глаза на гостинец от матери.

– Это я… это мне… это… , – заикаясь, попытался объяснить причину своего утреннего визита.

Я была тронута не сколько желанием Тамары Николаевны отплатить мне вкусным завтраком за Доронина, сколько тем, как её сын обнимал лукошко. Вроде взрослый парень, при форме и не исключено, что в своё время будет при высоких погонах, а мнется под дверями, как вчерашний школьник. А Ваня и был вчерашним школьником. Пришёл к взрослой тёте с пирогами и, тщательно подбирая слова, прячет стыдливо голубые глазенки. Одно сплошное умиление. И эту милую невинность втоптал в грязь вышедший в коридор Маслов. Он демонстративно застёгивал пуговки на гимнастёрке, лениво подходя к нам с Ваней.

– О, Гончар! – приветственно удивился мой нагловатый гость. – Случилось чё?

Ванюша выпрямил спину и по-волчьи исподлобья посмотрел на Маслова. Парень был не рад их неожиданной встрече. Но и не испытывал страха перед грозным сотрудником местного НКВД. Одной мне становилось неловко от всего происходящего. Мелькнуло ощущение, что меня в этом коридоре делят, как вещь. И в молчаливом поединке взглядов побеждал опыт взрослого мужчины. Ведь в глазах Гончара были неопровержимые факты: Алеся Яновна растрёпанная, а Маслов не успел застегнуть портупею. Молодому милиционеру больше ничего не нужно, чтобы сделать свои неутешительные выводы: они любовники.

Обидно. Только вот кому обидно? Гончару? Мне было обидно, смотреть на разочарованного Ваню и самодовольного Маслова. Этому гаду хватило наглости выставить желаемое за действительное. Выйдя в коридор не по форме, Маслов дал понять наивному пареньку, что после вчерашней ночи я принадлежу ему. А тот в силу своей неопытности поверил!

Оправдываться? Зачем? Я не сказала ни слова в свою защиту. Оставила всё как есть: Гончара со своими выводами и Маслова со своим нахальным торжеством. Пусть где-то там в груди кошкой царапалась обида, зато я не опустилась до идиотских оправданий: почему в моей квартире мужчина. Да и кто такой мне Гончар, чтобы я перед ним распиналась в объяснениях?! Никто! И я отошла в сторону.

– Ничего не случилось, товарищ капитан, – запоздало ответил Ваня, бегло проводив меня взглядом.

– А чего пришёл? – подходя ближе, с ехидцей в голосе интересовался Маслов.

– Пирожки Алесе Яновне от мамы принёс.

– Пирожки от мамы – это хорошо! А то на кухне шаром покати. Да, Леся? – фальшиво пожурил меня Маслов и потянулся за лукошком.

Гончар крепче прижал к себе гостинец, отчаянно запротестовав.

– Это не вам, товарищ капитан, а Алесе Яновне!

– Гончар, не будь дураком, иди работай! – сказал Маслов и дёрнул лукошко на себя.

Бедный Ванюша. Мальчик с огромными голубыми глазами, в которых, как в зеркале, отражалось моё раздосадованное лицо. Он так смотрел на меня, когда Маслов выдирал из его рук это злополучное лукошко, что в сердце защемило. Стало как-то неуютно в собственном теле. Доселе неизвестное противоречивое чувство одолело меня: вроде сердце еле бьётся, но в висках пульсирует кровь. Мысленно смотрю на себя со стороны и самой становится противно от собственного бездействия на грани равнодушия. По-хорошему мне бы остановить Маслова, а я стою, молчу и не двигаюсь с места, пустив всё на самотёк. А с другой стороны: что мне было делать? Вклиниться меж ними в маленькой потасовке за пирожки? Как-то несерьёзно всё это. По-детски, что ли? Да и не привыкла я, когда из-за меня перетягивают лукошки. Костя с Пашей меня не делили. Костя сказал: «Выходи за меня», а Паша пожелал счастья. И никакого соперничества… , никакого мордобоя… А тут. Вторые сутки в Заболотинске и капитан НКВД отбирает лукошко у сержанта милиции. Не смешно ли, товарищи?

Гончар нехотя разжал пальцы, отдав лукошко. Медленно попятился и, уткнувшись спиной в стену, ещё с минуту сверлил на нас с Масловым блуждающим взглядом. Потом вяло развернувшись ушёл.

– Маслов! – зло цыкнула я на копошащегося в лукошке наглого гостя и рванулась за Гончаром.

Молодой милиционер размашистым шагом уже подходил к лестнице, когда я окликнула: «Ванюша!». Никакой реакции. Парень даже не вздрогнул. Снова позвала – тишина. И только громко выкрикнув: «Иван!», он остановился. Обиделся. Вот как с такими ранимыми работать? Извиняться за нахальство Маслова я не собиралась и себя виноватой не считала. Подумаешь, разбила нежное сердце впечатлительного мальчика… Но всё равно как-то нехорошо щемило в груди. Вид у Ванюши был, как у побитой собаки, которая всю жизнь служила верой и правдой, а хозяйка выбросила на улицу. Мужчин не жалею, но парнишку с голубыми глазами пожалела. Сама пошла на мировую. Правда, не стала подыскивать нужные слова сожаления, а сразу загрузила его по-полной.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.